Каждому по заслугам - Людмила Мартова Страница 22

– Ну и что?! – выкрикнула его собеседница. – Это просто совпадения, которые ничего не доказывают. Вы можете осматривать мою квартиру сколько угодно. Там нет подпольной биолаборатории.

– Куда вы шли в ночь на одиннадцатое августа и что несли в бидоне?

– Я подкармливаю собаку, – выпалила она. – У нас стройка, в двух кварталах от нас возводят новый жилой дом. У железнодорожной насыпи, знаете? Там у строителей живет собака. Большая дворняга с московской сторожевой в дальней родне. Я ношу ей еду, потому что рабочие с этим явно не справляются. При моей пенсии я не имею возможности покупать дорогой корм или мясо, но приобретаю на рынке кости и обрезки и варю кашу на костном бульоне. И отношу Пирату. Это собаку так зовут. Пират. Вы спросите рабочих, они подтвердят.

– Но почему ночью?

– Да потому что в те дни стояла удушающая жара. При моем заболевании у меня и так постоянная сухость кожи и слизистых. Лучше всего я чувствую себя в дождь, а в жару мне очень плохо, и я стараюсь не выходить из дома. В жаркие дни я выхожу на улицу ближе к вечеру. К счастью, у нас магазины допоздна работают, а потом я заношу продукты домой и отправляюсь проведать Пирата. В тот день было особенно жарко, я устала, пока ходила в магазин, и решила немного передохнуть. А потом отвлеклась и забыла отнести еду. Опомнилась уже в ночи. Мне не спалось из-за боли в суставах, я вертелась на кровати и тут вспомнила, что Пират остался голодным. Собралась и пошла на стройку. Возможно, это и было во втором часу ночи. Признаться, я не смотрела на часы.

Своим знаменитым внутренним чутьем Зимин знал, что она сейчас говорит правду.

– Кого вы видели на улице?

Морозова пожала плечами:

– Никого. Улица была совершенно пустынна, что неудивительно для такого времени суток. Но понимаю, что там кто-то был, раз вы утверждаете, что есть свидетели, которые видели меня с бидоном.

– Ваш путь пролегал мимо сквера перед гостиницей?

– Да. Но я туда не сворачивала, шла по тротуару. Конечно, мой преклонный возраст позволяет мне довольно безбоязненно передвигаться по ночному городу. Не думаю, что кому-то придет в голову ко мне пристать, а брать у меня совершенно нечего, но все-таки я стараюсь придерживаться освещенных мест и не забираться в кусты. Поверьте, я не ищу приключений.

Осмотр морозовской квартиры, как и подозревал Зимин, ничего не дал. Никаких следов биологических жидкостей или оборудования, на котором можно было бы изготавливать какие-то медицинские препараты, в ее небольшой однокомнатной квартире не обнаружили.

Жила Арина Романовна в одном из так называемых обкомовских домов, бывших в конце восьмидесятых – начале девяностых годов прошлого века довольно престижными. Зимин не сдержался и полюбопытствовал, как именно одинокая Морозова умудрилась в свое время получить квартиру в столь престижном месте.

– Я не всегда была старой, больной и столь неприглядной на вид, – ответила она с горькой усмешкой. – Когда я после аспирантуры вернулась в наш город и устроилась на работу в галерею, у меня была оставшаяся от родителей двушка в хрущевке, располагавшаяся в Заречье. Родители мои рано умерли. Отец, пока я училась в институте, а мать, когда я уже была в аспирантуре. И у меня быстро начался роман с чиновником довольно высокого ранга. Ему нравилось думать, что его любовница – искусствовед. Было в этом что-то возвышенное. В общем, он поспособствовал в получении мной этой квартиры. Она оказалась платой за то, что я так и не устроила своей личной жизни. Этот человек был намного старше меня. Он жил в одном из соседних домов, так что ему оказалось очень удобно наносить мне визиты. Наша тайная связь длилась много лет, а когда он умер, я осталась одна. Без семьи и детей. Такая вот грустная, хотя и очень банальная история.

История таки была банальная. Не поспоришь. Зимин смотрел на эту немолодую женщину с явной печатью сильного нездоровья во всем ее облике и пытался представить молодую девчонку, имеющую покровителя. И не мог. Снежана бы сказала, что это эйджизм.

– А с Алексеем Гольцовым у вас не было романтических отношений?

Морозова печально посмотрела на Зимина:

– У вас, Михаил Евгеньевич, сложилось обо мне неправильное представление. В моей жизни был только один мужчина, которого я любила. Так уж сложились обстоятельства, что сначала он не мог оставить семью и уйти ко мне, потому что это отрицательно сказалось бы на его карьере, а потом в этом уже не имелось особого смысла. Алексей Аркадьевич не был моим любовником. Только коллегой, начальником, наставником… У нас были схожие взгляды.

– На жизнь?

– На искусство. На жизнь мы смотрели как раз по-разному. Я всегда считала, что тех, кого любишь, надо прощать, что бы они ни натворили. А он не мог простить, потому даже сына из жизни вычеркнул. Его жена так и не смогла с этим смириться, бедняжка. Я уверена, что она от этого и ушла так рано. От горя.

– Вы не знаете, почему они поссорились?

Морозова покачала головой:

– Нет, не знаю. Гольцовы никогда про это не говорили, а я не спрашивала. Правда, в последнее время мне почему-то стало казаться, что Алексей Аркадьевич ищет путь к примирению с сыном.

Зимин навострил уши.

– Вот как? С чего вы это взяли?

– Мы с Алексеем Аркадьевичем в последнее время совсем редко виделись. Из-за моего самочувствия я свела общение с другими людьми к минимуму. Не хотела, чтобы меня видели… Такой… В общем, я была у него в конце июля, а до этого мы не встречались с зимы. И когда мы пили чай, ему кто-то позвонил. На мобильный. Он услышал мелодию, и у него даже лицо изменилось. Как будто посветлело. Он ответил на звонок, но сказал, что не один, поэтому перезвонит позже. В разговоре он назвал звонившего Ваней. А я помню, что у Гольцовых сына звали Иваном.

Зимин снова навострил уши. Да, в материалах дела значилось, что блудный сын, совершивший какой-то проступок, из-за которого его отлучили от дома, звался Иваном Гольцовым, ныне Иваном Карповым. Вот только он утверждал, что с отцом по-прежнему не общается, и не верить ему у правоохранителей не