Дарья Донцова - Вынос дела Страница 3

Таню я никогда не встречала. Она принципиально не посещала никаких мероприятий, даже тех, в приглашении на которые стояло – «с супругой». Дама-невидимка. Злобные сплетницы поговаривали, что будто бы у второй мадам Харитоновой безобразная внешность, огромное родимое пятно на щеке, сутулая спина и ноги кавалериста.

Телефонный звонок прервал раздумья.

– Дашка, привет, – зачастил в трубку высокий, нервный голос.

– Привет, – машинально отозвалась я, не узнавая говорившую.

– С трудом твой номер нашла, спасибо Ленька Мамонтов подсказал, – продолжала неизвестная женщина.

Она говорила быстро, слегка задыхаясь, словно на бегу.

– Небось гадаешь, кто звонит?

– Ну, в общем…

– Ха, Зоя Лазарева.

– Зоинька, – обрадовалась я, – сколько лет, сколько зим, как поживаешь?

С Лазаревой мы учились в одной группе. Поступали в иняз одновременно, и обе, без всякого блата, получили «отлично» на экзамене по-французскому. Вещь почти невозможная для абитуриентки данного института. Даже девочки, занимавшиеся с лучшими репетиторами, получали не больше четверки. Пятерки там ставили лишь своим, внесенным в разнообразные списки – от ректора, от декана, от парткома. Простому человеку попасть в иняз было практически невозможно. Для этого нужно было либо обладать связями, либо заплатить огромную сумму.

Но мы с Зоей ни о чем таком и не подозревали, наивно полагая, что вступительные экзамены – это всего лишь проверка знаний.

Нас отдали на растерзание Раисе Измайловне Милославской, роскошной полной даме, безупречно владеющей языком. Ее перу принадлежало то ли двадцать, то ли тридцать учебников, методических пособий и справочников. И именно к ней попадали те, кому следовало поставить «неуд». Милославская вцепилась в меня, как терьер. Текст, предложенный для перевода, был сложным даже для пятикурсника. Минут тридцать она болтала со мной на разные темы, потом вызвала подмогу – Татьяну Карловну Раушенбах. Они начали трясти меня вдвоем. Наконец Раиса Измайловна глянула на Раушенбах и промямлила:

– Кажется, коллега, здесь «отлично».

– Да, – вздохнула та, – ничего не поделаешь.

Я выпала в коридор и встала у окна. Прохладный июньский ветерок приятно пробегал по взмокшей спине. Спасибо, Сюзи! В огромной коммунальной квартире, где прошло мое детство, жила настоящая парижанка – Сюзетта, жена погибшего в сталинских лагерях французского коммуниста. Сюзи практически не владела русским языком, страшно бедствовала, и моя бабушка наняла ее нянькой. К трем годам я говорила по-французски лучше, чем по-русски. Сюзи научила меня читать и писать. В школе мне порой было трудно на уроках русского языка. Зато преподавательница французского вечно ставила меня всем в пример.

Следом за мной в коридор вылетела красная Зоя.

– Пятерка, – прошептала она, – тебе не кажется, что они пытались нас завалить? Вон та, черненькая, еле-еле читала, а ей сразу «отлично» влепили.

Я пожала плечами:

– Может, и хотели отсеять, только не получилось, а откуда ты так здорово язык знаешь?

– Шпион научил, – хмыкнула Зоя.

– Кто? – изумилась я.

– Видишь ли, – захихикала Зоя, – я из Верми, городок такой в Сибири, прямо возле центральной площади – зона. А дома у нас комнату снимал вольный поселенец, его за шпионаж посадили в 50-х. По-русски так и не научился, пришлось нам французский осваивать. Ему в 65-м срок вышел, только Пьер успел в маму влюбиться и остался. Мы с ним только по-французски болтали, и мамулька тоже его язык выучила. Он ее замуж зовет, да она боится, все-таки шпион. Так и живут без росписи.

Пять лет мы грызли вместе грамматику, потом наши пути разошлись, и вот Зойка неожиданно звонит.

– Слушай, Дашутка, помнишь, какая у нас дата?

– Нет, – растерялась я.

– Двадцать лет, как иняз закончили!

А ведь верно, надо же, сколько времени пролетело.

– Вот решили собраться, – частила Зоя, – почти всех разыскали: и Катьку Волкову, и Федю Пригожина, и Раю Скоркину… Так что готовься – в пятницу приезжай к Тане Ивановой домой, пиши адрес.

Я схватила ручку.

– Успенское шоссе, 12-й километр, – диктовала деловито Зоя, – поселок Федулово, дом три. И еще: решили веселиться на полную катушку, поэтому изволь надеть костюм.

– Какой? – растерялась я.

– Ну уж это тебе видней, – рассмеялась подруга, – хоть Красной Шапочки. Решили устроить карнавал. И чтобы обязательно маска на лице. Сначала повеселимся на полную катушку, сорок человек позвали, почти весь курс соберется. Будем гадать, кто есть кто! А в полночь маски долой – то-то хохоту будет!

Из моей груди вырвался вздох. Боюсь, не до смеха станет. Не встречались почти четверть века, так что и без масок можем друг друга не узнать. Лично я прикреплю где-нибудь табличку – Дарья Васильева.

Но Зоя просто фонтанировала энтузиазмом:

– Смотри не опаздывай, сбор к пяти.

– Погоди, погоди, что приносить: вино, конфеты, колбасу?

Зоя радостно засмеялась:

– Ничего! Нас Танюшка приглашает.

– Столько человек? Ей-богу неудобно, давайте хоть деньгами скинемся.

– Оставь, – успокоила Лазарева. – Танька среди нас самая богатая, ей такой расход – тьфу.

– Чем же она занимается? – удивилась я.

– Сейчас ничем, – пояснила Зоя, – просто удачно замуж выскочила.

– А кто супруг?

– Держись за стул, – взвизгнула Зоя, – депутат Харитонов! Слышала небось? Он через день в телевизоре мелькает. Заодно и познакомимся.

Из трубки понеслись короткие гудки. Я в обалдении уставилась на «Эриксон». Ну надо же, а еще говорят, что чудес не бывает.

Узнав о костюмированном бале, домашние чрезвычайно воодушевились.

– Нарядись принцессой, – велела Маша, – юбка на кринолине, кругом кружева, кружева и большой парик с буклями.

– Представляю, как гости заржут, когда мать маску снимет, – схамил Аркадий, – думали, девочка, а там бабушка.

Я решила пропустить бестактность мимо ушей. При росте метр шестьдесят четыре вешу сорок восемь килограмм, к тому же имею абсолютно классические параметры: талия – пятьдесят семь, бедра – восемьдесят восемь. Вот только бюст слегка подкачал, если честно, то его совсем нет.

– Ужасная глупость пришла тебе в голову, Маня, – накинулась Зайка на девочку, – тут нужно нечто совершенно экстраординарное, эксклюзивное и к тому же смешное.

– Пусть оденется поросенком Наф-Нафом, – предложила Машка. – Возьмет в руки ведерко, мастерок, и маска не потребуется, мордой прикроется с пятачком.

– А зачем ведро с мастерком? – изумилась я.

– Так он каменный дом строил, – пояснила Манюня, – самый разумный из всех оказался. Роль как раз для тебя, мулечка.

– Чего-чего, а разумности у нашей матери нет и в помине, – тяжело вздохнул Кеша, – только каменные хоромы мастерил Ниф-Ниф.

– А вот и нет, – ощетинилась Маня, – Наф-Наф.

– Ниф-Ниф, – настаивал брат.

– Наф-Наф, – не успокаивалась сестрица.

– Ниф-Ниф.

– Наф-Наф!!!

– Ну, прекратите немедленно, – не выдержала Ольга. – Кеша, как тебе не стыдно, споришь с глупым ребенком. Какая разница – Ниф-Ниф или Наф-Наф?

– Никакой, – успокоился Кешка, – пусть будет по-твоему, Маня.

– Не надо мне уступать, – заорала Маша, – сейчас точно узнаем!

И с ужасающим топотом дочь понеслась в библиотеку.

– Не хочу одеваться поросенком, – вырвался стон из моей груди.

– Не надо, – успокоила Зайка, – завтра пороюсь в костюмерных и найду что-нибудь подходящее, не расстраивайся, положись на мой вкус.

– Ага, – раздалось из коридора, и торжествующая Маруся влетела в гостиную, размахивая толстой книгой. – Ага!

– Ну и что? – поинтересовался Кеша.

– Никто не угадал, – возвестила сестрица, – имечко ему Нуф-Нуф!

– Вот и славненько, – сказала Зайка, – оба плохо знаете литературу, а спорите.

Кеша и Маня уткнулись в телевизор. Ольга пошла наверх, я за ней. Так, теперь следует обдумать, как ухитриться обследовать все комнаты.

Невестка расстаралась на славу. В пятницу около одиннадцати утра влетела ко мне в спальню и, раздернув шторы, воскликнула:

– Примерь-ка!

На кровати громоздился чемодан. Я потянула за «молнию» и уставилась на нечто желто-коричнево-розовое. Какие-то круги, потом гигантский чулок темно-красного цвета. Тут же лежала и странная шапочка одного цвета с чулком. Больше всего она напоминала убор палача – «шлем» с узкими прорезями для глаз, целиком скрывающий лицо. На макушке отчего-то нашита омерзительная тряпка цвета детской неосторожности.

– Что это?

– Хот-дог, – пояснила Зайка, – желтое – булка, красное – сосиска. Здесь, – ее палец с безукоризненным гелиевым ногтем ткнулся в тряпку, – горчица.

– Ужас! – вполне искренне сообщила я.

– Вот и нет, – возмутилась Ольга, – очень даже оригинально. Одна такая будешь. Ну, давай, давай, напяливай.