Картер Браун - Ностальгия по убийству Страница 19

Я пристально смотрела на Ахмеда, пытаясь хоть что-нибудь прочесть в его лице. Одно было ясно: сильный Ахмед — гора мускулов — был бледен и напуган. Но сейчас меня интересовало другое: не лжет ли он?

— Значит, «призрака» мне подсунули...

— Да, мисс. Наверное, это такая шутка.

— Спасибо, Ахмед, за то, что помог расставить все по местам: призраки налево, шутки направо...

Но он даже не улыбнулся.

— Я должен идти, мисс. Вам тоже нужно вернуться к себе.

Он скользнул в тайный коридор, и стена за ним сомкнулась. Если бы я не знала секрета этих стен, то ни за что бы не догадалась, что у дома есть «двойное дно».

В своей спальне я первым делом включила свет и присела, обдумывая ситуацию. Что же происходит? Кто тут «режиссер» и в чем заключается настоящий смысл «шуточки» с призраком Олтона Эсквита? А не лечь ли мне спать, понадеявшись на то, что за ночь мой мозг сам разберется во всем и утром выдаст искомое решение?

Я уже разделась, когда в дверь настойчиво постучали. Стоит мне оказаться нагой, как тут же находятся желающие поглазеть!

— Кто там? — спросила я, торопливо натягивая пижамные штанишки.

— Я! И я не дам вам скучать! Вы так рано отправились спать, что это просто неприлично.

Я узнала голос Берта Бэнкрофта и посоветовала ему как следует закусывать после водки.

— Если вы не откроете, то я... Вот увидите: я способен на многое... Как поднажму плечом...

Черт бы побрал этих поклонников!

— Сейчас вышибу дверь, — пообещал Берт и принялся выполнять свою угрозу.

Понятно, что, натянув пижаму, я поспешила открыть — не выношу треска ломающегося дерева.

Берт Бэнкрофт улыбался: он добился своего. На столике в коридоре стоял поднос с двумя стаканами. Взяв поднос, Берт вошел в мою комнату и притворил дверь.

— Я пришел извиниться за вчерашнее, — сообщил наглец. — Давайте выпьем в знак примирения.

— Пить? С вами? Уж не хотите ли вы сказать, что со мной можно не церемониться? В таком случае — убирайтесь вон!

Я была настроена решительно: пусть Берт не рассчитывает на снисхождение: здесь ему ничего не обломится. Плотоядная ухмылка драматурга поблекла.

— Мэвис, я отношусь к вам с большим уважением, честное слово. Вот видите — два стакана. Этот — мой, — Берт взял один и, поднеся к своему курносому носу, принюхался. — Здесь водка. А этот — ваш. Здесь чистый лимонад. Без подвоха. Выпьем и забудем все неприятности. Жизнь так прекрасна!

— Даже если вы сейчас говорите правду, пить я с вами не буду!

— Но почему?

— Просто не хочу.

— Мэвис, не сердитесь на меня...

— Не хочу. Ни лимонада, ни шампанского, ни нектара. Хочу спать.

Но Берт, казалось, ничего не слышал. Он прошел в глубь комнаты, поставил поднос со стаканами на стол и плюхнулся в кресло.

— Чудовищный день! Я так устал от придирок, ругани и бесполезной болтовни! Никому не нравится первый акт. Стихи вообще стали предметом насмешек. Я сам себе противен. И даже вы, Мэвис, настроены против меня.

Я не собиралась его утешать, хмыкнула и, уперев руки в бока, стала ждать, когда же Берт выговорится и уйдет.

— Мне от вас ничего не нужно, Мэвис... Выпьем, поболтаем минут пять и... Быть может, я хоть немного успокоюсь.

Он встал, взял один стакан с подноса, принюхался и, подойдя ко мне, силой вставил стакан в руку.

— Пару глоточков, Мэвис.

Затем настырный драматург схватил свой стакан с водкой и показал пример, как надо пить.

— Мэвис, вы должны меня простить за вчерашнее. Я ведь ничего не добивался. Просто мне хотелось, чтобы мы подружились... В конце концов, я понимаю, что такой толстяк, как я, вряд ли может с первого взгляда понравиться даме... Чаще всего девушки смеются надо мной. У меня нет подружки, и мне так одиноко...

Я нахмурилась.

— Э, нет, Берт, со мной эти штучки не пройдут. Я знаю все приемы, с помощью которых мужчины добиваются своего. Ваш прием номер три: вызвать сочувствие. Растрогавшись, девушка и не замечает, как оказывается в постели, и не одна...

— Вы так и не выпили?

— Нет. Но я не обижусь, если выпьете вы. Выпьете и уйдете.

— Ладно.

Он опрокинул стакан в глотку и вытер рот.

— Кто же меня опередил? — сказал Берт сам себе. — Иган?

Я вдруг развеселилась.

— Нет, ваш композитор у меня не котируется.

— Неужели Алекс?

— Этот боров? Вы просто издеваетесь!

— Ну, тогда я не знаю, что и думать... Уолтером Томчиком побрезговали бы даже старухи на смертном одре, хотя, надо отдать ему должное, старичок очень активен... Так кто же ваш поклонник?

— Или — поклонница, — я решила подразнить Берта. — Что скажете насчет Трейси Денбор?

От удивления Берт икнул.

— Трейси?! — он поперхнулся и закашлялся. — Извините, дорогая...

— Ваш стакан пуст? — жестко спросила я. — В таком случае — спокойной ночи!

— Мэвис, зря вы так... Я же ваш гость!

— Незваный!

— Я знаю, когда являюсь нежеланным...

— Вот и прекрасно.

Неожиданно Берт Бэнкрофт переменился. Только что передо мной сидел, развалясь, пьяный увалень, но вдруг он подобрался и посмотрел совершенно трезвыми глазами.

— Мэвис, вам не страшно? Вы не боитесь этого дома? Не боитесь этой ведьмы Агаты, которая все вынюхивает, высматривает и притворяется Кассандрой? Не боитесь призрака Олтона Эсквита, вещающего про убийства?

— Призраки не убивают.

— В доме нечто происходит! — ответил он свистящим шепотом.

— Что вы имеете в виду? — я притворилась, что ничего не понимаю.

— Меня тревожит Селестина, — продолжал Берт. — Очевидно, что она находится под чьим-то воздействием. Селестина не хочет играть на сцене, но соглашается выступить в мюзикле. Я тоже ощущаю, что поддаюсь чьей-то воле. Не хочу участвовать в постановке, но тем не менее участвую...

— Вы? Вы взялись за мюзикл по собственному желанию, тем более, что ваш старый приятель Алекс Блант субсидирует постановку и хочет, чтобы снова заблистали такие прославленные звезды, как Нина Фарр и Трейси Денбор.

Берт Бэнкрофт от удивления даже рот раскрыл.

— Кто вам это наговорил?

— Иган Ганн.

— Что за чушь! С Алексом я познакомился всего две недели назад. Нас свел Иган. Он пригласил меня в бар, сказал, что есть интересная работа, я пришел, а там сидит эта туша... Вот тогда и возник проект — поставить на Бродвее мюзикл с ностальгическим уклоном. У меня не было оснований не доверять Игану: однажды мы уже работали вместе — делали шоу, за которое, кстати сказать, нам заплатили сущие гроши. Иган — хороший аранжировщик, но как композитор он слаб. Я согласился написать тексты для мюзикла потому, что Иган поручился: на этот раз гонорары будут высокие.

— Странно... Все, что вы говорите, разительно отличается от того, что рассказал мне Иган Ганн.

— Значит, один из нас лжет, — веско произнес Бэнкрофт.

— Да...

Я задумалась. Берт снова напомнил о себе:

— Мэвис, мне запал в душу ваш рассказ о призраке Олтона Эсквита. Я сопоставил некоторые детали и пришел к выводу, что вы действительно что-то такое видели. Но на самом деле призрак приходил к Селестине.

Мне жаль бедную девушку. Она так молода, неопытна, а вокруг нее плетутся какие-то интриги... Я никому не верю. Никому, кроме... Кроме вас, Мэвис. Если уж совсем начистоту, то я пришел к вам именно поэтому — я хочу, чтобы вы помогли Селестине.

Он пристально посмотрел мне в глаза, но так как я молчала, продолжил:

— Вы равнодушны к судьбе Селестины? Я обратился не по адресу? Ну что ж... Если это вас не интересует, тогда забудем о моих словах. Извините, Мэвис. Я зря побеспокоил вас...

Берт встал.

— Погодите, — остановила я его. — Скажите, вы — пугливый человек?

— Меня может испугать только собственное отражение в зеркале — наутро после попойки.

— Меня бы оно тоже испугало... Однако я уже привыкла, что с первых шагов в этом доме меня пугают все, кому не лень. Наверное, пора завести телохранителя или хотя бы компаньона...

— Черт возьми! Или я осел, или догадываюсь, куда вы клоните, — повеселел Бэнкрофт.

— Поразмышляйте на данную тему, но предварительно отвернитесь к стене.

— Что такое?

— Должна же я переодеться.

— А разве мой взгляд является помехой? — невинно осведомился он. — Ну ладно, уже отворачиваюсь.

Я проверила, насколько мистер Бэнкрофт верен своим словам, после этого скинула пижаму и натянула платье с глухим воротом.

— Все. Можете повернуться.

— Что будем делать? — глазки Берта блестели.

— Осмотрим, как следует, этот слоеный пирог.

— О чем вы, Мэвис? — опешил драматург.

— У этого дома, да будет вам известно, двойные стены!

— Вот как! Вы хотите сказать, что мы с вами займемся сейчас исследованиями?

— Да!

Я подошла к тому месту, где стена раздвигалась, и обеими ладонями, как в прошлый раз, надавила на панель. Без шума и скрипа панель отъехала в сторону, обнажив часть внутреннего коридора.