Антон Бакунин - Убийство на дуэли Страница 26

Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что я сам явился в этот мир благодаря роману Александра Сергеевича Пушкина «Дубровский».

Глава двадцать седьмая

СПАСИБО ПУШКИНУ

Дедушку моего, Терпенева Гавриила Афанасьевича, следует уподобить герою этого романа Троекурову. Правда, он не был так богат, как Троекуров, и псарня его не могла бы сравниться с описанной в романе. Да и самодуром называть его не стоило бы. Жена его давно умерла, оставив ему дочь Ольгу, которая к семнадцати годам оказалась пылкой и романтичной красавицей. Сам Гавриил Афанасьевич любил общество, в доме его нередко устраивались балы и увеселения.

Свободный от семейных уз, холостяк Гавриил Афанасьевич слыл донжуаном. Его романтические приключения с местными помещицами-вдовами обрастали легендами и становились предметом пересудов чуть ли не всей скучающей в глуши поместий губернии. Надо заметить, что, несмотря на непостоянство Гавриила Афанасьевича, женщины не лишали его своей благосклонности. Неприступной оставалась только его ближайшая соседка — прекрасная вдова Анна Павловна Вольская. Гавриил Афанасьевич вел осаду по всем правилам куртуазного искусства тех времен, и соседи с интересом ожидали его триумфа. На одном из балов Гавриил Афанасьевич то ли в шутку, то ли всерьез при всех начал укорять Анну Павловну в несговорчивости и упрямстве. Анна Павловна, дама не без характера, ответила, что пойдет только под венец. Гавриил Афанасьевич — опять то ли в шутку, то ли всерьез — заявил, что готов везти ее в церковь прямо с бала. Но гордячка вдруг ответила, что поедет в церковь только после того, как Гавриил Афанасьевич сводит туда всех обольщенных и покинутых ее предшественниц. Конечно же, и предшественницы, и Гавриил Афанасьевич глубоко оскорбились.

Спустя самое небольшое время Гавриил Афанасьевич неожиданно узнал, что сосед его, Андрей Игнатьевич Карпинский, пользуется благосклонностью Анны Павловны, причем без всякого требования церковного венца. Отвергнутый донжуан не стал скрывать возмущения. Пересуды вспыхнули — теперь уже украшенные новыми подробностями. В результате Карпинский вызвал Терпенева на дуэль. Оба когда-то служили, но Терпенев при штабе, а Карпинский был боевым офицером, известным отчаянной храбростью и тем, что прекрасно стрелял. Гавриил Афанасьевич, не блиставший ни храбростью, ни умением владеть пистолетами, воспользовался правом выбора оружия. В годы своей штабной службы он оказался под началом немца, большого любителя фехтования. Чтобы добиться расположения начальника, Гавриил Афанасьевич напросился к нему в ученики и за долгие годы службы достиг таких успехов, что не превзошел своего учителя только из чувства тонкого такта. И хотя с тех пор прошло немало лет, шпага выручала его. Дуэль состоялась, Карпинский, тоже оказавшийся неплохим фехтовальщиком, был ранен, и, не по злому желанию Терпенева, тяжело.

Отбросив всякие условности, Вольская переехала в дом Карпинского, чтобы ухаживать за ним — но спасти его была не в силах, Карпинский вскоре скончался. Не перенесла потрясения и сама Анна Павловна — она умерла спустя полгода. Так, казалось бы, невинные любовные приключения закончились трагедией[43] — впрочем, все эти события получили продолжение не менее трагическое.

Сын Анны Павловны, молодой блестящий офицер, служил в Петербурге. Не имея представления о средствах матери, он, по модному тогда обычаю, вел жизнь в долг, а незадолго до смерти матери проиграл в одну ночь огромную сумму в карты. Командир полка, души не чаявший в молодом офицере, всеобщем любимце, выдал ему под честное слово деньги из полковой кассы. Николай Вольский написал домой письмо с просьбой прислать денег, что, возможно, и приблизило печальную кончину Анны Павловны. В ответном письме она написала сыну, что сумма, им проигранная, впятеро превышает стоимость имения, а довольно большие деньги, которые ранее она высылала ему в Петербург, давал Андрей Игнатьевич Карпинский, настоящий отец Николая. Следом за этим письмом Вольский получил известие о смерти матери.

Имение Карпинского, тоже не очень большое, отошло, за отсутствием наследников, в казну и было продано соседу Карпинского, богатейшему в округе помещику Болдыреву.

Приехав домой и похоронив мать, Вольский попытался предъявить права на имение Карпинского. Но никаких доказательств, кроме письма Анны Павловны, которое даже показывать он счел невозможный, не было. Болдырев же, новый, законный владелец имения Карпинского, человек простой, незлобный, но грубоватый, — безо всяких церемоний выставил Вольского вон.

Положение Вольского оказалось безвыходным. По понятиям офицерской чести, он не мог даже застрелиться, так как не сам взял деньги из полковой кассы, а получил их под честное слово от командира полка. Не знаю, читал ли Вольский «Дубровского», но он собрал из дворовых преданных молодцов и напал на имение Болдырева. Части добычи хватило покрыть карточный долг. Деньги он отослал с верным человеком, сам же ушел в леса. Пошли слухи, что молодой разбойник поклялся отомстить и моему дедушке — Терпеневу, как главному виновнику смерти Карпинского. Слухи оказались верными, однажды разбойники окружили барский дом Терпенева. Напасть неожиданно у них не получилось — Гавриил Афанасьевич расставил дозорных на подступах к дому и охранял имение днем и ночью. Началась настоящая осада. В перестрелке Терпенев был ранен — увидев это, трусливая дворня, побросав оружие, разбежалась. Когда стихли выстрелы, навстречу нападавшим вышла в белом платье дочь Терпенева. В одной руке она держала пистолет, в другой старинную саблю. Ольга Гавриловна потребовала поединка с атаманом разбойников. Вольский, пораженный ее храбростью, извинился перед красавицей и снял осаду.

Разбойники скрывались в окрестных лесах. Жизнь в уезде шла своим чередом. Рана Терпенева оказалась пустячной. Ольга Гавриловна в тысячный раз перечитывала «Дубровского» и ждала решительных действий Вольского. Но он, казалось, исчез. Ходили слухи, что от Болдырева разбойникам досталось столько денег, что больше никого грабить они не будут, а единственное, что теперь нужно Вольскому, так это бежать за границу.

К тому времени Ольга Гавриловна уже успела отказать всем уездным женихам, причем некоторым по два раза. Недалеко от имения Терпеневых находились владения князя Захарова. Князь был последним представителем некогда знатного и могущественного рода, расцвет которого приходился на первую половину восемнадцатого века. Захаров слыл добрым чудаком. Ему уже было за пятьдесят. Злые языки утверждали, что он влюблен в Ольгу Гавриловну и не сватался только из страха получить отказ.

Ольга Гавриловна нашла случай заронить в сердце князя надежду. Князь посватался, и жестокосердная красавица к всеобщему изумлению дала свое согласие. Когда стал известен день венчания, Ольга Гавриловна написала Вольскому письмо с просьбой спасти ее от насильного брака. Горничная Ольги Гавриловны сделала то, что не удавалось губернским полицейским, — она отыскала лесное пристанище разбойников и передала письмо.

В отличие от господина Дубровского, Вольский встретил карету с Ольгой Гавриловной не после венчания, а, как и следовало, по дороге в церковь. Князь Захаров, в отличие от князя Верейского, не возил с собой пистолетов. Невеста была успешно похищена и стала законной добычей романтичного разбойника.

Глава двадцать восьмая

СПАСИБО ПУШКИНУ

(Продолжение)

Мой дедушка, Гавриил Афанасьевич, отправился к губернатору и спустя неделю вернулся с военной командой. Довольно скоро лесное логово Вольского нашли. Сопротивлялись разбойники отчаянно. Сам атаман убил двух офицеров и по суду получил двадцать пять лет каторги. Освобожденная невеста сказала князю Захарову то, что Маша Троекурова Дубровскому, а впоследствии Татьяна — Онегину, и уехала следом за Вольским в Сибирь. Обвенчаться с ним она так и не успела. Вольского убил один из каторжников во время драки, в которую тот неосторожно вмешался.

Ольга Гавриловна вернулась домой. Князь Захаров возобновил сватовство, и она вышла за него замуж. Он знал, что я не его сын, но любил меня как родного. Мать я помню плохо, она ушла из жизни, когда мне едва исполнилось семь лет. Умирая, она рассказала князю о своем обмане, и князь простил ее. Сколько я помню его, он читал и перечитывал «Дубровского».