Михаил Серегин - Шесть извилин под фуражкой Страница 26

– Выследил? – не без ехидства в голосе спросил Санек.

– И да и нет, – неопределенно мотнул головой Кулапудов.

В этот момент проснулся Ганга. Он повернул голову в сторону разговаривающих и сонным голосом пробормотал:

– Может, дадите поспать, а? И так полночи не спали.

– Федя, тут Веня про свое задание рассказывает. Не хочешь послушать?

– Хочу, только слушать буду лежа, – согласился Ганга, перевернулся на бок и, подложив руку под голову, весь обратился в слух, хотя при этом глаза его оставались закрытыми.

И тогда Веня начал рассказывать про найденную брошку, про ночную слежку и про то, что предполагаемым преступником оказался не кто-нибудь, а Домна Мартеновна Залипхина. По мере того как Веня рассказывал, проснулись близнецы Утконесовы. Последним открыл глаза Пешкодралов, да и то потому, что услышал имя Домны Мартеновны.

– Какой дурак с утра пораньше про Залипхину вспомнил? – спросил он.

– Это Веня, – ответил за Кулапудова Ганга. – Он ее выслеживал как подозреваемую.

– Кого? Залипхину? – мгновенно проснулся Леха. – Если ее и можно в чем-то подозревать, так это в том, что у нее давно не все дома, а она знает об этом и не лечится.

– Вот именно потому, что у нее не все дома, она представляет опасность для окружающих, особенно для мужчин, – высказался Веня и рассказал о том, какую чушь несла Домна Мартеновна о своем новом принце.

– Это все, конечно, интересно, – выслушав до конца, начал Леха. – Но если ты считаешь, что она похитила Глеба Ефимовича, то ты жестоко ошибаешься. Тем более что мы уже нашли преступников, осталось только взять их с поличным.

– Да? – удивился Веня. – И кто же это?

– Садюкин со Смурным, – сообщил Федя. Теперь уже он поведал Кулапудову о приключениях группы прошедшим вечером.

Веня слушал и все больше удивлялся. Как ни крути, а версия ребят насчет Садюкина и Смурного казалась более логичной, чем его собственная, связанная с сумасшедшей Залипхиной. К тому же вспомнилась недавняя встреча в коридоре с Фролом Петровичем и его странное наказание.

– Ребята, а ведь я его только что видел, – задумчиво проговорил Кулапудов.

– Кого?

– Садюкина. Я возвращался в комнату, а тут он. Я уже думал, что пропал, но чудом выкрутился. – При этих словах Веня непроизвольно покраснел, вспомнив, в чем заключалось это чудо, а потом продолжил: – Так вот, Садюкин мне наказание придумал, только оно какое-то странное. Придешь, говорит, сегодня в учительскую, я тебе денег дам, и ты мне за водкой и вином в город сбегаешь, самому, мол, отлучиться никак не получится.

– Так-так, это же настоящий компромат, – радостно потер ладони Дирол. – Теперь-то он нас вряд ли мучить станет, как остальных, иначе мигом начальству доложим, какими заданиями наш физрук курсантов одаривает.

– Брось, – остановил его Веня. – Если мы про него расскажем, то он про меня тоже… – Тут он замолк, снова вспомнив о своем выдуманном заболевании.

– Он про тебя что?… – переспросил Дирол.

– Ничего, – краснея, буркнул Веня, но потом подумал, что лучше уж самому признаться друзьям, какая сложилась ситуация, и сказал: – В общем, когда Садюкин меня в коридоре поймал, то мне пришлось отмазку придумывать, вот я и придумал. Короче, я ему сказал, что у меня с детства энурез.

– Чего?! – вытаращили глаза близнецы, а Федя, не удержавшись, так и прыснул в кулак.

– Вы только не подумайте, на самом деле у меня его и в помине нет. Но Садюкин, если я о его просьбе кому-нибудь скажу, всей школе о моей мнимой болезни разболтает.

– Он сделает, можно и не сомневаться, – серьезно подтвердил Дирол, прекрасно понимая, каково сейчас Вене.

Ведь ему самому тоже пришлось соврать насчет собственной сексуальной ориентации. – А остальные поверят.

– Слушайте, а ведь это очень странно. Вам не кажется, что все эти происшествия – кусочки одной мозаики? – подал голос Федя. – Садюкин собирается уйти с последнего задания, при этом он посылает Веню за водкой, а значит, с кем-то он эту водку будет пить, так?

– Выходит, что так, – согласились остальные, хотя еще и не понимали, к чему клонит Федя.

– А раз так, то надо за ним проследить.

– Но чтобы никто ничего не заподозрил, – вставил Веня. – Если Смурной кого-то из нас не обнаружит на этом самом тренинге, то непременно почувствует неладное, даст знать Садюкину, и тогда весь наш план провалится. Но я сразу отказываюсь идти. Если Садюкин узнает, что я за ним слежу, то можно с полной уверенностью похоронить мою репутацию.

Все молча согласились с этим, понимая, что репутацией действительно рисковать не стоит.

– Надо кому-то притвориться больным, – мгновенно нашелся Леха. – И я вполне могу это сделать. Только я один следить не пойду. Хоть я и не трус, но на преступников один идти боюсь.

– Мы с тобой можем пойти. Позвоним бабушке в гостиницу, благо она только сегодня вечером уезжает, и попросим нам помочь.

После получасового обсуждения план действий у курсантов был уже готов, и они со спокойной душой улеглись досыпать оставшиеся до подъема часы.

В столовой было необычайно тихо и спокойно. Причиной тому была манная каша, которой сегодня кормила всех тетя Клава. Курсанты по большей части манную кашу недолюбливали, а потому за добавкой никто не стремился. Да и вообще, мало находилось таких, кто съедал целиком свою порцию. В основном курсанты, проглотив пару-тройку ложек, брали свои тарелки и тащили их обратно к раздаточному окошку.

Тетя Клава была вне себя от гнева.

– Чего не едите?! – кипятилась она. – Ишь ты, каша им манная не нравится. Может, вам блины с красной икрой на завтрак подавать?!

Курсанты молчали, правда, находились такие, кто пытался возражать, мол, можно и блины, пусть и не с красной икрой, отчего тетя Клава злилась еще больше.

– Вон отсюда, баловни! Вот пожалуюсь начальству, так оно мигом вас научит все подряд есть! – грозилась она.

Недовольство не высказывали только за одним столом, где разместились курсанты из группы Мочилова. Однако они вовсе не были заняты поглощением ненавистной каши, а придумывали мнимую болезнь для Лехи Пешкодралова.

– Надо наесться мороженного, чтобы горло заболело, – предложил Дирол.

– Не пойдет, – отрицательно замотал головой Леха. – Во-первых, у меня на такое количество мороженного денег нет, а во-вторых, это надолго, а я долго болеть не хочу.

– Тогда надо обкуриться, – подал идею Веня. – Помните, как мы обкурились, когда Зосю уборщицей в школу устраивали?

Все вздохнули, припоминая тот страшный день, когда им в целях глобального загрязнения школьного коридора пришлось выкурить каждому по пачке сигарет, а Феде, так как он не курит, съесть килограммов пять яблок.

– Нет, не хочу, – снова отказался Леха. – Я как вспомню, как мне тогда плохо было, так сразу тошнить начинает.

– Может, тебе слабительного съесть? – высказался Антон Утконесов.

– Ага, а как я потом за Садюкиным следить буду? В памперсах, что ли? – отверг и это предложение Пешкодралов.

– Тогда тебя надо крапивой отстегать, – хихикнув над собственной идеей, проговорил Андрей. – Знаешь, какая классная сыпь у тебя будет! А главное, это не надолго.

– Не надо меня крапивой стегать, – надулся Леха. – К тому же, если я сыпью покроюсь, то в медпункте решат, что я заразный, и поместят в изолятор, а оттуда фиг сбежишь.

– Он прав, – согласился с Пешкодраловым Федя. – Здесь надо что-нибудь попроще придумать.

– Что?

– Не знаю, – пожал плечами Федя, подумал несколько секунд и вдруг воскликнул: – Вот, как же я раньше не догадался! Тебе, Леха, надо в обморок грохнуться.

– Зачем? – удивился Пешкодралов.

– А затем, что это и подозрений не вызовет, и не надолго, и изолировать тебя никто не будет, только пропишут тебе пару дней постельного режима, и все, – терпеливо объяснил Ганга.

– А что, по-моему, вполне хорошее предложение, – согласился с Федей Веня. – Только вот изобразить обморок надо как можно более правдоподобно, чтобы все поверили. Сможешь? – посмотрел он на Леху.

– Попробую, – пожал плечами тот. – Только здесь я падать не буду, потому что тут пол жесткий.

– А ты мне на руки упадешь, – нашелся Федя. – Ты пойми, лучшего места для обморока, чем столовая, и не придумаешь. Народу полно, устроят шумиху, мигом тебя до медпункта дотащат.

Леха задумался. С одной стороны Федя, конечно, был прав, но, с другой стороны, были сомнения, удастся ли сыграть свою роль правдоподобно. Леха никогда не падал в обмороки, хотя видел пару раз в кино, как это делают женщины. Главное, надо охнуть, закатить глаза и медленно опуститься на пол.

– Ладно, я согласен, – наконец произнес он, взвесив все «за» и «против». – Федя, вставай, будешь меня ловить.

Ганга поднялся, Леха – тоже.

– Отойди подальше, – приказал Феде Пешкодралов. – Стой как ни в чем не бывало, я мимо тебя пойду, и вот тут ты меня лови, – говорил он, а сам старательно следил за тем, чтобы окружающие ничего не заподозрили.