Галина Куликова - Бессмертие оптом и в розницу Страница 26

Рудольф Аркадьевич имел, помимо всего прочего, репутацию человека, который всегда и во всем во главу угла ставит только собственные интересы и желания. Проявлялось это как в делах больших, так и в мелочах. Например, было известно, что свой мобильник он не желает выключать даже во время важнейших мероприятий государственного и международного уровня. Веселенькие мелодии его телефона раздавались там, где остальные старались даже дышать потише, а уж чихнуть боялись до судорог.

Не подумав кивнуть крупному лысоватому мужчине, который при появлении депутата встал из-за стола и двинулся было к нему навстречу, раскрывая объятия. Судейский гаркнул:

— Да, слушаю!

Хозяин кабинета, тот самый сенатор, приостановил свое движение вперед и замер на месте, ожидая окончания разговора.

— Ничего не понял. Какая книга? На каком языке? Да говори яснее, остолоп!

И наконец обратив внимание на стоявшего посреди кабинета мужчину, громко заявил:

— Вот набрал себе помощничков! Одних идиотов выгоняешь, берешь других — еще большие идиоты! Толком объяснить, чего нужно, не могут, без меня решить ни один вопрос не в состоянии, по любому пустяку дергают!

— Слушай, Рудик, — подал наконец голос сенатор, — заканчивай, у меня совещание через пятнадцать минут…

— А я что, груши околачиваю? — окончательно забыв про телефон, набросился на него Судейский. — Там важное что-то, прислали манускрипт какой-то, козлы. Зачем мне это? Лучше бы деньги присылали. А то все письма, просьбы, школьники — рисунки, бабки — пироги дурацкие. Они же засыхают по дороге!

— А зачем тебе еще деньги, — засмеялся сенатор, — того, что есть, мало?

— Хорош философствовать, — прервал его депутат, — дай с этим кретином договорю, — и закричал в трубку:

— Алло, ты на связи? Так что за срочность, чего ты меня от дел отрываешь? Не знаешь, куда всякое барахло выбрасывать? На ближайшую помойку!

Немного послушав голос в трубке. Судейский снова принялся вопить:

— Что значит большая и тяжелая? Ты, бугай хренов, книжку не можешь до помойки донести? Как это — не совсем книжка? Какие еще непонятные буквы? Значки? Ах, не знаешь… Так ты и русские буквы толком складывать не умеешь. Откуда семь языков? В МГИМО… Ну, конечно, я тебя с этим перепутал, который в наколках весь. Значит, понять не можешь? А кто прислал? Ну ладно, — резко закончил он разговор, — меня люди ждут. Приеду скоро, разберемся. На помойку не ходи пока, ясно? — И, обернувшись к сенатору, поинтересовался:

— О встрече договорился?

В зале совещаний личной загородной резиденции Рудольфа Аркадьевича несколько человек молча стояли у огромного стола орехового дерева, внимательно рассматривая лежащий на нем предмет, столь же красивый, сколь и загадочный. Это была внушительная стопа ломкой по краям, пожелтевшей от времени, явно очень древней бумаги. Сильно истрепанные листы на середине сгиба были прошиты тонкой серебряной нитью. На верхнем листе бросилась в глаза крупная надпись на непонятном языке, очень смахивающая на заглавие или название раздела, сделанная черной тушью.

Собравшиеся здесь люди были ближним кругом депутата, его доверенными лицами.

— Какие будут мнения, господа хорошие? — нарушил тишину Судейский, стоявший во главе стола и нервно барабанивший пальцами по его поверхности. Интонация, с которой был задан вопрос, не предвещала для присутствующих ничего хорошего. — Я ведь собрал вас не для того, чтобы вы мне тут молчали. Молчать можете в другом месте. В туалете можете молчать. А я хочу знать, кто мне и что прислал. Не знаете сами — найдите тех, кто знает.

— Значит, так, — начал рапортовать мужчина с выправкой профессионального военного, — утром привезли эту штуку в экспедицию. Там ее не приняли — понятно почему. Гарантий никаких: отправили посылку из Москвы, судя по штампам, но обратный адрес — не московский. Отправитель откуда-то с Алтая. Ну, решили вскрыть — она было зашита в такую плотную серую материю. Не бомба, никакого порошка или чего-то в этом роде. Единственное, что было, — письмо сопроводительное. Вот, — он протянул Судейскому вырванный из ученической тетради листок.

— «Прашу вас, помагите, спасите драгоценную книгу. Ее хотят украсть, увести от нас, а она очень нужна людям, она уже исцелила многих и еще многих исцелит. Вы имеете власть и всегда говорите што заботитесь о людях. Умаляю спрячьте ее пока за ней не придет кто умеет лечить по ней и кто знает тайну. А кроме него не отдавайте ее никому эта книга лечит но и убить может ежели кто не умеет к ней правильно относится». — Депутат закончил чтение и недоуменно уставился на присутствующих. — Это что еще за хрень? Ничего не понял. Что я должен спасти? Если бы эта штука не была так похожа на действительно редкую вещь, я бы подумал: наши думские недруги шутят.

— В том-то и дело, что вещь, похоже, раритетная. Просто так разбрасываться уникальными изданиями никто не станет. Поэтому мы и решили вас, Рудольф Аркадьевич, побеспокоить. Ребята попытались пробить адрес отправителя. Действительно, есть там такая женщина, очень старая. Но чего вдруг ей взбрело в голову посылки слать — неясно. Может, с ума сошла?

— А кто должен украсть книгу? — неожиданно заинтересовался Судейский.

— Может, слетать туда, выяснить, что вообще происходит?

— Да погоди ты, сначала нужно понять, что мне прислали — ценную вещь или так, фальшак какой-нибудь, подделку, — задумчиво произнес Рудольф Аркадьевич. — В общем, выясните ее рыночную стоимость, не украдена ли из музея или коллекции и так далее.

— Мне кажется… — начал было высокий и полный молодой человек в очках — пресс-секретарь депутата, но Судейский не дал ему закончить:

— Ненавижу эти ваши «кажется», «может быть», «наверное». Точный ответ! Мне нужен точный ответ, а не домыслы.

Закаленный несколькими годами личного общения с Рудольфом Аркадьевичем, пресс-секретарь все-таки закончил свою мысль:

— ..стоит дождаться экспертов, которые будут здесь уже скоро, минут через двадцать-тридцать.

— Что за эксперты, откуда взялись?

— Мы с Иваном, — пресс-секретарь кивнул на одного из помощников, — вызвали одного из крупнейших спецов рынка антиквариата, точнее — книжного антиквариата, и, кроме того, одного божьего одуванчика — востоковеда.

— Его зачем?!

— Да он, как нам объяснили, знает большинство восточных языков.

— Почему вы решили, что язык восточный?

— А какой, европейский, что ли? — подал голос один из мужчин. — Вон закорючки всякие, палочки… На нормальные буквы совсем не похоже. Это там обычно рисуют.

— Где — там? — язвительно поинтересовался Судейский.

— Ну, на Востоке.

— Что, если Дима это сказал, значит, так оно и есть?

— Рудольф Аркадьевич, — обиделся Дима, — я просто высказал свое мнение. Вы же сами спрашивали.

— Ладно, не злись. Пусть спецы разбираются. Молодец, Димка, — похвалил Судейский пресс-секретаря, — не зря зарплату получаешь. И ты, Иван, тоже.

Отмеченные шефом благодарно наклонили головы, всем видом давая понять — рады служить тебе, повелитель.

Остальные присутствующие с облегчением вздохнули — теперь в зоне хозяйского внимания будут несчастные эксперты, которые еще не подозревают, во что впутались, польстившись на большой гонорар.

Действительно, как и обещал пресс-секретарь Дима, через пятнадцать минут вошел начальник охраны, сообщил, что привезли двух дедов, и спросил, что с ними делать.

— Веди сюда, — распорядился Судейский. — Дима, останешься, остальные — на улицу, покурите. Если что интересное — потом расскажу.

— И не надейтесь! Эта вещь отсюда никуда не двинется! — орал разъяренный Рудольф Аркадьевич на двух притихших старичков.

Только что, после почти пятичасовой экспертизы, оба приглашенных спеца были вынуждены признать, что ничего подобного они еще не встречали. Востоковед припомнил, что очень похожие манускрипты он видел во время одной из экспедиций по Непалу и Тибету, однако священные реликвии служители монастыря показали ему лишь издали. Антиквар признал, что в руках такое ему держать не доводилось. Не видел он аналогов и в отделах редких книг крупнейших библиотек мира.

Теперь они пытались доказать Судейскому необходимость более серьезного и всестороннего исследования рукописи.

— Поймите, — попытался вразумить Рудольфа Аркадьевича востоковед — маленький, лысый и сморщенный как финик. — Язык явно древний, аналогов я пока не нахожу, однако есть научные базы, есть архивы, можно, в конце концов, созвать консультационный совет…

— Не знаешь ни хрена, так и скажи! — продолжал бушевать Судейский. — В письме ясно сказано — она лечит от чего-то там. А вдруг в ней написано, как жить вечно? А ты прочитать не можешь!

— Я бы попросил мне не тыкать, — начал было ученый, но депутат прервал его: