Джоржет Хейер - Дьявол и паж Страница 17

— В настоящее время эта крестьянская девочка является моим пажом.

Кюре удивленно поднял брови.

— Вот как? Вы всегда берете себе в пажи девочек, герцог?

— Нельзя сказать, что это вошло у меня в привычку, святой отец. Просто девушка не знает, что мне известен ее пол.

Перо в руке кюре дрогнуло.

— Не знает, сын мой? Так что же с ней будет в ваших руках?

Эйвон надменно посмотрел на священника.

— Месье де Бопре, полагаю, вы простите, если я замечу, что мои моральные устои вас не касаются.

Кюре спокойно выдержал взгляд его милости.

— Устои эти, безусловно, ваши, сын мой, но ведь вы считаете уместным навязывать их всему миру. Кроме того, я мог бы вам ответить, что судьба Леони вас не касается.

— Она вряд ли с вами согласилась бы, отче. Попробуем понять друг друга. Леони принадлежит мне. Я купил ее у одного негодяя, который именовал себя ее братом.

— Думаю, у него имелись на то причины, — спокойно ответил де Бопре.

— Вы так полагаете? Можете быть уверены, сударь, сейчас Леони находится в большей безопасности, чем в те дни, когда она жила у Жана Боннара. Я пришел просить вас помочь мне.

— Никогда не слышал, чтобы… э-э-э… дьявол избирал в союзники священника.

Белые зубы Эйвона блеснули в улыбке.

— Даже, пребывая вдали от света, отче, вы наслышаны о моих пороках?

— Да, месье. Ваша репутация известна всей Франции.

— Я польщен. Но в данном случае моя репутация лжет. Леони ничто не угрожает.

— Почему? — прямо спросил де Бопре.

— Потому что, отец мой, с ней связана некая тайна.

— По-моему, это не причина.

— И все-таки это так. Мое слово, когда я решаю его дать, достаточная тому порука.

Кюре сложил руки перед собой и спокойно взглянул в глаза гостя. После продолжительной паузы он кивнул.

— Хорошо, сын мой. Расскажите, что сталось с la petite. Жан никчемный человек, но оставить Леони у меня он не соблаговолил. Куда он ее увез?

— В Париж. Он обзавелся там таверной. Добрейший Жан нарядил Леони мальчиком, и вот уже семь лет она играет эту роль. Теперь же она надела личину моего пажа и останется им, пока я не покончу с этой комедией.

— А что потом?

Эйвон постучал холеным ногтем по крышке табакерки.

— Я отвезу ее в Англию, к моей сестре. У меня мелькнула мысль удочерить Леони. Точнее, сделать своей воспитанницей. Разумеется, я приставлю к ней компаньонку!

— И зачем? Сын мой, если вы желаете девочке добра, отправьте ее ко мне.

— Отец мой, я никогда никому не желал добра. У меня есть основания держать Леони при себе. И как ни странно, я довольно сильно привязался к ней. Поверьте, это чисто отцовские чувства.

В кабинет вплыла экономка. Она поставила на стол поднос с бутылкой мадеры и бокалами и удалилась.

Де Бопре наполнил бокал и пододвинул к гостю.

— Продолжайте, сын мой. Пока я не понимаю, чем могу вам помочь, и зачем вы проделали столь долгий путь.

Герцог поднес бокал к губам.

— Весьма утомительная поездка, — согласился он. — Но дороги у вас в хорошем состоянии. В отличие от наших, английских. Я приехал, отец мой, для того, чтобы попросить вас рассказать все, что вы знаете о Леони.

— Я почти ничего не знаю, сударь. Девочку привезли сюда совсем еще младенцем, а увезли, когда ей едва исполнилось двенадцать.

Эйвон подался вперед.

— Откуда прибыла ее семья, святой отец?

— Боннары не распространялись на эту тему. Полагаю, из Шампани, но они никогда мне об этом не говорили.

— Даже на исповеди?

— Никогда. Как видите, от меня мало пользы, сын мой. Из отдельных слов мамаши Боннар я сделал вывод, что их родина — Шампань.

— Сударь, — глаза Эйвона чуть расширились, — скажите мне откровенно: когда Леони превратилась из младенца в девочку, вы по-прежнему продолжали считать, что она дочь Боннаров?

Кюре посмотрел в окно, помолчал и нехотя признал:

— Я задавался подобным вопросом, сударь…

— И только? Неужели ничто не указывало на то, что она не из Боннаров?

— Только ее лицо.

— А ее волосы, ее руки? Они никого вам не напоминали, отец мой?

— Когда человек в столь юном возрасте, об этом трудно судить. Внешность еще не окончательно сформировалась. Перед смертью мамаша Боннар пыталась что-то сказать. Я понял, что это касается Леони, но несчастная умерла прежде, чем успела сообщить мне свою тайну.

Эйвон нахмурился.

— Вот досада!

Кюре поджал губы.

— А что с девочкой, сударь? Что с ней стало после того, как ее увезли отсюда?

— Как я уже сказал, ей пришлось притвориться мальчиком. Жан Боннар женился на стервозной шлюхе и купил в Париже таверну. Фу! — Его милость взял понюшку.

— Оно и к лучшему, что Леони пришлось стать мальчиком, — спокойно заметил де Бопре.

— Несомненно. Как-то вечером я наткнулся на нее, она пыталась спастись бегством от наказания. Я выкупил ее, и она ошибочно приняла меня за своего спасителя.

— Надеюсь, сударь, у нее не будет повода изменить свое мнение.

Герцог усмехнулся.

— Это трудная роль, отец мой. Давайте оставим эту любопытную тему. Когда я впервые увидел Леони, первой моей мыслью было, что она приходится родственницей одному хорошо известному мне человеку. — Его милость метнул в кюре быстрый взгляд, но лицо де Бопре хранило невозмутимость. — Да, хорошо известному мне человеку. Я действовал, повинуясь этому внезапному убеждению. В дальнейшем, святой отец, эта уверенность лишь усилилась, но никаких доказательств у меня нет. Вот почему я приехал к вам.

— Вы напрасно проделали длинный путь, сударь. Мне неизвестно, действительно ли Леони ребенок Боннаров. У меня возникли подозрения относительно ее происхождения, и именно поэтому я взялся за воспитание малышки и обучил ее многому из того, что знал сам. Когда чета Боннаров умерла, я попытался оставить девочку у себя, но Жан мне этого не позволил. Вы говорите, он дурно с ней обращался? Если бы я это предвидел, то постарался бы удержать Леони в Бассенкуре. Я никогда особенно не любил Жана, но в те времена он был довольно добр к малышке. Он обещал писать мне из Парижа, но я так и не получил ни одного письма, а вскоре и вовсе потерял его след. А теперь случай привел Леони к вам, и у вас возникли те же подозрения, что и у меня.

Эйвон отставил бокал.

— Ваши подозрения, святой отец? — настойчиво переспросил он.

Де Бопре встал и подошел к окну.

— Когда я впервые увидел девочку… ее синие глаза, черные брови в сочетании с огненными волосами… меня охватило недоумение. Я старый человек, а с того времени прошло больше пятнадцати лет. Уже много лет я живу вдали от света. Людей из высшего общества я видел в последний раз в дни моей юности. Новости из Парижа редко доходят до нашей глуши, так что я крайне невежествен во многих вопросах. Леони взрослела и с каждым днем все больше напоминала мне одного человека, с которым я был знаком до того, как стал священником. Когда речь идет о представителе рода Сен-Виров, трудно ошибиться, милорд. — Священник взглянул на Эйвона.

При последних словах кюре глаза его милости холодно блеснули.

— И несмотря на свои подозрения, вы все-таки позволили Леони уехать? Вы знали, что Боннары прибыли из Шампани. Неужели вы забыли, что именно там находятся владения Сен-Виров?!

Кюре надменно посмотрел на герцога.

— Я вас не понимаю, сударь. Да, я подозревал, что Леони — дочь Сен-Вира, но какая ей могла быть от этого польза? Если бы мадам Боннар пожелала сообщить девочке об этом, она бы это сделала. Но ребенка признавал своим и сам Боннар. Для Леони лучше, чтобы она ничего не знала.

Его милость прикрыл глаза.

— Mon père, мне кажется, мы не вполне понимаем друг друга. Скажите откровенно, кем, по вашему мнению, является Леони?

— Ответ достаточно очевиден, как я понимаю, — священник покраснел.

Эйвон захлопнул табакерку.

— И все же произнесем это слово, отец мой. Вы считаете Леони незаконнорожденной дочерью графа де Сен-Вира. Возможно, вам никогда не доводилось слышать об отношениях между графом и его братом Арманом.

— Мне ничего об этом неизвестно, сударь.

— Очевидно, mon père. Тогда выслушайте меня. В тот момент, когда я обнаружил Леони на парижской улице, у меня в голове зародилось множество мыслей. Смею вас уверить, сходство девушки с Сен-Виром поразительно. Поначалу я подумал то же, что и вы. Затем у меня перед глазами предстал сын Сен-Вира. Неотесанный увалень, отец мой. Неуклюжий и коренастый. Я вспомнил о смертельной ненависти между Сен-Виром и его братом. Вы понимаете, к чему я клоню? Жена Сен-Вира — весьма болезненное создание; весь Париж знает, что граф женился на ней, только чтобы досадить Арману. Теперь представьте себе иронию судьбы. Проходит три года, а мадам де Сен-Вир одарила супруга лишь мертворожденным младенцем. И вдруг в Шампани чудесным образом рождается сын. Сын, которому ныне исполнилось девятнадцать лет. Попробуйте, отец мой, поставить себя на место Сен-Вира, не забывая при этом, что огонь рыжих кудрей графа вполне способен опалить и его слабый мозг. Сен-Вир решил раз и навсегда обезопасить себя от любых случайностей. Он отвозит мадам в провинцию, где она рожает, предположим, девочку. Вообразите, каково разочарование Сен-Вира! Но, отец мой, допустим на мгновение, что граф учел эту возможность. В его владениях проживает семья по имени Боннар. Скажем больше, Боннар работал у него. Мадам Боннар за несколько дней до появления Леони производит на свет сына. Обезумевший от ненависти Сен-Вир подменяет детей. Судя по всему, граф дал Боннару хорошего отступного, поскольку нам известно, что тот внезапно разбогател. Потом вместе с семьей он переехал в Анжу и купил ферму. С собой они взяли Леони, оставив Сен-Виру собственного сына, который в одночасье стал виконтом де Вальме. Ну-с?