Дарья Донцова - Скелет из пробирки Страница 3

– Боярская Любовь Кирилловна выехала по адресу: улица Академика Боренко, дом шесть, квартира семьдесят девять.

В полном восторге от собственной предприимчивости, я вышла на улицу и пошла к метро. Я знаю, что улица Академика Боренко находится на Юго-Западе столицы. Когда я преподавала немецкий язык, в том районе жило много моих учеников: Юля Охрипко, Дима Мельник, Олег Савостин.

Кстати, с Димой Мельником постоянно происходили дикие истории, связанные с тем, что парень совершенно не хотел учить иностранные языки. Вообще говоря, он тяготел к математике, мечтал досконально овладеть компьютером, но папа, директор крупного завода, категорично заявил:

– Я ни одним языком не владею, мне это страшно мешает, поэтому ты изучишь английский и немецкий.

Некоторые родители обладают потрясающей логикой. Отсутствие знаний иностранных языков мешало папе, а бороться с не правильными глаголами и пролезать сквозь колючие дебри грамматики должен был несчастный Дима. Папенька хотел изжить таким образом свои комплексы.

Бедный парень мучился ужасно, ни немецкий, который преподавала ему я, ни английский, который пыталась вбить ему Юдифь Соломоновна, не лезли бедняге в голову. Потом отец отправил юношу в Лондон на месяц, так сказать, для полировки знаний.

Честно говоря, Димин английский находился в таком состоянии, что шлифовать было совсем нечего, но ведь не заявлять же об этом суровому папе? Тридцать дней несчастный Дима Мельник бродил по Лондону в полной тоске, вокруг говорили только по-английски, мясо ему давали с вареньем, в ванной вместо нормального смесителя из стены торчали два крана, и приходилось, заткнув раковину пробкой, полоскаться в грязной воде…

Нет, в Великобритании Диме решительно не понравилось, и он испытал бурный приступ радости, собираясь на посадку в самолет, который должен был доставить его в Москву.

В аэропорту Диме в голову пришла славная идея: следует обмотать сумку скотчем, чтобы никто не влез в нее и не спер купленные подарки.

Парень огляделся по сторонам, увидел служащего, подошел к нему и сказал:

– Скотч. Ай вонт скотч.

Мужчина в форме улыбнулся и привел Диму в.., ресторан. А вы куда бы отправили парня, который на плохом английском твердил фразу: «Я хочу скотч».

Между прочим, на языке Шекспира «скотч» означает виски.

Увидав барную стойку, Мельник возмутился и потребовал:

– Ай вонт скотч!

Бармен мигом вытащил бутылку «Белой лошади».

– Ноу, – покачал головой Дима, – скотч. Бармен решил, что парню не подходит сорт, и достал более дорогой «Блэклэбел».

– Ноу, – завопил Мельник, теряя самообладание. Знания языка катастрофически не хватало для полноценного диалога, но Дима все же решил объяснить ситуацию:

– Ай рашен! Ай вонт…

Бармен радостно закивал, он понял, что турист из России. Дима расслабился, и тут перед ним возникла бутылка водки «Смирнофф», а парень с той стороны стойки с идиотской улыбкой сказал:

– Йес! Рашен скотч!

Чтобы Диме было более понятно, бармен заговорил на искаженном английском. И потом, все же знают, что русские пьют лишь водку, а про виски, коньяк, шампанское и хорошее вино никогда не слышали. Несчастный Мельник заскрипел зубами, поднял сумку, потряс ею перед барменом и заявил:

– Ай рашен, ай вонт скотч! Тут бармен засмеялся:

– Bay! Йес!

Дима обрадовался, его поняли!

Через секунду около него появилась хорошенькая официантка и потянула за рукав:

– Камин, сэр!

Мельник пошел за девушкой, все больше радуясь: его уводят из ресторана, значит, он хоть как-то может объясниться с англичанами. На всякий случай он потряс сумкой перед носом у провожатой и сообщил:

– Скотч! Ай вонт скотч! Ай рашен.

– Йес, йес, – закивала девица, уволакивая Диму в зал беспошлинной торговли, – скотч! Йес, скотч!

Через пять минут девчонка втащила Мельника в отдел, торгующий спиртным, и ткнула пальцем в пятилитровую бутыль виски. И бармен, и она решили, что парень хочет прихватить домой, в Россию, спиртное.

Дима затопал ногами и стал требовать:

– Скотч, скотч, скотч!

Продавцы начали притаскивать разнообразные бутылки. У Мельника чуть не случился приступ истерики, но тут около него оказалась симпатичная девчушка лет пятнадцати с красным рюкзачком за спиной.

– Что тебе надо? – на чистейшем русском языке поинтересовалась она.

– Скотч, – чуть не зарыдал Дима, – сумку обмотать. Где его тут можно купить? Ну англичане тупорылые, ни фига не понимают. Ясно же говорю – скотч! Так нет, волокут выпивку!

– Это не англичане такие, а ты кретин, – скривилась девочка, – скотч здесь называется «tape». Иди на оформление багажа, бесплатно сумки замотают.

Улица Академика Боренко – извилистая, узкая – бежала в горку, а нужный мне дом, новый блочный красавец, стоял на самом верху. Здание выглядело внушительно, жильцы, похоже, были озабочены собственной безопасностью, потому что двор окружали высокий глухой забор и крепко-накрепко запертые ворота с калиткой. Я поискала домофон, но никаких кнопочек на железной панели не нашлось. Внезапно калитка открылась, и появилась женщина с коляской, я обрадовалась и шмыгнула внутрь.

Нужная дверь была железной, прикрытой дорогой деревянной панелью. Недолго думая, я ткнула пальцем в звонок.

– Кто там? – спросил нежный голосок.

– Любовь Кирилловну можно?

Загремел замок, и появилась девушка лет шестнадцати в крохотных шортиках и обтягивающей маечке.

– Вы кто? – тихо вымолвила она.

– Мне нужна Любовь Кирилловна. Юное создание попятилось.

– Она умерла!

У меня тревожно сжалось сердце.

– Как? Давно?

– Ну, примерно два месяца назад, сорок дней недавно отмечали.

– Что с ней приключилось? – не успокаивалась я. Девочка начала кашлять. У нее явно был сильный бронхит. Наконец, слегка отдышавшись, она ответила:

– У тети Любы была сильная астма.

– Кто там, Алина? – раздался голос из глубины квартиры.

– К Любовь Кирилловне пришли, – попыталась крикнуть в ответ девочка и снова зашлась в кашле.

Ее лицо побледнело, на лбу выступили капли пота, и несчастной пришлось уцепиться за косяк, чтобы не упасть.

– Ну и скрутило вас, – покачала я головой. Алина, еле-еле отдышавшись, сказала:

– Прямо беда, простудилась и никак в себя не приду.

– Надо к врачу сходить.

– Да была уже. Сказали, какая-то аллергия, сделала пробы, но ничего не выяснили.

– С кем ты разговариваешь, Алина? – спросили довольно полная женщина, выплывая в коридор. – Опять на сквозняке стоишь! Разве можно с твоим кашлем. Немедленно уходи. Вам кого?

Последняя фраза явно относилась ко мне. Я приветливо улыбнулась:

– Извините, я ищу Любовь Кирилловну.

– Моя дочь умерла.

– Бога ради, простите.

– А в чем, собственно говоря, дело? – удивилась дама. – Мы с вами знакомы?

Понимая, что попала в идиотскую ситуацию, я решила объяснить, в чем дело.

– Понимаете, я была в магазине…

– Так вы Вика Виноградова, – прервала меня женщина, – как я сразу не догадалась! Любаша о вас много рассказывала! Входите, входите, уже приехали? Я – Мария Григорьевна.

– Откуда? – машинально спросила я, шагая за хозяйкой. Мария Григорьевна удивилась:

– Из Лондона. Любаша говорила, вы туда в январе на практику уехали.

– Ах да, конечно… – замямлила я, думая, как выбраться из идиотской ситуации. – Вот.., вернулась.., пришла… Мария Григорьевна судорожно вздохнула:

– Кто бы мог подумать! Элементарная простуда – и смерть. По щекам пожилой дамы потекли слезы. Мне стало неудобно, но момент сообщить свое настоящее имя и цель визита был упущен. И к тому же меня успели ввести в элегантно обставленную комнату и усадить на кожаный темно-коричневый диван со словами:

– Викочка, вам чай или кофе?

Пока Мария Григорьевна хлопотала, я оглядывала комнату. Одна стена завешана фотографиями. Внимание привлек один снимок. Молодая девушка сидит, прислонившись к толстой березе, за ее спиной стоит кряжистый мужчина в мешковатом костюме. А Мария Григорьевна-то в молодости была красавицей!

Потом перед моим носом оказались хрупкая чашечка из прозрачного фарфора с дымящейся ароматной жидкостью и коробочка шоколадных конфет. Мария Григорьевна справилась с рыданиями и продолжила:

– Это был настоящий шок! У всех просто паралич наступил. Конечно, мы понимали, что Любаша больна. Вы когда уехали, Викочка, не припомню, Любаша-то рассказывала о вашей удаче, так радовалась, говорила: «Мамочка, Викуле страшно повезло! Стажировка в Лондоне!» Но я, честно говоря, считала, что вы получили заслуженное вознаграждение. Ведь не бросили аспирантуру, защитились, стали кандидатом. А Любаша, сами знаете, при ее таланте, свободном владении языком, испугалась нищеты, бросила науку, открыла этот чертов магазин. Господи, ведь стыдно сказать, чему посвятила жизнь! Моя дочь! Боярская! И такое…