Варвара Клюева - Лекарство от хандры Страница 2

«В чем дело? — раздраженно думала я, глядя на резвую секундную стрелку. — За каким чертом этот тип покупает билеты четверым юнцам, которые либо уже обилечены, либо провожают товарищей и ехать никуда не собираются? Причем, если глаза меня не обманули, юнцы получили вознаграждение в валюте. Может быть, у подозрительной парочки нет документов? Но тогда им все равно придется сунуть взятку проводнику. Не проще ли было отдать ему стоимость билетов? И им бы обошлось дешевле, и мне бы не пришлось торчать в этом углу, ждать, пока освободится касса. И зачем им четыре билета вместо двух? Ждут приятелей?»

Тут толпа из шести человек отвалила от кассы и быстро зашагала к выходу на перрон. Я облегченно вздохнула и побежала к окошку. Уже просунув паспорт и выпалив заказ, я вдруг повернула голову и поймала на себе взгляд рябого брюнета. Наши глаза встретились на долю секунды, он тут же отвернулся и исчез за дверью, но этот взгляд ударил по моим нервам, точно визг ножа, царапнувшего по стеклу. Что в нем было такого особенного, сказать не берусь, но меня всю передернуло, а лицевые мышцы сами собой скукожились в болезненную гримасу.

— Вам плохо, девушка? — испугалась кассирша. — Может быть, отменить заказ? До поезда семь минут.

— Спасибо, все в порядке. Я просто боюсь опоздать.

Кассирша правильно поняла намек и застучала по клавиатуре как безумная. Через минуту мой билет с жужжанием выполз из принтера, а еще через минуту я резвым галопом выбежала на перрон. И чуть не столкнулась с давешней парочкой, выходившей из павильончика вокзального магазина. Розоволицый осторожно укладывал что-то в пакет и посмотрел сквозь меня, зато рябой снова резанул по мне своим тошнотворным взглядом. Правда, на этот раз ему не удалось вывести меня из равновесия — уж очень я торопилась.

— Ну и ну! — восхитилась пухлая белокурая проводница, принимая у меня из рук билет и паспорт. — Вы всегда приходите к поезду за две минуты до отправления?

— Нет, только по понедельникам, — сообщила я сухо, после чего забрала у нее свои бумажки и вошла в вагон.

— Второе купе, — крикнула вслед толстушка.

«Значит, первое купе занято. Уж не теми ли подозрительными субъектами, что топтались у кассы? Нет, вряд ли. Я обогнала их еще у вокзала, а поезд вот-вот отойдет».

В эту секунду я увидела их за окном. Впереди быстрой, но мягкой походкой шел рябой, за ним почти бежал розоволицый здоровяк. Время от времени он смешно подпрыгивал, что совершенно не вязалось с его ростом и солидным телосложением. Они остановились у входа в мой вагон, и я поспешно ретировалась в купе.

"Какое счастье, что они взяли четыре билета! — подумала я, вешая куртку. — В противном случае мне пришлось бы любоваться на эти рожи до самого Питера. Не самое приятное занятие, особенно в таком настроении. Будем надеяться, они тоже не ищут общества, иначе чего ради было тратиться на отдельное купе? Впрочем, их некоммуникабельность очевидна — достаточно вспомнить взгляд, которым прошил меня рябой красавчик у кассы.

Поезд тронулся. Я переоделась в спортивный костюм, выложила на стол деньги за постельное белье, села к окну и погрузилась в невеселые мысли.

Меня всегда удивляла шкала человеческих ценностей, ставящая на первое место семью. Почему? Мы не выбираем ни родителей, ни братьев, ни детей, а выбирая супругов, зачастую просто не ведаем, что творим. Нежная кроткая дева за пару лет совместного проживания вполне способна превратиться в злобную гарпию, заботливый и преданный жених — в бездушного эгоиста или блудливого сатира. Причем к тому времени, когда это выясняется, супруги, как правило, уже обзавелись потомством, и бракоразводный процесс отнюдь не снимает всех проблем. Многие неудачные пары продолжают жить под одной крышей, старательно отравляя существование друг другу, детям и прочим родственникам.

Но даже если им повезло и у супругов после свадьбы не отросли когти и копыта, все равно ваша жизнь превращается в бесконечный поиск компромиссов, в опасное путешествие по морю, кишащему сциллами, харибдами, сладкоголосыми сиренами и кровожадными циклопами.

Иное дело — дружба. Когда вы готовы назвать приятеля сакральным словом «друг», вы уже совершенно точно знаете, что принимаете его со всеми потрохами, включая слабости, недостатки и закидоны. Равно как и он вас. В эту минуту не звучит марш Мендельсона, вам не ставят штамп в паспорте, зато молчаливо определены правила игры, которые вы не нарушите, пока смерть не разлучит вас. Дружба — самый совершенный тип отношений между людьми. Он подразумевает глубокую привязанность, не отнимая при этом свободы. Под друга не нужно подлаживаться, притираться к нему, скрывать свои естественные порывы. Кандидаты в друзья, не способные принять вас таким, как есть, отпадают сами собой в процессе естественного отбора. Друг может одобрять или не одобрять ваши поступки и образ жизни, но всегда останется на вашей стороне и не попытается вас переделать.

Правда, другом обзавестись не так-то просто. Если в брак в принципе может вступить кто угодно, то стать другом способен далеко не всякий. В последнее время расплодилось столько завернутых на себе самовлюбленных субъектов, что, боюсь, скоро само понятие дружба приобретет оттенок несбыточности, вроде коммунизма или нирваны.

Мне в этом отношении повезло. У меня целых четыре друга — Леша, Генрих, Прошка и Марк. Когда-то мы вместе учились на мехмате, вместе валяли дурака, готовились к сессиям, ходили в походы, одно время даже вместе батрачили в дворниках за маленькую однокомнатную квартирку на Университетском проспекте, которая на протяжении нескольких лет была нашим общим жильем. А уж во скольких переделках мы вместе побывали — не счесть. При том, что все мы люди исключительно мирных профессий, число выпавших на нашу долю ЧП просто не лезет ни в какие ворота, но общими усилиями нам удается найти достойный выход из любого положения. Одним словом, дружба наша крепка и выдержанна, как двадцатилетний коньяк.

Разумеется, это не означает, что мы никогда не ссоримся. Ссоримся, и еще как! Пожалуй, по числу стычек на душу населения наша компания заткнет за пояс соседей в любой самой склочной коммуналке. Но эти взаимные нападки, обиды, оскорбления, а порой и потасовки — элементы старой доброй игры, и никто не воспринимает их всерьез. Настоящая отчужденность возникла между нами только один раз, давным-давно, мы еще учились на втором курсе, а виновато было простое недопонимание. С тех пор мы столько вместе пережили и настолько хорошо узнали друг друга, что, казалось бы, недопонимание вообще исключается. И вот, поди ж ты, последние два месяца в компании ощутимо повеяло холодом.

Все началось с пирушки, устроенной Генрихом по случаю получения новой квартиры. Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что один из пировавших скоропостижно скончался. Это открытие повергло нас в смятение, переросшее в панику, когда мы вспомнили, что жена Генриха Машенька с минуты на минуту должна привезти детей полюбоваться на новое жилье. Находясь в состоянии легкого помрачения рассудка, мы тайком вывезли тело и подбросили в машину «скорой помощи», которую выследили на территории одной из московских больниц.

Нетрудно представить, в какой переплет мы угодили, когда выяснилось, что гость Генриха умер не своей смертью. Положение усугублялось тем обстоятельством, что мы не могли пойти в милицию и сознаться в совершенной нами глупости, поскольку Машенька, будучи натурой впечатлительной, ни за что не согласилась бы жить в квартире, где произошло убийство.

Не знаю, как бы нам удалось выпутаться, не сделай нам судьба внезапный подарок в виде капитана Селезнева. Благодаря молодому оперативнику с Петровки мы не только избежали обвинения в убийстве, но и утаили всю эту историю от Машеньки. Правда, в итоге она все равно отказалась переселиться из Опалихи, решив, что московский воздух вреден детям, но, по крайней мере, мы избавили ее от нервотрепки.

Надо сказать, что Селезнев пришел к нам на помощь совершенно бескорыстно, просто из любви к ближнему. В ходе расследования, узнав о нашей компании, он проникся к нам заочной симпатией, а потом вышел на меня, и так получилось, что, пока тянулась следственная свистопляска, только со мной и общался, завоевав мое самое горячее расположение.

И вот когда все неприятности остались позади, я познакомила капитана с друзьями, нисколько не сомневаясь, что они придутся друг другу по душе. Не тут-то было. Несмотря на открытую доброжелательность Селезнева, эти неблагодарные свинтусы оказали ему такой ледяной прием, что просто кровь стыла в жилах.

Я ничего не могла понять. Даже если не брать в расчет того, что Селезнев помог нам, рискуя своим служебным положением, он был на редкость приятным, располагающим к себе человеком, неглупым, веселым и великодушным. Не заметить этого могли только законченные идиоты, мои же друзья, если и страдают идиотизмом, то в относительно легкой форме. И тем не менее в своем неприятии Селезнева они были единодушны. Даже Генрих, который отличается излишней мягкостью и готовностью приветить кого попало, в присутствии нового знакомого чувствовал себя мучительно неловко, точно чопорная старая дева, по ошибке попавшая в матросский бордель. Марк и Прошка вообще вели себя отвратительно. Оба весь вечер говорили гадости, Марк — в завуалированной форме, Прошка прямым текстом. А Леша был нем, как рыба, хотя в этом как раз не было ничего необычного: Леша у нас чрезвычайно стеснительный и в присутствии посторонних рта почти не раскрывает. Если бы не поведение остальных, его молчания можно было бы не замечать, но, учитывая все вышесказанное, и оно здорово действовало мне на нервы.