Сельма Эйчлер - Аллергия на убийства Страница 20

Я кивнула. Донна выглядела такой несчастной, что мне пришлось буквально сесть себе на руки, чтобы удержаться, не похлопать её по плечу, не пробормотать какую-нибудь ерунду вроде «Ну полно, полно…».

Вот так-то. Рамка с фотографиями привела меня именно туда, куда и предрекал мой разумный внутренний голос, — в тупик. И тут я услышала, как спрашиваю:

— Вы не против, если я взгляну на эти снимки: — Причём спросила, не преследуя абсолютно никакой цели. Зачем — до сих пор не пойму.

Донну моя просьба явно огорчила.

— Уверяю вас, это никоим образом не поможет в вашем расследовании, — резковато возразила она, и на бледных щеках вдруг заалели яркие пятна.

Теперь уже меня разобрало любопытство.

— Есть причины, по которым вы не хотите мне их показывать?

— Конечно нет. Сейчас принесу. — Поджав губы, она встала и поспешно вышла из комнаты.

Вернулась Донна с хозяйственной сумкой в руках, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства. Даже вымучила напряжённую улыбку. Если эта женщина и не была в восторге от моего желания взглянуть на снимки, то по крайней мере она с этим смирилась. Донна села, достала из сумки рамку и молча передала мне её лицом вниз.

Рамка оказалась больше, чем я ожидала, и была выполнена из красного дерева толщиной сантиметра четыре, с инкрустацией. Само собой, переворачивала я её не без любопытства, заключив из поведения Донны Корвин, что увижу нечто неожиданное. Но к тому, что увидела, была совершенно не готова.

На основу цвета слоновой кости были наклеены фрагменты снимков — всего восемь штук. С каждого смотрела маленькая Кэтрин. Фотографии были своего рода хронологией короткой жизни девочки, от младенчества и до недавнего времени. Некоторые снимки — явно студийные, сделанные профессионально, а некоторые — любительские. Но все их роднила одна общая, ужасная особенность.

На каждой из восьми фотографий личико Кэтрин с тонкими чертами было перечёркнуто отвратительным красным крестом.

Глава 15

— Когда я это впервые увидела, мне стало дурно. В глазах помутилось, — дрожащим голосом произнесла Донна. — Такой шок… На миг я даже подумала, может, Эвелина всё-таки права и кто-то действительно ненавидел Кэтрин до такой степени, что желал ей смерти.

— Надо понимать, больше вы так не думаете.

— Нет. Это был отвратительный — да что отвратительный, просто гнусный поступок. — Достав из кармана джинсов бумажную салфетку, Донна поспешно вытерла глаза. — Но я не считаю, что тот, кто это сделал, убил Кэтрин. Потому что её вообще никто не убивал.

— Кто, по-вашему, мог изуродовать фотографии?

— Трудно сказать. Рамка стояла у меня на тумбочке, так что… — уклончиво ответила она.

— Понятно. Но какие-то подозрения у вас наверняка имеются, — не отставала я, пытаясь вынудить её назвать имя, чтобы не пришлось самой это делать.

— Ну… вряд ли этично голословно обвинять…

Да в таком духе мы можем всю ночь продолжать!

— Вы считаете, что это был Тодд, верно? — не выдержала я.

Ответа я ждала так долго, что уж думала — не дождусь.

— Скажем так: возможно, — наконец вымолвила Донна.

— Вы его об этом спрашивали?

— Я не могу, — бесстрастно ответила она.

— Не понимаю.

— Ну хорошо. Допустим я спрошу у Тодда, он будет всё отрицать. Я ещё больше расстроюсь. Не сдержусь, что-нибудь скажу, он ответит, а потом… — Она осеклась, поморщившись. — В итоге всё только усугубится. Единственное, чего я добьюсь, — огорчу Барри, а это было бы жестоко. Ей и без того волнений из-за него хватает. И потом, не забывайте, ведь смерть Кэтрин и для неё большое горе.

— Да. Я понимаю, что вы с Барри дружите, но, по-моему, важно в этом разобраться. — Я ждала, что она ответит, а поскольку Донна молчала, без обиняков выдала: — Вы не возражаете, если с Тоддом поговорю я?

— Возражаю. Вы даже не представляете, какую бурю, какие сложности в семье это вызовет. С тех пор как То… кто-то надругался над фотографиями, я прячу рамку у себя в ящике. — И неохотно добавила: — Послушайте, Дезире, если об этом узнает моя свекровь, не знаю, что она сделает. Может даже лишить Тодда наследства. Я не желаю быть в ответе за подобный исход.

— Вы и не будете, — заявила я её. — Хочу предложить вам сделку. — Донна непреклонно замотала головой, но я гнула своё: — Не забывайте — меня наняли, чтобы проверить все возможности, даже гипотетические. Если вы не позволите обсудить эту тему с Тоддом, я буду вынуждена сообщить о его поступке Эвелине.

Я понимала, что это очень смахивает на шантаж. В известном смысле это и был шантаж — зачем отрицать? Поэтому я попыталась подсластить пилюлю и с чарующей (как я надеялась) улыбкой продолжала:

— Знаете, мне это по душе не больше, чем вам. Помню в школе терпеть не могла детей, которые бегали жаловаться учителям. Правда, чаще всего они жаловались на меня. — Глупый смешок, который я при этом издала, был совершенно неуместен. Донна не засмеялась в ответ, и я пустилась в откровения: — Честное слово, нравится вам это или нет, но когда ведёшь расследование, нельзя ничего оставлять без внимания. Мне необходимо докопаться до корней этой истории с Тоддом. Но если всё-таки выяснится, что…

— Никогда не показала бы вам это снимки, если бы знала, что вы побежите к свекрови! — перебила Донна, смерив меня взглядом, который обычно приберегают для таракана. Беременного таракана. — Что ж, поделом мне, коли такая дура. Но повторяю ещё раз: не вижу никаких оснований, чтобы вы так поступали.

— Я всего лишь…

— Зачем вам это? — снова наступила она на горло моей песне. — Моя дочь умерла от болезни. Мне показалось, вы с этим согласны.

— Дело в…

— Сами же говорили, что взялись за это дело главным образом ради того, чтобы убедить мою свекровь, что это не было убийством. Я вообще не понимаю, почему вы до сих пор этим занимаетесь, давно бы уже следовало поставить точку.

— Вы правы, — ухитрилась вставить я. — Поверьте, я по-прежнему надеюсь убедить Эвелину, что Кэтрин никто не убивал. Но прежде чем убеждать её, я должна быть сама уверена на сто процентов.

Воцарилось молчание. Я читала её мысли как по писаному (невелика заслуга, учитывая, с каким выражением Донна на меня взирала). «Мало того, что эта рыжая стерва меня шантажирует, так ещё и выгоду с этого имеет» — вот что думала моя визави. Впрочем, какие бы чувства Донна ко мне ни питала, особого выбора у неё не было, и, кажется, она это поняла.

— Ну хорошо, что вы там предлагаете? — процедила она.

— В общем, так. Я поговорю с Тоддом, но больше никому ни слова не скажу о фотографиях. При том условии, конечно, что Тодд не имеет отношения к смерти Кэтрин.

— Честное слово?

— Клянусь.

С минуту она обдумывала моё предложение и наконец неохотно согласилась:

— Ладно, договорились.

— Вот и отлично! Маленькое чудовище дома?

— Недавно видела его на кухне. — И с неприязнью добавила: — Он там большую часть времени околачивается. Пойду позову. Я вам больше не нужна? — Донна потянулась к своему вязанью.

— Вы — нет, но вот это пока подержу. — Я постучала пальцем по рамке, лежавшей у меня на коленях.

— Хорошо, но когда будете уходить, пожалуйста, отдайте её Луизе. Мне бы не хотелось, чтобы с фотографиями случилось ещё что-нибудь похуже. — Забрав рукоделие, Донна встала.

— Позвольте только ещё один вопрос.

Она медленно уселась обратно.

— Вы знаете, когда это произошло?

— На прошлой неделе. Если точнее, в среду вечером, — мимолётная тень скользнула по лицу Донны. — Какая ирония судьбы, — произнесла она (явно обращаясь к самой себе, ибо меня не особенно жаловала). — Этот снимок Кэтрин, который сделала Барри, лежал у меня давным-давно, чуть ли не год. И мне вдруг срочно захотелось поместить его в рамку как раз накануне её смерти…

Миляга Тодд выглядел ещё хипповее — если такое возможно, — чем в наши предыдущие посиделки. Грязные кудряшки с пурпурной прядью стояли торчком. Драные джинсы держались на честном слове, а на стильной маечке с добрым советом «Лучше отвали!» без труда можно было прочесть меню последних десяти трапез мальчугана. Довершали отвратное зрелище торчавшие из-под джинсов огромные ступни, голые и грязные.

Гаденько улыбаясь, красавчик присел на подлокотник кресла, где только что сидела Донна, с важным видом скрестил руки на груди и надтреснутым голосом осведомился:

— Чем могу помочь, советник? — Видимо, решил выпендриться, блеснуть недавно выученным словечком — спасибо телевидению.

— Если ты забыл, напоминаю: я частные сыщик, а не советник. Советник — это юрист, — пояснила я подчёркнуто сдержанно, радуясь случаю поставить мерзавца на место. (Конечно, взрослой женщине вроде бы не к лицу тягаться в эрудиции с подростком. Но, похоже, этот деточка пробуждает к жизни все мои пороки.)