Наталья Александрова - Джакузи для Офелии Страница 20

— Фекла, — смущенно ответила девушка.

— Прекрасное имя, и очень модное! — восхитилась Лола. — А теперь позвольте отблагодарить вас, Фекла… — и она вложила в руку девушки новенькую стодолларовую купюру.

— Что вы, не нужно, я это сделала исключительно ради вашего котика, — Фекла попробовала отказаться от денег, но Лола ловко засунула бумажку в нагрудный карман ее халатика и отступила со словами:

— И не возражайте! Вы так нам помогли, что мы просто обязаны сделать для вас хоть что-то приятное…

В это время к Фекле обратилась вошедшая в холл стройная брюнетка, на плечах которой, как экзотический воротник, лежал трехметровый сетчатый питон, и Лола с Маркизом, воспользовавшись этим, выскользнули из помещения ветеринарной клиники.

Спускаясь в лифте с седьмого этажа, Леня проговорил:

— Видишь, чего можно добиться хорошей актерской игрой? Эта ветеринарная Фекла не сделала бы ни за какие деньги того, что ты заставила ее сделать, сыграв на ее чувствах.

Лола, ожидая продолжения, покосилась на Маркиза. И продолжение, разумеется, последовало:

— А твоя старая подруга точно так же сыграла на твоих чувствах. Ты поверила в ее роковую любовь и подлеца-мужа, как Фекла поверила в Аменхотепа третьего. Только то, что простительно наивной медсестре, непростительно бывшей актрисе и моей напарнице!

— Все? — сухо осведомилась Лола. — Ты все сказал? Никак не можешь удержаться и не пнуть меня лишний раз?

— Ну ладно, давай лучше поглядим, что нам дала бедная глупая Фекла, верящая в кошачью любовь с первого взгляда!

— Только номер телефона… — разочарованно протянула Лола, — а я-то ее благодарила…

— Ну, адрес выяснить теперь проще простого. Вот что, ты езжай сейчас домой, выясни по базе данных адрес, соответствующий этому телефону…

— А давай сейчас позвоним, а? — загорелась Лола. — Я Ирку по голосу обязательно узнаю!

— Она тебя тоже!

— А говорить будешь ты, не своим голосом, конечно, а басом! А я только послушаю! И мы тогда убедимся, что находимся на правильном пути.

— Как бы не вспугнуть их… — сомневался Леня.

Но Лола смотрела так умоляюще, что его рука сама набрала номер.

В трубке раздавались длинные гудки. Лола поскучнела.

— Ничего, — Леня пытался ее приободрить, — судя по тому, что ты мне рассказывала, твоя бывшая подружка — дама очень деловая. Дома не часто бывает. Так что ты все-таки выясни адрес, а я поеду на улицу Бутлерова, где убийство случилось, разведаю там на месте, как и что…

Во дворе злополучного дома на улице Бутлерова, как и в тот раз, когда здесь побывала Лола, царило оживление. Здесь были как бы два отдельных клуба по интересам: в одном конце двора собрались в кружок молодые мамаши с колясками, в другом — старушки, ловившие лучи весеннего солнца и оживленно обсуждавшие какое-то интересное событие. Леня огляделся и направился к скоплению пенсионерок, по опыту зная, что они всегда обо всем знают и охотно делятся информацией с малознакомыми людьми.

Подойдя к старушкам, Леня услышал, как одна из них, с крупной бородавкой на носу, взволнованно проговорила:

— Говорю вам, ходит к ней один! В форме, морской офицер! Сколько раз я его видела! В одно и то же время всегда является, в шесть часов! И непременно с цветами! Как есть — полюбовник!

— Никитична, — возразила другая старушка, одетая в куртку с надписью «Адидас», которая была ей велика, — Никитична, ну ты пальцем в небо угодила! Это же муж ее! У нее муж — морской офицер, капитан какого-то ранга!

— Не может такого быть, чтобы муж! — надулась Никитична. — Говорю — полюбовник! У меня на это дело глаз наметанный!

— Да с чего же ты взяла, что полюбовник? Где это видано, чтобы полюбовники в шесть часов вечера приходили? Полюбовники — они днем шляются, покуда муж на работе… точно тебе говорю — это у нее муж!

— Ага, муж! — возразила Никитична и выдала самый неопровержимый аргумент. — Когда это ты видела, чтобы муж домой с цветами приходил?

«Адидасовская» старуха не нашлась, что возразить на такое серьезное соображение, но как раз в это мгновение Маркиз вежливо кашлянул, обращая на себя внимание сторон:

— Я извиняюсь, бабушки, можно вам задать вопрос?

Никитична, недовольная тем, что ей не дали насладиться победой в увлекательном споре, сердито проворчала:

— Какие мы тебе бабушки? Упаси бог от такого внука!

Однако крупная серьезная старуха, видимо, наиболее авторитетная личность в этом дворовом клубе, призвала Никитичну к порядку:

— Ты чего это на человека напустилась? Он к нам вежливо подошел, ничего худого не сказал, так и ты с ним вежливо поговорить должна. А то молодежь вечно ругаем, а сами тоже собачимся! Так что вы, молодой человек, спросить хотели?

— Я хотел спросить насчет двадцать четвертой квартиры…

Не успел он закончить свой вопрос, как та же Никитична, судя по всему, отличающаяся вздорным и нетерпеливым нравом, прервала его:

— А позволь спросить, отчего ты той квартирой интересуешься и по какому такому делу вообще заявился?

Маркиз, хорошо подготовившийся к сегодняшней экспедиции и ожидавший подобного вопроса, продемонстрировал пакет, завернутый в коричневую бумагу и скрепленный неразборчивой печатью, и охотно ответил:

— Служба срочной доставки. У меня для жильца из двадцать четвертой квартиры срочная посылка…

— Ой, милый, опоздала твоя посылка! — вступила в разговор «адидасовская» старуха. — Убили этого жильца!

— Как — убили? — переспросил Маркиз, изображая крайнюю степень удивления.

— Застрелили, милый, застрелили из пистолета! — таинственно, понизив голос, сообщила ему та же тетка.

— Да не слушай ты ее! — воскликнула Никитична. — Она ничего и не знает, а я тебе точно скажу. Ничего его не застрелили, а зарезали ножом. И зарезала его полюбовница…

— Всюду у тебя полюбовники да полюбовницы! — возмутилась бабка в «Адидасе». — Тьфу, слушать противно!

— А противно, так и не слушай, только и не перебивай, когда я правду говорю! А если не нравится, так можешь домой идти!

— Чего это ты меня гонишь? Ты эту скамейку не приватизировала, так нечего претензии предъявлять!

— Никаких я претензий не предъявляю, а только правду говорю! А что тебе мои слова не нравятся, так это я знаю, отчего. Это оттого, что к тебе самой Федор Ипатьевич ходит из сорок шестой квартиры! Для того ты и одеваешься по моде, как молодая!

— Ой! — старуха в «Адидасе» подскочила и побагровела, как свекла. — Никакой у тебя совести нет! Федор Ипатьевич — приличный человек, и если иногда зайдет ко мне чаю выпить, так это он в своем праве!

— Знаю я, какой вы там чай пьете! — отрезала Никитична, поджав губы, и повернулась к Лене: — Ты ее не слушай, молодой человек, ты меня слушай! Точно я тебе говорю — полюбовница его зарезала, вот таким ножом! — она показала руками такой размер, какой обыкновенно показывают рыбаки, рассказывая о пойманной щуке. — А я это точно знаю, мне все доподлинно Сима Оглоухова рассказала, Серафима Петровна из двадцать второй квартиры, а она зря говорить не станет, она женщина сурьезная, у нее родной зять на государственной службе находится. А она-то сама все своими глазами видела…

— Как — своими глазами? — удивился Леня. — Что, прямо при ней жильца из двадцать четвертой квартиры убили?

— Зачем же при ней? — насупилась Никитична. — Что ты такие ужасы говоришь? Она у полиции понятой была, потому все и знает! И нож тот своими глазами видела, и полюбовницу ту, когда она его убивать пришла! У Симы, у нее в двери глазок специально проделан, чтобы видеть, что на лестнице творится, и она через тот глазок эту полюбовницу почитай каждый день видела, так что мои слова самые правильные, можешь не сомневаться! Так она ее прямо перед самым убийством видела, как та по лестнице шла, и нож у нее такой огромный прямо в руке! Так и видать, что сейчас непременно кого-нибудь убьет!

— Всегда она больше всех знает! — пробормотала себе под нос старуха в «Адидасе». — А только я точно говорю, из пистолета его застрелили, из большущего черного пистолета!

— А ты вообще иди, чайник ставь! — ехидно проговорила Никитична. — Вон, Федор Ипатьевич к тебе идет!

— Где? — обернулась та. — Где Федор Ипатьевич?

Тут же она поняла, что хитрая товарка поймала ее, и набросилась на ту с руганью и чуть ли не с кулаками. Леня, который почувствовал, что не узнает в этом «дамском клубе» больше ничего полезного, поспешно ретировался и направился к тому подъезду, в котором находилась «нехорошая квартира» — место недавнего преступления.

На двери двадцать четвертой квартиры была наклеена бумажка с блеклой фиолетовой печатью. Леня без труда смог бы проникнуть внутрь и потом снова приклеить бумажку, но это не входило сейчас в его планы. Кроме того, он не сомневался, что наблюдательная Серафима Петровна Оглоухова находится на своем посту, возле глазка на двери квартиры номер двадцать два, и следит за всеми его действиями.