Сельма Эйчлер - Аллергия на убийства Страница 24

— Пуська! А ну брысь! (Пуська! Ого, кажется, он-то на самом деле она.) — В комнату вошла крупная девушка лет двадцати с небольшим. Пуська, невзирая на команду, продолжала моё омовение.

— Ну ты у меня сейчас дождёшься! — пригрозила девушка. (Язык не поворачивается назвать женщиной особу, не достигшую тридцати.)

Бедняжка Пуська, кажется, страдала глухотой.

— Хочешь, чтоб я натравила на тебя Филомену?

Тут собачка истерически пискнула и забилась под стол.

— Вы Дезире? — спросила девушка.

Я кивнула.

— А я Терри. — Она протянула руку. — Надеюсь, Пуська вас не напугала.

— Ну что вы, я обожаю собак! — Чистая правда. А ещё я очень люблю кошек. И давно собираюсь завести себе какое-нибудь домашнее животное. Но, учитывая, сколько времени я провожу вне дома, это было бы несправедливо по отношению к бедному созданию.

— Слава богу! — с улыбкой (совсем как у матери) сказала девушка. Она присела на диван, сложив руки на коленях и аккуратно скрестив ноги.

Если б меня попросили описать Терри Джиллиган одним словом, я бы выбрала «заслуживающая доверия» (хотя это два слова). Коротко постриженные каштановые вьющиеся волосы обрамляли простое лицо с большими и умными серыми глазами. Косметика по минимуму: бледно-коралловая губная помада и тонкий слой туши для ресниц — вот и всё, чтоб только дети не шарахались. А её кремовый джемпер и белая накрахмаленная блузка были мало того, что безукоризненной чистоты, но и без единой морщиночки. Ну и, естественно, удобные полуботинки — неотъемлемый атрибут образцовой няни. По крайней мере, в моём понимании.

— Заставить Пуську слушаться можно, только припугнув её нашей кошкой, — поведала мне Терри.

— Той самой грозной Филоменой?

— Ну да.

— Кошечка, наверное, ещё та.

— Да уж. — Терри улыбнулась. — Порой просто зверь. Скорее всего потому, что с ней самой в детстве жестоко обращались.

— Какой ужас! — Я участливо покачала головой.

— Не то слово. Однажды утром, несколько лет назад, мы нашли её возле чёрного хода. Бедняжка вся дрожала. Мама принесла ей молока, но киска даже не притронулась. Распласталась перед дверью без сил. Тогда мама, добрая душа, позвонила мужу моей сестры — он, к счастью, ветеринар — и попросила заехать к нам после работы. В общем, он осмотрел кошку, сказал, что у неё круп, и дал для неё лекарство. И ещё сказал, что у неё на теле подпалины и другие следы насилия.

— Как только люди до такого доходят?

— Уж не знаю. Мама приютила кошку, и с тез пор она живёт с нами, наводя ужас на всех, с кем общается. — Девушка глянула в сторону Пуськи и добродушно рассмеялась: — Особенно нашу бесстрашную собачку, которая забилась в угол.

Болтать с Терри было одно удовольствие. Но я только что провела пять часов за рулём, и не ради жизнеописания Пуськи и Филомены, какими бы симпатягами они не были. Однако перейти к интересующей меня теме я не успела. Что-то длинное и чёрное запрыгнуло на журнальный столик прямо рядом со мной, а оттуда взлетело ко мне на плечо. Кажется, я подскочила на полметра, но это отнюдь не обескуражило Филомену. которая принялась тереться мордочкой о мою щёку и упоённо мурлыкать. Животные меня любят, и это лестно — ведь говорят, наши четвероногие друзья хорошо разбираются в людях. Хотя… Стоит вспомнить кое-кого из двуногих, чьи домашние любимцы им всецело преданы, — и невольно усомнишься в универсальности этого правила. От философских размышлений меня отвлекла острая боль в правом плече. Видите ли, пару секунд Филомена высказывала мне своё расположение, а потом принялась ритмично вонзать когти в мою плоть.

— Тереза! Сними животное с бедной миссис Шапиро! — Это вскричала Виола, осторожно приближаясь с подносом. Две чашки кофе источали божественный аромат. к ним присоединился сандвич в компании печенья и молочника.

Терри поспешно вскочила, чтобы заняться острой проблемой на моём плече. Однако её попытки «снять животное» были встречены злобным шипением и яростным рычанием, в котором я безошибочно уловила парочку отборных кошачьих ругательств.

Опустив поднос на журнальный столик, Виола взяла дело в свои руки. Плеснула на блюдечко молока из белого молочника и, вытянув угощение перед собой, стала пятиться к двери, громко чмокая при каждом шаге.

Она была уже у порога, когда пушистое создание спрыгнуло с меня, чудом не задев поднос.

— Сейчас принесу вам ещё молока, — крикнула нам Виола из коридора, куда за ней уже ринулась норовистая Филомена. И минуты не прошло, как хозяйка вернулась с полным молочником. — Ну как вы? — участливо справилась она у меня.

— Нормально. Спасибо, что избавили от эполета.

Виола озадаченно нахмурилась. Хихикнув, дочка пояснила:

— Ну знаешь, мам, украшение, которое офицеры носят на плечах.

Судя по всему, Виола так и не въехала в мою милую шутку. Чуть приподняв брови, она сказала:

— Надеюсь, вы любите ветчину, Дезире.

— Люблю. Но право же, не стоило так хлопотать.

— Когда вы в последний раз ели? — строго спросила она. (Если честно, я умирала с голоду.) — Вот-вот. Ну ладно, не буду вам мешать. Пуську забрать?

Вообще-то Виола спрашивала у Терри, но я, со своим длинным языком, тут же вылезла:

— Ой, да пускай остаётся! Она нам совсем не мешает.

Так что, как ни крути, в том, что случилось дальше, винить мне, кроме себя, некого.

Терри терпеливо дожидалась, когда я разберусь с сандвичем. Затем, пока мы отдавали должное изумительному овсяному печенью с изюмом, испечённого её матушкой. Мне подумалось, что неплохо бы начать задавать вопросы, ради чего я, собственно, и приехала.

— Как долго вы работали у Корвинов?

— Чуть больше двух лет.

— Как я понимаю, вы были с Кэтрин в то утро, когда её чуть не сбила машина.

— Да, верно. И если б она погибла, это было бы на моей совести.

— Миссис Корвин — миссис Эвелина Корвин — говорила, что вы себя вините, но, по её словам, больше никто так не думает.

— Когда я увидела мчащуюся на Кэтрин машину, то впала в ступор, просто шевельнуться не могла. Вместо того, чтобы резко оттащить девочку назад, стояла будто парализованная.

Несколько последующих минут я пыталась убедить Терри в том, что её реакция была совершенно естественной, пусть и не самой удачной.

— Кроме того, Кэтрин тогда не пострадала. Зачем же вас так себя изводить?

— Потому что, когда родители доверяют тебе своих детей, ты обязана их оберегать. Меня теперь терзает мысль, что однажды может случиться что-то подобное, а я снова врасту в землю.

Развеять её страхи я не успела, хоть и собиралась. По комнате вдруг разлился отвратительный запах. Я старалась не смотреть на Терри — наверняка она ужасно смущена.

— Извините, — виновато пробормотала она. Я не знала, что ответить. Сказать, что всё о'кей? Или лучше сделать вид, будто понятия не имею, о чём она толкует? — У Пуськи больной желудок.

А я и думать забыла о Пуське! Узнав, что источник вони — она, сперва я испытала огромное облегчение. Но затем подумала: ни фига себе радость — оказаться в замкнутом пространстве с собакой, страдающей газами! Я раздражённо покосилась на Пуську, которая по-прежнему лежала под столом, обратив к нам свою тыльную часть. И как вам это нравится! Навоняла так, что глаза на лоб лезут, и при этом дрыхнет себе, понимаете, без задних ног!

Дышать я постаралась только по необходимости.

— Итак, на чём мы остановились? Кажется, вы говорили, что боитесь ещё когда-нибудь врасти в землю.

— Да, но это моя проблема. Вы же приехали в такую даль не за тем, чтобы поработать моим психотерапевтом.

— Нет, но я вас понимаю. Может быть, хотите поговорить об этом? Я умею слушать.

— Вы очень любезны, но я в порядке. Правда, иногда приходится напоминать себе, что, от чего бы Кэтрин ни умерла, по крайней мере это случилось не при мне. И за то спасибо.

— Вы сочли инцидент с машиной несчастным случаем?

— Ну…

Выждав чуток, я решила ей помочь:

— Как я поняла, теперь у вас появились сомнения.

— Да, наверное. Хотя… Понимаете, я ничего толком не видела. всё произошло в считанные секунды. Я решила, что водитель пьян. Или просто неосторожен. Мысль, что кто-то желал зла такому ангелу, как Кэтрин, казалась мне в то время абсурдной. Но чем больше я об этом думаю, тем отчётливее понимаю, что могла ошибаться.

— Изменить мнение вас заставило что-то конкретное?

Девушка подняла на меня грустные глаза:

— Кэтрин мертва.

Я перешла к другим вопросам, поинтересовалась, не приходит ли ей в голову какая-либо причина, по которой кому-то понадобилось бы убрать девочку.

— Любая причина, как бы она ни была притянута за уши.

— Нет, ничего. Такой милый, чудесный ребёнок!

Я спросила, какой матерью была Донна.