Клод Изнер - Леопард из Батиньоля Страница 25

— Позвольте, я ничего не понимаю…

— Всё чрезвычайно просто, милостивый государь. Если вы соблаговолите зайти в читальный зал отдела восточных рукописей, там, за большим столом справа от бюро библиотекаря, непременно увидите вышеозначенного кузена, коего зовут Арам Казангян. Он уже пятнадцать лет корпит над составлением словаря фарси. Можно сказать, наш постоянный клиент. Так вот, я ничуть не удивлюсь, если искомый вами манускрипт окажется перед ним на столе.

Совершенно оглоушенный Кэндзи покинул лабиринты, рассеянно поблагодарив библиотекаря, который бросил торжествующий взгляд на часы — ура, до конца рабочего дня осталось пять минут!

Жара стояла удушающая. Японец утолил жажду у фонтана, воспользовавшись алюминиевым ковшиком, цепочкой прикованным к бортику, и без сил рухнул на скамейку на площади Лувуа. Было шесть часов вечера.

— Бестолочь бездарная! Да как ты смеешь играть так дурно?! Ты должен вжиться в образ, влезть в шкуру персонажа — и ты у меня влезешь, иначе я тебя туда пинками затолкаю, ничтожество, чтоб тебя раскорячило! Если ты так будешь играть на премьере, нас забросают гнилыми помидорами, дубина! — Распекая партнера по сцене, Эдмон Леглантье яростно размахивал шляпой, и белое перо мело подмостки театра «Эшикье».

Сконфуженный Равальяк забился в кусты и снова приготовился к нападению на Беарнца.

— Господин помреж, что вы там копытами молотите?! Что вы мне лицом шевелите?!

— Мсье Леглантье, прячьтесь! Мсье Ванье идет! — донесся из-за кулисы громкий шепот помощника режиссера, и Эдмон Леглантье, услышав имя своего главного заимодавца, метнулся к суфлерской будке.

Ссыпавшись по лесенке, он в мгновение ока очутился под сценой. Топот над головой свидетельствовал о том, что его труппа тоже предприняла стремительное и беспорядочное отступление. Эдмон направился по узкому, тускло освещенному коридору, но у каморки реквизитора наткнулся на склонившуюся фигуру — кто-то, подставив ему тылы, рылся в коробе с посудой и фруктами из папье-маше.

— Темно хоть глаз коли! Кто здесь? — спросил актер, шустро определив на ощупь, что перед ним молодое пышненькое существо женского пола.

— Я, Андреа, — пискнула девушка, поворачиваясь к нему.

— Ишь ты, а у тебя аппетитные окорочка, цыпа моя! Одеть тебя в трико да выпустить к публике — в клочья порвешь галерку, в клочья, а пингвины из оркестровой ямы будут тебе бисировать, не дожидаясь сигнала клакеров! — Говоря это, Эдмон Леглантье продолжил тактильные опыты, отчего Андреа попятилась, еще попятилась и в конце концов прижалась спиной к стене. — Да ладно, не ломайся, красотуля моя, партер я обследовал, дай-ка заглянуть на балкон… Опа! Негусто, зато вроде ничего не подложено, а? Нет, все-таки недурственно, весьма недурственно… — бормотал он, лапая девицу.

Звонко прозвучала оплеуха, Андреа расплакалась, а Эдмон Леглантье потер щеку.

— Однако, потенциал есть, цыпа моя! Если перестанешь реветь по каждому поводу — точно порвешь галерку!

«Надо бы занять ее в античной комедии — в полупрозрачной накидке и пеплуме она будет хороша, — мысленно продолжил он, — только выбрать роль, где поменьше текста, — малышка у нас талантом не блещет. А вот какую-нибудь сладострастную пантомиму, да под дудку Пана, очень даже сбацает…»

— А знаешь, ты могла бы сыграть Валькирию, — добавил Эдмон вслух.

— Кто такая Валькирия? — всхлипнула Андреа.

— Этакая амазонка с голубиными крылышками на затылке. Еще она дочь бога Вотана, если тебе это о чем-то говорит.

— Путь свободен! — громогласно известил помреж.

— Подбери сопли, глупышка, я удаляюсь, но вернусь, — шепнул Эдмон Леглантье девушке.

На подмостках, перед задником, изображавшим фасад гостиницы с вывеской «Под коронованным сердцем, пронзенным стрелой», стояла открытая королевская карета, которой перекрыли путь телега с бочками и воз сена. Пока комедианты натягивали парики, Эдмон Леглантье с удовлетворением думал о том, что больше ему не придется дергать дьявола за хвост, ибо афера с акциями «Амбрекса» удалась. Он поправил свое финансовое положение, но не спешил объявлять об этом миру — иначе на него враз набросится толпа голодранцев, жадных до чужих денежек, и в первых рядах будет его любовница, эта Аделаида Пайе, которой он уже пресытился. «Заменю-ка я ее мясистенькой Андреа…»

— Выглядишь как пугало огородное, — сообщил Эдмон Леглантье актеру, представлявшему герцога д’Эпернона. — Ну-ка сделай умное лицо и прочитай мне громким голосом эту писульку от графа де Суассона.

— Вам пишет сам граф де Суассон?! — поразился тот.

— Не мне, дурень, а Генриху Четвертому! Его величество забыл дома очки, потому и просит тебя прочитать ему чертово послание, понял?

— А прочитать должен обязательно Эпернон? — с надеждой спросил Равальяк.

— Захлопни пасть, бездарь, и учи свою роль! На сей раз ты должен наброситься на меня с криком «Как в стог сена!» — не вздумай переврать слова!

Генрих IV и герцог д’Эпернон сели в карету. Равальяк, притаившись за бочкой, принялся нервно грызть ногти — он все никак не мог запомнить свою единственную реплику. Герцог д’Эпернон начал читать:

— «Ваше величество, с превеликим опозданием поспешаю ответить на высочайшую эпистолу. Разнеслись слухи, что враги королевства подстерегают вас повсеместно, и посему вы подвергаетесь престрашной опасности, появляясь среди своих подданных, ибо оные…»

Эдмон Леглантье вырвал бумажку у него из рук:

— Что за белиберда! «С опозданием поспешаю»! Одни бездари вокруг! Чертов Филибер Дюмон… — Бумажка выскользнула у него из пальцев, Эдмон наклонился за ней, и в этот миг на колесо кареты прыгнул Равальяк с воплем:

— Как в бок сена! — Он нанес два удара кинжалом, угодив в герцога д’Эпернона, а тот повалился на сиденье, вереща:

— Караул! Этот болван мне пузо продырявил! Ой, как больно-то!

Эдмон Леглантье навис над герцогом, готовый задать притворщику взбучку, но с ужасом увидел на боку комедианта расплывающееся алое пятно. И перевел недоверчивый взгляд на Равальяка:

— Ты что, спятил?

А Равальяк, отвесив челюсть, смотрел на лезвие кинжала, покрытое каплями крови. Рыжий парик сбился, явив взорам плешивый череп.

— Я не нарочно… — всхлипнул он.

— Дубина! Еще немного — и ты бы проткнул меня! — заорал Эдмон Леглантье.

— Он меня убил! — простонала жертва.

— Тут колпачок должен быть на острие, и нет его, — растерянно промямлил Равальяк, — это реквизитор виноват, это…

— Что вы языками болтаете? Бегите за доктором! — крикнула Мария Медичи.

Помреж со всех ног бросился выполнять приказание. Эдмон Леглантье между тем осторожно расстегнул пурпуэн[59] страдальца — на вид рана была не смертельная.

— Ну-ну, старина, жить будешь, поболит и пройдет, — заверил он герцога д’Эпернона, сорвал с себя колет, рубашку и, скомкав ее, приложил к царапине.

Выпрямившись, Эдмон поймал восхищенный взгляд Андреа — девушка вовсю таращилась на его обнаженный торс. Подкрутив усы, директор театра «Эшикье» расправил плечи и возопил:

— Мои аплодисменты, дамы и господа! Все сыграли превосходно, неподражаемо, божественно! Диалоги восхитительны, умны и изящны! Вы участвуете в создании шедевра! Браво! Бис! Остолопы бездарные, мало того что вы угробили мою мизансцену, так еще убить меня задумали? Ну ничего, я вам устрою! Во-первых, — он одарил плотоядной ухмылкой Равальяка, который невольно втянул голову в плечи, — немедленно уволить этого ротозея реквизитора, гоните его в шею. Во-вторых, разберитесь с врачом — Эпернон должен быть на ногах через час. Всё! Я устал, мне нужен отдых. — И Эдмон Леглантье с достоинством покинул зал, выпятив голую грудь.

— Тоже мне Мельпомена в штанах, отец трагедии, — фыркнула Мария Медичи. — Устроит он нам! Сейчас нарочно будет время тянуть — жди его тут.

— И верно, чего раскричался? — подал слабый голос герцог д’Эпернон. — Убили-то меня, а не его!

— Вчера у меня был совсем другой кинжал, покороче и потолще, славный такой кинжальчик, зачем его заменили? — пробормотал Равальяк. И не услышал ответа.

Эдмон Леглантье развалился в кресле, пытаясь дышать ровно. Труппа подобралась безобразная, к концу месяца спектакль точно не обкатать… Но постепенно он успокоился. К чему суетиться? Лучше расслабиться, подумать о прекрасном — воображение тотчас нарисовало обнаженную Андреа, покорно выполняющую все его прихоти в очаровательном домике, который он снимет для нее где-нибудь в Пасси или в Гренель… Эти грезы разлетелись вдребезги под звук оглушительных ударов в дверь.

— Открывайте, мерзавец! Слышите, вы, негодяй?! Я вызываю вас на дуэль!

В дверь ломились так яростно, что она трещала и ходуном ходила в петлях.