Иоанна Хмелевская - Зажигалка Страница 30

— Негодящие в каком смысле?

— Во многих смыслах. И больные, и чем-то зараженные, какой-то растительной заразой, и засохшие… Ага, вспомнила термин: пересохшие. Не знаю, в чем заключается этот недостаток, а теперь и вовсе знать не желаю. Теперь меня это не касается. И еще, кажется, очень плохо их высаживал. То в слишком мелкие ямки, то в плохую землю, все это мне запомнилось потому, что разгневанные клиенты со скандалом предъявляли ему свои претензии. Иногда и вовсе сажал не то, что заказал клиент. Запомнился случай: согласно договору с клиентом, предварительно оплаченному, он высаживал ему на участке малину и красные розы, а у того через год вырастали альпийские колокольчики и карликовая вишня.

У полицейского голова пошла кругом. Напрасно все же природа наградила его таким живым воображением. Он уже воочию видел ту самую красную розу с малиной, даже замаячил где-то на заднем плане альпийский колокольчик, которого он никогда в жизни не видел и не имел понятия, как тот выглядит, а вишню вообще не любил и не ел. Усилием воли взял себя в руки и выслушал то, что добавила Кристина.

— Бот вы заказали, например, липу, — продолжала женщина, явно войдя во вкус и мстительно щурясь, чем-то напомнив комиссару довольную кошечку, — а у вас по весне из саженца проклюнулся японский гинкго билоба. Вы захотели падубы, а он переагитировал вас на серебряную ель. И посадил ее, вопреки вашим сомнениям, и все пропало, и бейся теперь головой о стенку. Какие-нибудь ненужные ноготки клиент в раздражении выдернет и вышвырнет, с деревьями сложнее. Да и с кустами тоже. Вот, скажем, история с барбарисом колючим…

Следователю уже было достаточно примеров, он задыхался под навалом всех этих растений и, с трудом встряхнувшись, заставил свидетеля вернуться к теме:

— Так вы полагаете, что кто-то все же мог…

И Кристина опять увернулась от прямого ответа. Пожав плечами, она повторила:

— Не могу я вам ответить со стопроцентной уверенностью, просто хочу, чтобы вы поняли суть его махинаций, как я их поняла. И еще. За все эти бракованные растения он драл с клиентов три шкуры, словно они были из золота, я о растениях, не о клиентах. А если уж попадал на идиота, выдаивал его до последней капли без зазрения совести. Они, идиоты, когда и спохватывались, отступали безо всяких проблем для обманщика. Так все это происходило. И с девушками поступал также без всякой жалости.

— А не могли бы вы о ком-нибудь из них сказать хоть два слова? Припомнить фамилию? Скажем, отвергнутая им любовница могла знать сменившую ее особу и в гневе произнести ее фамилию или имя?

Поправив на голове полотенце, бывшая жена афериста молча уставилась в окно. Спустя минуту покачала головой.

— Ведь это означало бы, что я бросаю подозрение на человека, — честно высказала она свои сомнения. — Но понимаю, полиции надо испробовать все возможности, а я знала его лучше всех. Ну, вот когда мы разводились… у меня возникло ощущение, что он как раз в то время рвал свою связь с особой, которой не хватило денег на освоение садового участка, и она перестала его интересовать. Мне показалась она женщиной упорной и сильной. К счастью, фамилии ее я не знаю, а имя у нее было необычное, потому и запомнилось. То ли Виолетта, то ли Вильма, что-то в этом духе. Почему я ее называю? Потому что, став невольной свидетельницей устроенного ею скандала, еще подумала — ну вот эта на нем отыграется! Не скрою — подумала с удовлетворением. За всех отомстит, и за меня в какой-то степени. Теперь-то мне все равно. А ее вы можете найти в счетах, полиция наверняка их реквизировала. Ищите среди тех, с которых содрал самые большие суммы. И уж она наверняка больше знает о Кшевце, чем я…

На том иссяк источник информации, ибо Кристина бросила взгляд на часы и заявила, что не может больше тянуть, иначе впустую пойдут все ее косметические усилия. Более того, вдруг она полысеет? Тогда полиции как пить дать придется возместить убытки.

Ничто из услышанного не подходило к показаниям Элизы Вендзик, возможно, если копнуть глубже… Однако времени на углубленные анализы не оставалось, и теперь перед Вольницким на первое место выдвинулся Шрапнель.

Я могла бы ходить к стоматологу хоть до опупения, даже три раза в день, но это никак не помогало задуманной нами операции. Ведь передняя часть дома нам совсем не нужна, Находясь там днем, пан Ришард с Юлитой были отлично видны всем желающим. У меня была другая задача, и я должна была с ней справиться. Раз обещала — сделаю. И я поехала-таки к стоматологу, оставила машину у его дома, даже прошла к маэстро и оскалила зубы, но он, извинившись, попросил меня прийти на следующий день, сегодня у него много пациентов. А я не записалась заранее. Распростилась с врачом, записалась и быстро покинула его дом.

Села в машину, доехала до конца мостовой и принялась изображать попытку развернуться и припарковаться, причем делала это так неуклюже, что, случись здесь дорожный патруль, он бы отобрал у меня права. А я продолжала изображать из себя неумеху до тех пор, пока не вернулись Витек с Малгосей. Доехали со мной до стоматолога, и, пока я скалила зубы, а он их изучал, Витек с Малгосей изучали тылы дома. Они у всех домов-близнецов тут одинаковые, мы же надеялись, что задняя часть дома сулит нам больше надежд, чем передняя. Почему-то мы решили, что бывать на этой улице, не вызывая подозрений, могу только я, потому я и довезла их до стоматолога, а там они незаметно проскользнули за дом.

Наши надежды на зады домов оправдались. Вернувшиеся ко мне в машину Витек с Малгосей были полны оптимизма.

— Никаких проблем! — заявила Малгося. — Туда вообще можно добраться огородами и палисадниками, у них живые изгороди, которые ребенок перешагнет. Я сосчитала домики, наш садовод восьмой, На заднем дворике у него валяются засохшие сосенки и стоит раскрытый пляжный зонтик. Задняя дверь заперта и тоже опечатана, мы видели перекрещенные бумажные полоски.

Витек дополнил, что от соседней улицы эти элитные дома отделяет довольно высокий забор, с той стороны их не увидят, и вообще никто не заметит, даже если там сорок разбойников устроят побоище.

— Если, конечно, Ришард с Юлитой не будут слишком шумно себя вести, — добавила Малгося.

— Двери осмотрели?

— Обычные. Только ключ. К тому же застекленные. Но маленькими рамами.

— Ничего, руку просунуть можно. Гвяздовский справится, если вдруг в двери еще обнаружится внутренний засов. Ну что, привозим их?

— Тогда сразу, пока еще рано, люди на работе, дети в школах. Хорошо, что мы начали с утра. Ага, теперь понадобится Тадик.

Я сунула Витеку сотовый и велела дозваниваться до Тадика, сама же перестала притворяться, что все еще никак не развернусь, и направила машину к началу улицы.

Тадик оказался дома, и даже успел отоспаться после ночного дежурства. Необходимые инструменты у него были при себе, захватил на всякий случай. Витек условился встретиться с ним у бензоколонки через полчаса. Одновременно Малгося по своему сотовому информировала Ришарда и Юлиту. Я крикнула, чтобы они прихватили с собой какой-нибудь нож, можно перочинный, разрезать бумажные полицейские полоски на опечатанных дверях дома покойника.

Выяснилось, что мы напрасно заботились об этих мелочах. Пан Ришард уже обо всем побеспокоился, а у Юлиты были при себе маникюрные ножницы.

Тадик же, тоже на всякий случай, вместе с отмычками передал им специальный нож для разрезания фанеры.

Потом все разъехались, каждый в свою сторону, а к дому Кшевца направилась только пара преступников.

Получив от сестры странное и чрезвычайно заковыристое сообщение о гибели брата, Собеслав Кшевец, и без того собиравшийся посетить далекую родину, приземлился в варшавском аэропорту Окенче около девяти утра. Взяв напрокат машину, он направился все к той же сестре, даже не попытавшись созвониться с ней. И явился в тот момент, когда Габриэла вышла из дома, направляясь на работу.

Он подбросил ее к дому, где ей сегодня предстояло работать, а по дороге много чего услышал от сестрицы. Узнал, что он, Собеслав, отвратительный тип, недостойный бедному Мирославу даже ботинки чистить, что упомянутый Мирослав помер и пусть он, Собеслав, даже не пытается опять куда-то смываться, должен дождаться, когда с наследием братика все решится, а брата прикончила лахудра и последняя сволочь его девка, а она, сестра, никак не может ее описать полиции, хотя и видела собственными глазами, знает лишь, что та черная и красная, что он, Собеслав, хоть раз в жизни пригодится, без его подписи или хотя бы устного согласия нотариус документов не составит и без него семейный склеп для нее недоступен. А кроме того, дом заперт и опечатан полицией, так что нельзя даже увидеть, какое оно, имущество Миречека, а тут нашлись еще мерзавцы и свиньи собачьи, которые поносят доброе имя покойного и обвиняют его во всех смертных грехах.