Галина Куликова - Неземное тело Страница 27

Крепкая фигура и крепкая рука, так же как и приветливая улыбка, были атрибутами истинного путешественника. Он стоял на крыльце, ожидая гостей, с высоко поднятой головой, и казалось, что его овевает какой-то совсем другой ветер, не здешний, богодуховский, с ленцой прочесывающий окрестный лес, а мощный, суровый ветрище, напоминающий об океанах и горах, упирающихся в самую Луну.

— Очень рад вас видеть, — сказал Граков и, заметно смягчив голос, добавил: — Лайма.

Наклонился к ее руке и легонько поцеловал. Она почувствовала, как сердце неожиданно провалилось куда-то в живот, словно она на качелях взвилась в небо, а потом начала падать вниз, к земле.

Лайма подумала, что галантность — привилегия сильных людей. Мужчина, прошедший полсвета, не раз спасавшийся от смерти и спасавший других, умеющий держать в руках в равной степени и иголку с ниткой, и винтовку, неотразим в глазах женщины, когда проявляет галантность. По сравнению с ним салонный красавчик, создавший свое тело на тренажерах, выглядит обыкновенным кривлякой.

Войдя в гостиную с этой мыслью, Лайма первым делом бросила взгляд на Анисимова, который уже был тут и разговаривал возле окна с Венерой Остряковой. К Лайминому великому огорчению, он хорошо выглядел. Мужественно. Так писателю выглядеть вовсе не положено. Мастер художественного слова должен быть хлипким, иметь дряблые трицепсы и нависающий над поясом штанов живот. «Вероятно, он пишет одну книгу в пятилетку, — решила Лайма. — А все остальное время играет в гольф и катается на горных лыжах. И строит заборы».

Кроме Анисимова и Венеры, в комнате находился еще один незнакомый мужчина. «Дюнин или Чуприянов? — задала она себе вопрос. — Дизайнер или бизнесмен?» Решила, что бизнесмен, и не ошиблась.

Бизнесмена в нем выдавали глаза — равнодушные, как у рептилии. Он был среднего роста, лет тридцати, довольно упитанный и при этом какой-то рыхлый — словно старый плюшевый медведь, в котором свалялись опилки. Впрочем, когда Граков их познакомил, Лайма сразу заметила, как тот оживился. Вероятно, решил, так сказать, «тряхнуть опилками». Не зря еще на подходе она метнула в него парочку своих коронных взглядов из-под ресниц, которые ее бывший жених называл «испанскими кинжалами».

— Лайма, — протянул Чуприянов. — Имя, которое ласкает язык. Экзотическое…

— Ничего подобного, — улыбнулась она.

— Оно такое мягкое, такое сыпучее, как песок на берегу моря…

— О, это не дежурный комплимент, — заметила Венера, приблизившаяся к ним с бокалом в руке. — Это настоящая поэзия!

— У нее действительно зыбучее имя, — поддержал Анисимов, вытянув через трубочку почти весь коктейль за один присест.

— Так вы вдова? — уточнил на всякий случай Чуприянов, оглядывая ее всю, начиная с кончиков туфель и заканчивая локонами. Это могло бы выглядеть оскорбительным, не будь бизнесмен так искренен в своем к ней интересе.

— Да, я одинока.

Чуприянов понизил голос и сказал так, чтобы слышала только она:

— Но это же неправильно!

Крокодил проголодался. В его желтых глазах зажегся охотничий азарт. С одной стороны, хорошо — этого Лайма и добивалась. Мужчина, увлеченный женщиной, теряет над собой контроль. Что бы они там про себя ни плели — теряет безусловно. Хотя бы на время, на час, на мгновение. Этого ей будет достаточно для того, чтобы развеять подозрение или укрепиться в нем.

Граков, впрочем, тоже не оставлял Лайму без внимания. То и дело он возвращался к ней, шутил, делился впечатлениями. Когда она обнаружила на столике его очки и повертела их в руках, он немедленно оказался рядом и сказал с сожалением:

— Старею, теряю хватку. Хочу признаться вам еще в одной слабости. Купил приспособление для убоя комаров и на ночь вставил в розетку. Когда я дома, мне хочется чувствовать себя комфортно.

В другой раз он подошел, когда она отправила Чуприянова за минералкой и листала журнал, рекламировавший всякие элегаронные штучки — плееры, DVD, видеомагнитофоны, магнитолы. Вероятно, Гракову показалось, что ей скучно, и он поспешил исправить ситуацию:

— Вы меня дискредитируете как хозяина. Выглядите так, будто умираете от тоски. — Он отобрал у нее журнал и засунул его куда-то под крышку журнального столика.

Лайма оглядела гостей. Олег Бабушкин не пришел. Наверное, обкурился своих жутких папиросок и лежит, позеленевший, на кровати, галлюцинируя…

Егор Остряков, которого супруга на время выпустила из поля зрения, сидел на маленьком диванчике, положив ногу на ногу, и придирчиво рассматривал обстановку. У него был взгляд опытного тусовщика — не то чтобы скучающий, но какой-то невнимательный. В этом доме, в этом обществе его, в сущности, ничто не интересовало по-настоящему. Но, во-первых, пойти сюда хотела Венера. А во-вторых, отказывать такому человеку, как Граков, не очень-то умно. Мало ли, как там дальше жизнь сложится…

В центре гостиной стоял стол с закусками, чистые тарелки и батарея бутылок с соками и водой. Бар находился отдельно и поражал своим богатством. В конце концов мужчины столпились возле него и принялись обсуждать марки, выдержку и условия хранения драгоценных сортов вина. До тех пор, пока не пришли Дюнины.

Лену Дюнину все здесь называли не иначе как Леночкой. Наряд «кавказской пленницы» она сменила на длинное платье с откровенным вырезом на спине и розой на поясе. Высокие каблуки добавили ей роста и изящества. Однако ничто не могло помочь этой женщине затмить собственного мужа.

Николай Дюнин выглядел экзотической птицей на заурядном птичьем дворе. Он был чрезвычайно высоким и ненормально худым, с большими голубыми глазами навыкате, крупным ртом и острым длинным носом, похожим на клюв, необходимый для ловли рыб и лягушек. «Оперение» его отличалось праздничной яркостью и дикостью сочетаний. При этом нельзя было сказать, что он безвкусно одет или выглядит как клоун. И все же песочный пиджак оказался самой сдержанной деталью его наряда.

— Лайма! — воскликнул Дюнин таким радостным тоном, будто они познакомились еще сто лет назад и вот наконец снова встретились — совершенно случайно.-Как же я рад вас видеть!

— Я тоже очень рада. Вы… Э-э-э… Художник?

— Да, в некотором роде, — согласился Дюнин.

— Когда заканчиваете дом?

— Уже закончил, — возвестил он. — Завтра мы с Леночкой все подчистим и — милости просим на новоселье. Мне просто не терпится представить работу на суд публики. Я применил совершенно новый подход к организации пространства. Обычно я покупаю старые дома и привожу их в порядок. Но этот коттедж был маленьким капризом Леночки…

«Да уж, — подумала Лайма. — Маленькие женские капризы зачастую ведут к большим финансовым проблемам».

Вечер проходил приятно. Лайма вовсю флиртовала с мужчинами, стараясь при этом не слишком разозлить женщин. Один секс-символ Егор Остряков реагировал на нее вяло, и Лайма теперь точно знала, почему.

Саша пришла самой последней и сразу принялась за шампанское. Вчерашняя ночная прогулка никак на ней не отразилась. Один раз она даже упомянула, как сладко спала прошлой ночью. Беседуя с ней обо всяких пустяках, Лайма тем не менее постоянно ломала голову — что означало это ночное купание и пакет, который певица унесла с собой? Спросить в лоб? Но тогда Саша узнает, что за ней следили. Что же все-таки она из воды доставала? Нет, в лоб спрашивать нельзя. Нужно наблюдать, собирать, факты и фактики, подмечать всякие нелепости, запоминать случайно оброненные слова.

Дождавшись подходящего момента, Граков повел гостей в библиотеку, где вдоль одной из стен на стеллажах стояли не книги, а разные диковинки, которые хозяин привез из своих путешествий по свету. Здесь были дротик с ядовитым жалом и веер из перьев пеликана, чаша, обнаруженная в древнем захоронении, духовая трубка, вырезанная из красного дерева, и пояс, вышитый женщинами племени с непроизносимым названием, а еще выгоревшая шляпа старого морехода, фляга, сделанная из незнакомого европейцам растения, и много чего еще.

— Просто глаза разбегаются! — прошептала Саша и потрогала пальчиком совершенно пиратский с виду пистолет.

— А это что за фотографии? — заинтересовалась Лайма, обнаружив на стене несколько рамок. — Это вы снимали во время своих поездок?

— Я называю их экспедициями, — улыбнулся Граков. Взял Лайму под руку и подвел поближе.

— Барр-эд-Дахра, — прочитала она. — Звучит волшебно.

— Это всего лишь полуостров. Он отделяет лагуну Манзала от Средиземного моря. В Египте невероятно красиво, я бывал там много раз.

— А это? — спросила Венера, положив ладошку Гракову на плечо.

Он не стал делать вид, что не заметил ее поползновений. Снял игривую ручку и дружески сжал в своих ладонях. Это был такой хороший, спокойный жест, что Лайма еще больше его зауважала.

— Это Перт, — ответил он. — Город на берегу Индийского океана. В будущем году я собираюсь еще раз побывать в Австралии. Это очень… упрямый материк. С одного раза его не одолеть.