Варвара Клюева - Лекарство от хандры Страница 22

Решив, что имею несомненное моральное право поинтересоваться их содержимым, я открыла молнию первой и вытряхнула вещи на кушетку. Тренировочный костюм, белье, рубашки, носки, электробритва — все было новеньким, только что из магазина, даже с не сорванными этикетками. Содержимое второй сумки мало чем отличалось от первой. Такие же новые шмотки, только немного другой ассортимент. Ни документов, ни записной книжки, ни единого клочка исписанной от руки бумаги…

Я переключила внимание на стол. Он был завален деликатесами в вакуумной упаковке с нарезанной осетриной, ветчиной и бужениной, тут же лежала небольшая красная головка сыра с насыщенно-желтым срезом, остатки копченой курицы, вскрытая баночка черной икры, банка дорогого растворимого кофе и, наконец, хлеб. Довершали картину чревоугоднического разврата початая бутылка «Реми Мартена».

Поскольку я никак не могла согреться, глоток горячительного был весьма кстати. Я поскорее приложилась к бутылке и разом выхлебала добрых полстакана. В первое мгновение меня едва не вывернуло, зато желудок обожгло теплом, которое быстро разлилось по всему телу. Конечно, пить дорогой французский коньяк залпом из горла — неслыханное кощунство, но к смакованию напитка не располагала обстановка. Так или иначе, но своей цели я добилась: озноб наконец прекратился. Неожиданным, но приятным побочным эффектом лечебной процедуры было облегчение боли в ушибленной руке, которая к тому времени покраснела и довольно заметно увеличилась в объеме.

Я поглядела на яства. Есть совершенно не хотелось, но я не знала, сколько придется добираться до цивилизации, а потому взяла нож, нарезала хлеба и соорудила себе пяток бутербродов.

Когда с приготовлениями в дорогу было покончено, меня вдруг охватила такая истома, что сама мысль о длительном пешем переходе показалась абсурдной.

— Ты, пьяна, Варвара! — обвинила я самое себя нетрезвым голосом, с тоской глядя на диван — точную копию родительского, стоявшего у нас в квартире на заре моей юности. Эх, сейчас бы вздремнуть часок-другой! Но нельзя. Субъектов, невесть откуда свалившихся на мою голову, в любую минуту может покинуть азарт погони, их потянет назад, в тепло, и к этому времени я должна быть уже далеко.

Прикрыв осоловевшие глазки, я позволила себе пять минут покоя, необходимых, чтобы собраться с духом. Пять минут затянулись до получаса и, возможно, продлились бы еще дольше, если бы, задремав, я не уронила голову на стол. Разбуженная чувствительным ударом в лоб, я подняла голову и недовольно посмотрела на продукты, которые, как выяснилось, на роль подушки совершенно не годились. Тут меня посетила счастливая мысль: зачем оставлять запасы продовольствия врагу? Они ничем не заслужили такой любезности с моей стороны. «Фиг вам, а не еда! — злорадно подумала я. — Заберу с собой все до крошки. А надоест нести — выброшу в лесу, зверушки будут рады».

Я поискала глазами какой-нибудь пакет, но увидела только две выпотрошенные мной сумки. Слегка покачиваясь на непослушных ногах и мстительно хихикая, я взяла сумку, смахнула туда все, что лежало на столе, и двинулась к двери. В эту минуту за окном раздалось урчание мотора. Кто-то ехал к дому на машине.

«Возвращаются!» — от испуга с меня мигом слетел хмель. Я заметалась по комнате. Машина была еще довольно далеко, и, наверное, мне удалось бы выскочить из дома до появления похитителей, но, по виду из окна, дом стоял на открытом месте, и меня запросто могли заметить. Значит, нужно опять спрятаться в доме, и спрятаться хорошо, потому что, заметив распотрошенные сумки и пропажу продуктов, злодеи разберут дом по бревнышку.

Я бросилась в соседнюю комнату, потом вернулась, хотела выскочить в прихожую, но тут мой взгляд снова упал на старый диван. И второй раз за этот день детские воспоминания подкинули мне вдохновенную идею.

Когда-то в квартире моей нынешней чудовищной соседки Софочки жила семья, с которой наша была очень дружна. Многие праздники родители отмечали совместно с соседями. В одной из квартир собирались взрослые, а другую оставляли на растерзание детям. Соседские мальчишки, братья-погодки, были неистощимы на выдумки. В какие только игры мы с ними не играли! В индейцев, в пещерных людей (пещерой служил накрытый одеялом обеденный стол), в конкистадоров, в инопланетян, в космонавтов… Игра в космонавтов заключалась в следующем: одного из участников («космонавта») укладывали в мелкий ящик для постельного белья под сиденьем дивана. Потом сиденье опускали, остальные участники забирались на него с ногами и весело скакали над испытуемым. О, какие это были ощущения, когда во время скачек тело, сдавленное в «барокамере», подвергалось еще и ударному воздействию большущих пружин! Тем не менее каждый из участников игры прямо-таки рвался в утробу дивана. Мы оставили это развлечение, когда старшему из мальчишек исполнилось тринадцать лет. Он как-то внезапно вырос и перестал помещаться в тесном ящике (да и диван что-то чересчур быстро одряхлел). Насколько мне запомнилось, я теперешняя уступала в размерах ему тогдашнему, а значит у меня по-прежнему был шанс туда втиснуться.

Если не знать о существовании ящика, обнаружить его непросто. Он не выдвигается снизу, и увидеть его можно, лишь подняв сиденье, а оно довольно тяжелое. И я могу придерживать его изнутри.

Мотор за окном заглох. Машина остановилась. Хлопнула дверца, затем другая. Забыв о больной руке, я рванула вверх сиденье дивана, крякнула от боли, подперла крышку плечом, бросила в угол ящика сумку с продуктами, валенки, телогрейку и нырнула следом сама. Диванное сиденье упало на место одновременно с хлопком входной двери.

Две пары ног протопали через прихожую, дверь комнаты открылась, шаги замерли на пороге. Почти над самой моей головой раздался сухой невыразительный голос:

— Твоя правда, Акопян. Эта малявка мне не по зубам.

— Она сперла нашу жратву!

Ага, вот она, страшная месть! Видать, Акопян — обжора почище Прошки (хотя, казалось бы, это невозможно). Возмущению незадачливого костолома не было предела, словно мой поступок до основания потряс его веру в людей. Святая невинность!

— Этого и следовало ожидать, — невозмутимо заметил сообщник. — Пока мы барахтались в снегу, рыская по всему лесу в поисках следов, она преспокойно вернулась к дому, забрала свою куртку с сапогами, перетряхнула наши манатки, запаслась в дорогу провиантом и была такова.

— Куртка и сапоги в машине, — напомнил жирный баритон Акопяна.

— Значит, подобрала себе одежку из барахла, что свалено в чулане. Мать твою!.. Это же было очевидно! Ну почему я сразу не допер, что она не пойдет по морозу разутая и раздетая? Все, Акопян. Надо сматывать удочки. У нее в запасе было полтора часа. Если она двинулась в путь вскоре после нас, то сейчас уже подходит к шоссе. Немного везения с попуткой, и через два часа ее довезут до города. А если попадется водила с мобильником, то по нашу душу могут явиться еще засветло. Больше здесь оставаться нельзя. Быстро наводим в доме порядок и отчаливаем.

Там, на чердаке, человек по прозвищу Кушак непрерывно кричал и сыпал проклятиями. Теперь же, когда он говорил спокойно, я поняла, что и его слышала раньше — одновременно с жирным баритоном Акопяна. Конечно, удар по голове, пары эфира и неизвестный наркотик вкупе с французским коньяком сказались на моей памяти не лучшим образом, но, поднатужившись, я все же сумела извлечь из нее образы, соответствующие голосам.

"Василий и Анатолий! — внутренне ахнула я и почувствовала, как брови поползли вверх. — Странная парочка из поезда, купившая полчаса моего бесценного общества за тысячу баксов. Теперь кое-что проясняется, включая и их бредовые речи здесь, в доме.

У «серьезных людей», которые якобы подослали меня к ним, очевидно, возникли к этой парочке серьезные претензии. Вася с Толей благоразумно решили смыться и помчались на Ленинградский вокзал, нервно оглядываясь в поисках «хвоста». По иронии судьбы они записали в «хвосты» меня, а для проверки дикой гипотезы попытались вступить со мной в контакт, но нарвались на решительный отпор, и пришлось им прибегнуть к подкупу. Брошенное вскользь Василием на чердаке: «Ты тоже рылся в ее шмотках…» — доказывает, что получасовая беседа со мной была не единственной целью подкупа. Вася, обещавший подсыпать снотворное в коньяк Анатолия, подмешал зелье мне, после чего они без помех осмотрели мой багаж. Еще одна фраза Василия: «Неужели я мог так проколоться?» свидетельствует о том, что после шмона подозрения с меня сняли.

Пока все выглядит логично. Неизвестно только, каким образом наши пути пересеклись вновь и почему возродились их подозрения. И еще вызывает недоумение фамилия или прозвище Анатолия — Акопян. Насколько я помню, его ряха ничем не напоминала об Армении. Вот второй, с кошачьим именем Василий — тот и впрямь похож на кота, и повадки у него кошачьи… Точно, я ослышалась, его кличка не Кушак, а Кошак".