Покаяние разбившегося насмерть - Валентина Дмитриевна Гутчина Страница 23

Разволновавшись, парень нервным жестом подергал свой собственный галстук, попытавшись ослабить узел, словно тот вдруг начал его душить. Почти тут же он поспешил протянуть мне руку для пожатия, заодно представившись: «Меня зовут Марко. Я тут работаю охранником…»

Пожав влажную ладонь, я наклонился и собрал в компании резво присоединившегося ко мне Марко оставшиеся снимки – всего их оказалось ровно тринадцать штук. На обратной стороне каждого, как и говорил Франсуа Шюни, немного детским подчерком с загогулинами было старательно выведено: «Из архива Николя Петрю»; следом шел его размашистый автограф.

Внимательно рассмотрев каждый снимок, я сделал простой вывод: судя по качеству и ракурсу, все они были распечатаны с любительской видеозаписи; камера была установлена где-то наверху – видимо, на шкафу, который стоял по соседству с кроватью. У меня тут же мелькнула мысль: малыш Нико нигде официально не трудился. Откуда же, в таком случае, у парня в комплекте с дорогим айфоном и ноутбуком была еще и видеокамера? И в чьих же руках в настоящее время находится этот самый «архив Николя Петрю»?..

Все эти факты пока что были неизвестны комиссару Анжело. Несколько минут – и ситуация изменится, потому как теперь, разумеется, следовало вызвать полицию и готовиться к неприятностям – как только отец узнает, что в уголовное дело с убийствами замешан сотрудник «Садов»…

– Что тут у вас происходит?..

Я еще размышлял о том, что следует предпринять, как за спиной раздались стук двери, шаги и этот вопрос. Мы с Марко, как пара заговорщиков, вздрогнув, одновременно развернулись. Перед нами стоял невысокий щуплый мужчина в просторной куртке; откинув капюшон с головы, он рукой поправил ежик светлых волос и дружелюбно улыбнулся.

– Бог мой! – приблизившись к нам, он замер, потрясенно уставившись на снимки в руках озадаченного Марко и, мгновенно покраснев не хуже охранника, осторожно взял их. – Да это настоящий скандал! Отвечайте же, Марко, откуда у вас это… Даже не знаю, как назвать.

Я молча наблюдал, как Марко, моментально встав навытяжку, как перед генералом, в очередной раз проговорил свой взволнованный монолог о неожиданной находке на подоконнике. Слушая его, мужчина взволнованно просмотрел снимки и, извинившись, попросил оставшиеся у меня. Сложив их все в стопку, он задумчиво перевел взгляд с меня на Марко.

– Понятия не имею, кто герой этих снимков, а вот героиня мне, увы, известна – эта наша Селин. Значит, кто-то подбросил скандальные снимки на подоконник… Интересно, кто? Ты все время был здесь, Марко?

Марко еще не успел ответить, как сам вопрошающий вдруг вновь бросил на меня встревоженный взгляд.

– Прошу прощения, а вы кто?

Я в свою очередь улыбнулся

– Я – представитель косметической фирмы «Сады Семирамиды», спонсора реабилитационного центра. А вы кто?

Мужчина рассмеялся с явным облегчением.

– Замечательно! Стало быть, вы в курсе, что тут у нас произошло? – он протянул мне руку для пожатия. – Меня зовут Винсент Молю, я работаю психотерапевтом реабилитационного центра.

У этого психотерапевта, чье имя было мне знакомо по сегодняшним статьям в прессе, были на редкость приятная улыбка и лицо – очень энергичное и светлое. Я с не меньшим удовольствием пожал его руку.

– Ален Муар-Петрухин, очень приятно.

Почти тут же Винсент Молю взглянул на часы на своем запястье, мимолетно нахмурившись.

– Через пятнадцать минут у меня начнутся занятия по йоге, которые я веду для пациентов нашего центра. Полагаю, вы не будете против, если я пока что припрячу эти отвратительные снимки к себе в карман – боже мой, как удачно, что никто из моих подопечных не успел их увидеть!..

Она развернулся к охраннику, строго взглянув на него.

– А тебя, Марко, я попрошу немедленно вызвать полицию. Мы передадим снимки им, пусть они разбираются, каким образом все это попало сюда, – очередная улыбка в мой адрес. – Полагаю, вы не против?..

Разумеется, я был обеими руками «за». Как бы мне ни хотелось, чтобы история адюльтера сотрудника «Садов» и попытка его шантажа со стороны убитого малыша Нико остались тайной для широкой общественности, но если уж некто подбросил снимки на подоконник центра, пытаться препятствовать тому, чтобы информация об этом дошла до полиции, совершенно бесполезно. Я бодро заверил мсье Молю, что он абсолютно прав и, пока Марко направился к столу вахтерши, чтобы звонить в полицию, завел с доктором светскую беседу.

– Между прочим, мне действительно очень приятно с вами познакомиться, – я учтиво склонил голову. – Во-первых, потому что благодаря вам восстановлено алиби моего друга Андре Бессона…

Я еще договаривал имя Андрея, а Винсент Молю немного смущенно рассмеялся, махнув рукой.

– Если честно, за это мне полагается памятник! Вы не представляете, как неловко было признаться в том, что большую часть времени я провел в туалете. Я молчал пока весь центр не заговорил о том, что режиссер театра не имеет твердого алиби. Между тем я мог легко его подтвердить, потому что слышал, как кто-то вошел, включил воду и долго не уходил, так что я почти панически боялся издать не слишком красивые звуки, вздохнув с облегчением, когда парень вышел… Пришлось набраться мужества и исполнить свой гражданский долг.

Я со смехом вторично пожал его руку, душевно поблагодарив за мужественно данные показания и вернувшись к главной теме.

– Должен отметить, журналисты пишут о вас с большой симпатией – наверное, потому что вы очень хорошо высказались по поводу всех этих убийств и, в частности, по убийству медсестры центра.

Только что жизнерадостное лицо доктора неожиданно словно потеряло все краски: улыбка исчезла, он выдохнул с еле слышным стоном и прикрыл ладонью мгновенно повлажневшие глаза.

– Пресса, газеты – да-да, я всего лишь ответил на все вопросы журналистов, а они сделали из этого целую речь, как будто я выступал на трибуне. Но я так устал в тот день, что едва мог сказать несколько слов…

Он взглянул на меня такими печальными глазами, что у меня что-то сжалось внутри. Я сочувственно кивнул.

– Понимаю. И все-таки в данном случае журналистов за их импровизацию можно только поблагодарить – в ваших словах столько искренней боли! Любое убийство достойно осуждения, но это…

Тут Винсент Молю неожиданно вновь прервал меня еще одним тоскливым выдохом-стоном.

– Наша милая Роза! – его голос слегка дрожал, он с трудом сдерживал слезы. – Да, вы правы: любое убийство достойно осуждения. Мне очень жаль убитого Пьеро, Мишеля, даже малыша Нико, не смотря на его очень