Сергей Гайдуков - Небо в алмазах Страница 17

Выстрелы стихли так же внезапно, как и начались. Я осторожно высунулся из-за «Запорожца» — ожидалось, что из дома выскочит торжествующий победитель стрельбы на выживание. Прошло минут пять, но никто так и не вышел.

Чувствуя себя полным идиотом, я достал из кармана нож, раскрыл лезвие и не очень уверенной походкой направился к этому самому дому номер сто сорок два по Пушкинской улице. Поскольку улица была именно Пушкинская и поэт наверняка исполнял тут роль потустороннего покровителя, я забормотал на счастье: «Паду ли я стрелой пронзенной? А может, мимо просвистит?»

«Сам не свисти», — отозвался в моей голове ДК.

— А вот без чужих советов обойдемся, — решительно пробормотал я, чувствуя усиливающуюся дрожь в коленях. Когда я взялся за дверную ручку, эта дрожь шатала меня не хуже ташкентского землетрясения. Тем не менее я потянул дверь на себя, а та, несмазанная скотина, заверещала так, что я мгновенно вспотел и втянул голову в плечи, ожидая немедленной пули в лоб.

Но пуля не летела. Я закрыл за собой дверь и шагнул вперед, под свисавшую с потолка одинокую лампочку. В ее свете была видна лестница на второй этаж и проход под лестницу, в комнаты первого этажа. Освещены были только нижние ступени, верх же тонул в темноте, так что было совершенно непонятно, чем заканчивается эта череда ступеней и заканчивается ли она вообще.

Однако меня почему-то тянуло именно на эту лестницу. Я стал медленно подниматься, причем ступени подо мной отчаянно стонали. С таким же успехом я мог объявить о своем приходе в громкоговоритель.

Я преодолел ступеней шесть или семь, когда сверху раздался какой-то стук. Чужой стук, в смысле произведенный не мной. Я на всякий случай выставил вперед кулак с зажатым в нем ножом, и тут стук повторился. А потом сверху что-то с грохотом понеслось вниз, я в ужасе прижался к перилам, но те так охотно подались под моим весом, что я понял — сейчас они развалятся и я грохнусь вниз. Я отпрянул назад, и то, что шумно катилось сверху, ударило как раз мне по ногам. Не устояв, я упал, выставив руки вперед, потеряв при этом нож, но удержавшись на тех ступенях, где был. Грохот затих внизу, рассыпавшись на несколько разрозненных звуков. То, что упало, лежало как раз под лампочкой, так что я со своего места мог хорошо рассмотреть только что прогрохотавший мимо меня предмет.

Если человека можно назвать предметом. Уточняю — если мертвого человека можно назвать предметом. Мертв он был не оттого, что кубарем скатился по лестнице, а оттого, что кто-то перед этим пальнул ему в грудь. Темные пятна на сером свитере были хорошо заметны. Ну, естественно. Если в этом доме стреляли, то должны ведь были все эти пули куда-то попасть.

Оставался только вопрос — все ли пули попали именно в этого человека? И где тот, кто стрелял?

И самый главный вопрос — какое отношение все это имеет ко мне и к Тамаре?

7

Ответы мне никто не принес бы на блюдечке с голубой каемочкой. Нужно было подниматься и идти добывать ответы самому. Что я и сделал.

Самое забавное, что в этом доме кто-то жил. Я поднялся на второй этаж и, двигаясь в окружавшей меня темноте на ощупь, ткнул куда-то рукой. Конечно, в ответ мне раздался скрип. В этом доме все скрипело, словно собиралось в следующие несколько секунд развалиться. В ушах у меня скрипело, а перед глазами что-то происходило — темнота стала другой, как будто немного менее плотной. Я двинулся дальше и протиснулся в дверной проем, нашарил на стене выключатель и щелкнул клавишей. Меня слегка тряхнуло током, но свет зажегся. Я зажмурился и на всякий случай встал в боксерскую стойку. Хотя при том, что отношения в этом доме выясняли на пистолетах, это вряд ли бы мне помогло.

Поморгав, я открыл глаза и настороженно осмотрелся. Странно. Довольно чистенькая и аккуратная комнатка. Плотно занавешенные окна, телевизор на тумбочке, платяной шкаф, перегораживающий комнату на две части. На стене висела картина, и это добило меня окончательно. Лично у меня дома из предметов искусства был только календарь из «Плейбоя», да и то висел он в туалете. Тут же был намалеван какой-то пейзаж, который никак не вязался со стрельбой из пистолетов. Я недоуменно пожал плечами и вышел обратно в коридор, но света гасить не стал.

Как оказалось, это было правильное решение. Я ведь поднялся на второй этаж в поисках ответов — так вот, еще один ответ валялся посредине коридора, уставившись остекленевшими глазами в черный полусгнивший потолок. Вокруг этого мужика все было забрызгано кровью, да и сам он будто вылил себе на голову бутылку кетчупа. Только это был не кетчуп.

Я нагнулся над трупом и осторожно потянул у него из пальцев пистолет. Шляться по этому опасному дому без оружия мне не хотелось. Покойник немного поупрямился, но все же отдал мне пистолет. Зажав оружие в руке, я почувствовал себя слегка получше.

Что ж, допустим, что этот товарищ стрелял в другого товарища, который потом скатился по лестнице вниз. Ну и что? Ни того, ни другого я не знал. Обоих я видел впервые, и пусть говорят, что смерть меняет людей, но не до такой же степени. Так что пока во всем этом не было ровным счетом никакого смысла. Так я думал, пока не увидел букву X.

То есть сначала я увидел еще одну дверь. Дверь в дальнем конце коридора. Я просто подумал — куда же стрелял покойник, куда он так упорно вытягивал свою руку? В том направлении была только эта дверь. Я присмотрелся и увидел в двери дырки. Их было шесть или семь, и они располагались буквой X.

Я сглотнул слюну, выставил вперед руку с пистолетом и двинулся вперед, к расстрелянной двери. Где-то на полдороге меня осенило, что стрелять могли как с этой стороны двери, так и с той. И что я сейчас запросто могу нарваться на пулю.

«Если бы тебя, дурака, хотели пристрелить, — язвительно прошептал ДК в моей голове, — это сделали бы уже сто раз. Ты же тут как слон разгуливаешь, светишься, как мишень в тире...»

— Пошел ты! — цыкнул я, прекрасно понимая, что ДК прав. А раз он был прав, то не было смысла трусливо жаться к стене. — А-а-а! — издал я боевой клич, прыгнул вперед и левой рукой дернул на себя ручку простреленной двери. Та легко подалась ко мне, а вслед за дверью на меня повалилось еще что-то.

Что-то — было Лехой Мухиным. Он был все в том же костюме и все в тех же очках, что и вчера днем, но только из-за одного из стекол на меня смотрел не веселый Лехин глаз, а какая-то жуткая мешанина красного и черного... И кровь, много крови брызнуло из этого места прямо на меня, будто специально дожидались — ради страшноватого фонтана...

Наверное, я даже закричал от испуга. Правда, никто не мог потом меня в этом упрекнуть, потому что кругом были одни мертвецы. А они умеют хранить секреты.

Глава 4

Большой облом

1

Этот подонок доверчиво прижимался ко мне, как будто я был его доброй старой мамочкой, а он — чуть перебравшим, но все-таки любящим сыночком. Черта с два, я не был его мамочкой, и об этом я немедленно прошипел Лехе на ухо:

— Отвали, сволочь!

Леха не отозвался, и я подумал, что, наверное, он все-таки откинул копыта. Разбитое стекло очков и то, что было за этим стеклом, наводили именно на такие мысли. Но после трюка с Лехиным исчезновением из закрытого помещения (вместе с алмазами и деньгами) я Лехе совершенно не доверял. Даже мертвому.

— Ладно... — пропыхтел я и хотел было сбросить Лехино тело на пол, но тут вдруг понял, что не могу так поступить. Вот с теми двумя я мог бы обходиться совершенно непочтительно, а с этим подонком — не получалось. Потому что я знал его, еще когда тот был живым. Вот так. Кто бы мог подумать, что я слишком хорошо воспитан и мое воспитание проявится именно при таких вот необычных обстоятельствах.

Короче говоря, я аккуратно — насколько это было возможно — привалил мертвого Леху к стене и перевел дух. Теперь мне было понятно, зачем меня вызвали на Пушкинскую, 142. Кто вызвал и что тут произошло — это были уже другие вопросы, ответа на которые я не знал. Я вообще предпочитал сейчас об этом не думать, чтобы не слететь с катушек. Хватило с меня и Лехи Мухина, вывалившегося из-за двери, мягко говоря, неожиданно. Удержать при таких обстоятельствах больше одной мысли в голове я не мог, а потому сузил направление своих мозговых усилий до минимума. Сначала я подумал: «А нет ли тут где-то рядом Ле-хиных алмазов? Или Лехиных бабок?» Мысль была неплохая, но она не имела никакой связи с реальностью. Леха был кретином в том смысле, что не смотался сразу из города, но он не был кретином до такой степени, чтобы таскать деньги с собой. Я пристально изучил тот шкаф, где прятался Леха, прежде чем его расстреляли буквой X, но ничего там не нашел. В принципе, дом был достаточно большим, чтобы спрятать там двадцать чемоданов с алмазами, но что-то мне подсказывало: у Лехи не было времени на хорошую конспирацию, его здесь застали врасплох, и если денег не было рядом с ним, то их не было и вообще. В смысле — не было в доме.