Сельма Эйчлер - Аллергия на убийства Страница 31

— Да нет же! — вскричала Эллен и уже тише добавила: — Не сошёл. Он просто хочет разобраться в себе, чтобы ни в чём не сомневаться, вот и всё. Но он вернётся, я знаю.

Хм. С прошлой ночи я всерьёз подозревала, что мою племянницу клонировали и я говорила не с настоящей Эллен. Среди всех её замечательных качеств никогда не значилась уверенность в себе. А сейчас — вы только послушайте! Однако если наука не имеет отношения к этой «новой» Эллен, значит, она всего лишь храбрится. И хотя жизненный опыт внушил мне серьёзные сомнения в возвращении Майка, я решила помалкивать. Но оставлять Эллен без присмотра было бы верхом легкомыслия.

— Я и так собиралась тебе позвонить, — перепрыгнула я на более безопасную почву. — Не хочешь поужинать сегодня у меня?

— Спасибо, тётя Дез, я бы с удовольствием, но уже договорилась с Клодеттой. Помнишь, я тебе ней рассказывала?

— Э-э… да… что-то припоминаю, — рассеянно отозвалась я.

После исчерпывающего описания Клодетты мы ещё пару минут поболтали и распрощались.

Бедная Эллен, снова подумала я, возвращая трубку на место.

Наскоро пообедав с одной из сотрудниц Гилберта и Салливана, я поспешила обратно в офис, где на час дня у меня была назначена встреча с потенциальным клиентом.

Надо сказать, за то время, что я работала на Эвелину Корвин, через мот руки прошло всего одно дело. Да и то на поверку оказалось плёвой работёнкой. От меня требовалось отыскать беглого мужа, чья жена желала найти его, дабы вручить документы о разводе. Каких-то пять-шесть телефонных звонков да один пропущенный ланч (который я с лихвой компенсировала позже) — и я выяснила, что мужичок обретается в штате Юта, где сожительствует со стриптизёршей.

Всё это я к тому, что не могла себе позволить воротить нос от дополнительного заработка. Поэтому с большой радостью восприняла вчерашний звонок некоего мужчины, выразившего желание прибегнуть к моим услугам. Даже прикинула, что, поскольку сейчас работаю на Эвелину Корвин, придётся попросить о помощи старого друга, Гарри Берджеса, полуотставного частного сыщика из Форт-Ли, штат Нью-Джерси.

Однако вышло не совсем так, как я рассчитывала.

Джону Флэннери было за шестьдесят, причём далеко. Высокий грузный мужчина с кустистыми бровями и румяными щеками; его плотное сложение, бычья шея, а также бицепсы, рельефно проступавшие под тесным синим свитером, наводили на мысли о профессии портового грузчика. Так что я изрядно удивилась, когда он обмолвился, что уже тридцать лет преподаёт в средней школе.

Флэннери был вдовцом и имел дочь сорока двух лет. Из-за неё-то он и пришёл. Судя по всему, она уже месяц встречалась с мужчиной гораздо моложе себя, и Флэннери хотел выяснить подноготную кавалера.

— Вы хотите прощупать его только потому, что он моложе вашей дочери?

— Не просто моложе. На тринадцать лет моложе. — Подавшись вперёд, Флэннери вперил в меня взгляд и с нажимом произнёс: — Послушайте, миссис Шапиро. Я волнуюсь за девочку. Она слишком доверчива.

Я попыталась развеять его сомнения:

— Немало женщин очень счастливы с мужьями, которые моложе их. — Он хотел было возразить, но я не дала: — Такие браки сейчас обычное дело. Позвольте задать вам вопрос, мистер Флэннери. Если бы всё обстояло наоборот — будь ваша дочь моложе своего бойфренда, — вас бы это тоже беспокоило?

— Ну… наверное, нет. Но не это главное. Вот, взгляните… — Он достал из заднего кармана потрёпанный кожаный бумажник, откуда, пошелестев, извлёк фотографию и положил на стол, прямо передо мной. я взяла снимок в руки. Изображённую на фото женщину нельзя было назвать хорошенькой. Или хотя бы привлекательной. Откровенно говоря, она была довольно невзрачной. Я вопросительно взглянула на мистера Флэннери, давая понять, что не пойму, куда он клонит.

— Айрин, моя дочь, сделала этот снимок для паспорта в прошлом году. Не сказать, чтобы красотка, верно?

Я смущённо отвела взгляд:

— Ну, по-моему, у неё приятное лицо. И потом, эти паспортные снимки всегда получаются ужасно. Свой я даже хотела сжечь, — добавила я с нервным смешком.

— Этот снимок скорее лестный.

— Послушайте, мистер Флэннери, — не без раздражения заметила я, — если ваша дочь не похожа на Хитер Локлир, это ещё не значит…

— Видели бы вы Картера. Его так зовут — Картер. Не кокай-нибудь там простенький Боб, или Джим, или Билл. — Флэннери с отвращением покачал головой. — Картер, — повторил он, будто выплюнул это имя. — Высокий блондин с ослепительно белыми зубами. Прямо кинозвезда.

— А кем он работает? — спросила я, ожидая услышать что-то вроде «Он занимается ценными бумагами», или «Он управляет недвижимостью», или «Он импресарио» — подобные занятия вполне могут быть законными, но, с другой стороны, самое ходовое прикрытие для мошенничества.

Вместо этого мне сообщили:

— Он микробиолог.

Нелегко говорить с отвисшей челюстью, но я ухитрилась:

— А ваша дочь — она кто по профессии?

— То же самое — микробиолог. Они вместе работают.

Я встала и в два шага пересекла свой кабинет (а больше шагов тут и не сделаешь). Потом сняла с вешалки на двери чёрный плащ Джона Флэннери и протянула ему:

— Держите. — Теперь уже челюсть отвисла у него. — Очевидно, этот Картер менее подвержен предрассудкам, чем вы думаете, и уж, без сомнения, куда меньше, чем вы сами. Советую вам, мистер Флэннери, присмотреться к своей дочери, оценить её незаурядный ум. Возможно, это поможет вам понять, что он видит в ней.

Прежде чем уйти, визитёр отпустил пару-тройку нелестных слов в мой адрес, чем только укрепил ту радость, которую я испытала, вышвыривая его. И пусть даже после завершения дела Корвин на моей тарелке не окажется ничего, кроме горы неоплаченных счетов, — плевать.

В этот момент я чувствовала, что защищаю не только неведомую мне Айрин, но также Эллен, себя саму и всех остальных женщин. Ну, по крайней мере тех из нас, кто не похож на Хитер Локлир.

Как ни странно, встреча с Флэннери помогла успокоить мою растревоженную совесть. Если уж я с лёгкостью отказалась от такого лакомого кусочка, то вряд ли стану подсознательно затягивать дело Кэтрин Корвин, дабы обеспечить себя источником доходов. а эта мыслишка в последнее время начала меня тревожить. Вероятно, возникла она как следствие полнейшего отсутствия прогресса, а затем укрепилась благодаря более чем прозрачным намёкам кое-кого из Корвинов и их домочадцев.

Однако Джон Флэннери помог мне покончить с сомнениями. Ясно как день — я продолжала расследование лишь потому, что не была на сто процентов уверена, что сделала всё возможное.

Через несколько минут я с новым рвением схватилась за свои записи. Надо как следует сосредоточиться. Если здесь есть хоть малейшая зацепочка, я её непременно отыщу. Однако когда пару часов спустя я захлопнула папку, плодом моих стараний была только резь в глазах.

А может, я и правда сделала всё, что в моих силах? Но сдаваться пока рано. Вдруг на меня снизойдёт откровение? В общем, денёк-другой подожду.

Перед самым уходом домой я позвонила Эвелине Корвин — просто так, отметиться, как и обещала. Сказала, что ничего нового не обнаружила, но продолжу изыскания.

а сама при этом подумала: а осталось ли где искать?

Глава 24

Назавтра была суббота, так что я решила себя слегка побаловать и отключила будильник. В десять утра, приоткрыв один глаз, глянула на часы и тотчас снова уснула. А когда пробудилась окончательно, было начало двенадцатого. Поборов искушение поваляться ещё часок — хорошенького понемножку, — я выползла из постели.

Позавтракав, от души полежала в пенистой ванне, после чего, щедро посыпав себя (и пол вокруг) душистым тальком, влезла в свой самый страшный и самый удобный халат, налила вторую чашку кофе и уселась за кухонный стол, дабы в который раз уйти с головой в читанные-перечитанные записи.

Но вдруг, ещё не раскрыв папку, заколебалась.

Слушай, подруга, есть в этом что-то маниакальное, сообщила я себе. Нечто вроде синдрома навязчивых действий. Нет, серьёзно, разве не проделывала я то же самое лишь накануне, причём в сотый раз и с нулевым результатом?

На что себе же и возразила: и что с того? Тебе ведь не впервой не замечать очевидного. И то правда. Да и потом, вчера я приняла решение не бросать это дело хотя бы ещё пару дней. А поскольку не знала, кого еще допросить и что ещё сделать, оставалось только проглядеть свои записи.

Ну хорошо, не буду темнить, признаюсь как на духу. Думаю, что главной причиной моей прилежности была незавидная альтернатива: сообщить Эвелине Корвин о том, что я закончила — и ничего не обнаружила. А при одной мысли о таком разговоре мне становилось дурно.

Вот почему я всегда говорю, что истинные обстоятельства смерти маленькой Кэтрин были раскрыты в результате моей несравненной — и неоспоримой — трусости.