Дэйв Барри - Большие неприятности Страница 3

Большей частью Пагги смотрел телевизор и пил пиво, за которое Лео с него почти никогда не брал платы. Это была не жизнь, а мечта. Если бы Пагги раньше знал, что это и есть трудиться, то давно уж подыскал бы себе какую-нибудь работенку.

А вечером, как только ему разрешали уходить, он направлялся к своему дереву. Нашел он это дерево на третью ночь пребывания в Кокосах. Первые две ночи он провел у воды, но там его искусали какие-то мерзкие муравьи, к тому же на вторую ночь он увидел, как вдали, направляясь к шлюпочному доку, прошли Эдди и Снейк. Снейк хромал.

Вот почему Пагги отправился подыскать другое местечко. Он обнаружил, что если пройти немного в глубь Кокосов, то окажешься совсем в другом квартале, квартале богатых, с большими домами за высокими оградами и въездными автоматическими воротами. Там везде росли странные деревья, высокие, причудливые, с торчащими во все стороны корнями, снизу доверху оплетенные лианами и с ветвями, нависающими над улицей. Пагги решил, что это похоже на джунгли.

Для пристанища он отыскал просто идеальное дерево. Росло оно за стеной, окружавшей жилье какого-то богача, но от дома его отделял густо разросшийся сад. Забраться на дерево можно было карабкаясь по стене, а Пагги был просто прирожденным скалолазом, даже после немалого количества пива. На высоте футов двадцати, где от ствола отходили три толстые ветки, примостилась шаткая, поросшая мхом дощатая платформа, бывшая некогда домиком для детских игр. Пагги приладил на настиле картон и кусок пластика с какой-то стройки, так что теперь во время дождя он мог делать себе навес. Иногда до него доносились голоса из дома, но кто бы ни были эти люди, в его угол двора они никогда не заглядывали.

Поздно ночью откуда-то из дома всегда доносилась музыка. Сквозь джунгли пробивался к Пагги нежный голос флейты. Ему нравилось лежать в своем убежище, слушая мелодию. Он был необыкновенно счастлив от того, как складывались дела и по службе, и на дереве. Никогда прежде не жил он такой безопасной, устойчивой и спокойной жизнью. И продолжалось это почти три недели.

— Смотрю я на эту рекламу, — изрек важный жирный безмозглый чертов клиент, — и вижу, что никакого проку от нее «Молот-пиву» нет.

Элиот Арнольд из агентства по рекламе и связям с общественностью Элиота Арнольда (состоящего целиком и полностью из одного Элиота Арнольда) глубокомысленно кивнул, словно считал, что чертов клиент сделал весьма ценное замечание. На деле же Элиот размышлял: какое счастье, что он, возможно, один из тех пятнадцати человек в Майами, которые не таскают с собой заряженную пушку, иначе уж точно всадил бы пулю в жирный лоснящийся лоб чертова клиента.

В подобных случаях — а их было немало — Элиот начинал сомневаться, не слишком ли он поспешил, бросив работу в газете. Особенно если учесть способ, которым он это проделал. Все же жахнуть ногой по компьютеру главного редактора определенно означает сжечь за собой все мосты.

Элиот проработал в газетном деле двадцать один год. После окончания колледжа он намеревался, используя профессиональные навыки и умения специалиста по английскому языку, бороться за справедливость, искореняя и обличая продажность и коррупцию. Он получил работу в ежедневной газетенке, где писал некрологи и освещал муниципальные заседания, на которых местные выборные чиновники и технические консультанты часами бубнили, обсуждая диаметр труб для новой канализации. Сгорбившись над своим репортерским блокнотом и что-то машинально черкая, Элиот размышлял о том, что где-то, возможно, и идет моральное разложение, но у него нет ни малейшего представления, как приняться за его поиски.

К тому времени, когда Элиот пробился в перворазрядную городскую газету, он уже бросил попытки искоренять и обличать, устроился в уютной нише газетных очерков, и оказалось, что эта работа ему вполне удается. Годами он писал в основном о том, о чем хотел. Чаще это было то, что большие шишки в отделе новостей называли «развлекаловкой». Руководство же предпочитало «проблемные» статьи, представляющие сгусток фактов, написанные группой соавторов, набранные в пять или шесть подразделов под заголовком, в котором обычно присутствовало слово «кризис», как то «Кризис семьи», «Кризис школы», «Грядущий кризис питьевой воды» и т. д. Серии из таких статей всячески поощрялись и продвигались, они получали награды на журналистских конкурсах, хотя в отделах новостей обычно назывались «кучей дерьма». Большие начальники обожали их. Называлось это боевой журналистикой и было злободневным направлением в газетном ремесле. Совсем иное дело! Связи с читателем!

Элиот подозревал, что читателями этих статей являлись в основном члены жюри конкурсов. Но обнаруживал, что все чаще и чаще получает задание строчить эти «кучи дерьма», и у него остается все меньше и меньше времени для работы над очерками, которые, по его мнению, люди действительно хотели читать.

Все кончилось в тот день, когда его вызвали в кабинет главного редактора. Кен Дибер был на семь лет моложе Элиота. Элиот помнил Кена еще обычным репортером только что из Принстона. Дибер четко излагал свои мысли, обладал представительной наружностью и мог отыскать ошибку в любой статье, какой бы короткой она ни была, — здесь уж на него можно было полностью положиться. Но сам Дибер много не писал. Слишком он был занят обменом профессиональной информацией путем личного общения. Он взмыл через все чины и должности, как ракета «Поларис», став самым молодым главным редактором в истории газеты. Проблемные статьи были его коньком. Вот почему он и вызвал к себе в кабинет Элиота.

— Как жизнь, Элиот? — осведомился для начала Дибер. — Все в порядке?

— Ну, — отвечал Элиот, — я вроде…

— Вот почему я спрашиваю, — продолжал Дибер, которого ни в малейшей степени не интересовало, все ли в порядке у Элиота. — Джон Кротон доложил мне, ты так и не сдал материала о центрах дневного ухода за детьми.

Центры дневного ухода за детьми были последней «кучей дерьма». В пяти частях с четырнадцатью цветными диаграммами читателям необходимо было разъяснить, что в деле дневного ухода за детьми наступил кризис.

— Слушай, Кен, — начал было Элиот. — Уже пять человек работают над…

— Элиот, — произнес Дибер тоном родителя, внушающего что-то своему непослушному чаду, — тебе дано задание.

Задание Элиота заключалось в том, чтобы написать дополнительный материал о перспективах гаитянского землячества в свете кризиса центров дневного ухода за детьми. Дибер был твердо убежден, что в каждой статье должны освещаться виды на будущее каждой этнической группы. Просматривая газету, он даже не читал материал, а подсчитывал количество этнических групп. Дибер имел обыкновение рассылать памятные записки подобного содержания: «Несмотря на своевременность и информативность статьи о росте нападений аллигаторов на игроков в гольф, полагаю, следовало приложить больше усилий к тому, чтобы включить в материал точку зрения выходцев из латиноамериканских стран». Репортеры — народ не очень умелый, а то бы давно присоединили к зажиганию диберовской машины взрывное устройство.

— Я знаю, мне дали задание, — начал Элиот, — но я работал над очерком о…

— История о пеликане? — хмыкнул Дибер. Элиот подумал, что в Принстонском университете был специальный курс по ухмылкам. Так мастерски Дибер это проделывал.

— Кен, — попытался объяснить Элиот, — это просто невероятный материал. Ни у кого такого нет. О старике-кубинце из Ки-Уэста. Этот тип дрессирует пеликана, чтобы…

— Швырять бомбы, — снова хмыкнул Дибер. — Это самая дурацкая история, которую я когда-либо слышал.

— Кен, — не отступал Элиот. — Это ужасно забавный тип. Он и в самом деле пытался с помощью дрессированного пеликана убить Кастро. Что-то там не сложилось, то ли бомба была с дефектом, то ли пеликан что-то перепутал, но несомненно одно — эта штуковина взорвалась перед гостиницей в центре Гаваны, забросав пеликаньими ошметками французских туристов, а кубинское правительство заявило, что это было какое-то атмосферное…

— Элиот, — провозгласил Кен, — я не считаю, что мы должны кормить читателей такого рода баснями.

— Но это правда, — не унимался Элиот, сгорая от желания схватить Дибера за глотку. — Это забойная история. Ведь дед разговаривал со мной, и он…

— Элиот, — изрек Дибер, — ты понимаешь, как важна проблема центров по дневному уходу за детьми для наших читателей? Ты знаешь, у скольких наших читателей дети посещают эти центры?

Повисла пауза.

— Кен, — спросил Элиот, — а ты понимаешь, у скольких наших читателей есть задница?

— Не вижу никакой необходимости… — начал Дибер.

— У всех! — заорал Элиот. — У всех есть задницы!

Многие сотрудники отдела новостей слышали это через стеклянную перегородку кабинета Дибера. Все головы повернулись туда.