Дарья Донцова - Спят усталые игрушки Страница 32

– Куришь, что ли?

– Грешна.

– Дыми.

– Не помешает?

– Давай, давай.

На столе возникла баночка из-под шпрот, я с наслаждением затянулась и выдохнула дым. Марья Сергеевна молчала, наблюдая, как тает сигарета. Потом поглядела на окурок и пробормотала:

– Ну и воняет, зараза…

Я оказалась окончательно деморализованной.

– Вы же сами разрешили мне закурить.

– Точно, – согласилась бабка, – только дыму не выношу, и не женское дело сигарки смолить, здоровье береги, потом не купишь. А курить тебе велела, чтобы испытание до конца довести. Думала только на еде остановиться, а тут ты палочки табачные вытянула, вот я и посмотрела.

– Какое испытание?

– Если бы ты из этих была, то никогда творог есть не стала бы. У них молочное под строгим запретом, и кофе нельзя, грех смертный, а уж папиросы! И знака нет, значит, не от них.

– Да от кого? – чуть не плача спросила я. – Ничего не понимаю.

– Эх, Людмилка, бедолага, – вздохнула Марья Сергеевна, – значит, узнали правду про нее и убили.

– Кто?

– Сектанты проклятые. Вот смотри.

Марья Сергеевна вытащила из ящика большой альбом и показала цветной снимок девушки. Веселое лицо, нежная шея, облако волос. Не красавица, но очень хороша, добрый, располагающий взгляд.

– Внучка моя, покойная, – вздохнула. – Светочка…

– Молодая какая, отчего же умерла? – вырвалось у меня.

– Ты про Людку что знаешь? – вопросом на вопрос ответила старуха.

– Собственно, ничего особенного, – пожала я плечами. – Работала врачом, родила девочку, ну еще у мужчин успехом пользовалась.

– Ой горе, – неожиданно всхлипнула Марья Сергеевна. – Не уберегла девку-то.

– Кого?

– Верочку. И решетки Людка поставила, и камеру, и дверь стальную, а все одно – украли!

– Кто?

– Колька, сволочь, чтобы ни дна ему, ни покрышки! Пусть обрушится на него кара небесная!

Я машинально посмотрела в передний угол.

– Не гляди, – строго сказала Марья Сергеевна, – нету икон. Как Светочка померла, так я все сгоряча поснимала. И ничего, не наказал.

Твердым шагом она подошла к окну, взяла с подоконника пузырек и накапала в чашку бесцветную резко пахнущую жидкость.

– Вот что, – сказала бабка через секунду, – ты женщина городская, обеспеченная, связи небось имеешь, помоги забрать внучку. Знаю, где она. Одна у меня Верочка на всем белом свете и осталась, всех похоронила. Верни девочку, воспитаю, на ноги поставлю, имущество на нее отпишу. Ну посуди, что за жизнь ее ждет в секте этой!

– Не могли бы вы объяснить мне все по порядку про секту, Свету и Людмилу, – попросила я, – а то совсем ничего, честно говоря, не понимаю.

Марья Сергеевна снова села на стул и выпрямилась.

– Ладно, слушай. Никому не рассказывала, а тут жизнь заставляет.

Глава 15

Весь свой век Марья Сергеевна Балабанова работала на почте. Сначала бегала с сумкой, набитой газетами и письмами, потом стала заведующей. Из Нагорья дальше Москвы не ездила, а когда попадала в столицу, искренне радовалась, что живет не в этом сумасшедшем городе, а в тихом месте со своим огородом, коровой и курами. Муж попался хороший, поженились. Иван Петрович не пил, не курил, жену любил и баловал. На фронте не погиб, вернулся невредимым. И дети были хорошие – два сына, Сережа и Саша. Соседи завидовали Балабановым. У многих дома неприятности – пьют, дерутся, денег вечно нет. А у этих всегда полный порядок. Дом покрашен, крыша новая, дети аккуратные, и видный всем хороший достаток. Недолюбливали поэтому Балабановых в Нагорье. Марья Сергеевна все понимала и особенно с бабами не болтала, так только, по необходимости, сталкиваясь у общего колодца. В шестидесятых муж пробил во дворе скважину, Балабановы провели водопровод, поставили котел и даже оборудовали теплый туалет. Соседи обозлились окончательно. Балабановым многократно мстили. То ворота подожгут, то вдруг картошка окажется вытоптанной… Но Марья Сергеевна и Иван Петрович посмеивались. Несчастья словно отскакивали от семьи. Даже невестки достались на диво приветливые, работящие, услужливые. Вскоре у старшего, Сережи, родилась дочка Светочка.

Годы летели, вражда утихла. Теперь уже многие соседи с уважением говорили о Балабановых. Тем более что у них появилась машина.

Теплым апрельским днем у соседей Филимоновых играли свадьбу. Позвали все село. Отказаться в таком случае – нанести смертельную обиду. Балабановы купили чайный сервиз и всей семьей отправились на гулянку. Дома осталась лишь Марья Сергеевна с заболевшей Светой.

– Передай там, – велела женщина, – ребенка укачаю и прибегу хоть ненадолго.

Но температурившая Света никак не хотела засыпать, и бабушка устала, укачивая малышку. Наконец ребенок успокоился. Марья Сергеевна накинула красивый жакетик, вышла на улицу, и ноги приросли к земле. Над домом Филимоновых метались клубы пламени. Пожарные действовали не слишком расторопно, и мужчины начали бегать в огонь, вытаскивать нехитрый скарб. Впрочем, как потом выяснило следствие, о хозяйском имуществе побеспокоились только Балабановы, остальные держались на безопасном расстоянии. В горячке мужчины забыли про баллоны с газом, произошел взрыв. Саша и Сережа погибли сразу, Иван Петрович и невестки промучились еще несколько дней в больнице. Марья Сергеевна осталась одна с крошечной внучкой.

И без того не слишком общительная женщина стала теперь еще более молчаливой. Вся жизнь ее сосредоточилась вокруг девочки, всюду они появлялись, держась за руку. Даже гулять одну ее бабушка не отпускала, а в школу, находящуюся в другом поселке, Марья Сергеевна возила Свету вплоть до выпускного класса. Впрочем, зная их семейную историю, никто не смеялся над таким поведением бабки.

Светочка была очень привязана к бабушке. Училась отлично и единственная во всей школе получила медаль. После выпускных экзаменов директор лично приехал уговаривать Балабанову.

– Отпустите девочку в Москву, ну что ей здесь делать? Навоз таскать? Пусть в институт поступает.

– Нет, – твердо заявила бабка, – при мне целей будет.

Педагог долго уламывал женщину и в конце концов возмущенно воскликнул:

– Эгоизм ваш не имеет оправдания! Сами-то пожили, дайте и девке шанс. Здесь ей ни мужа не найти, ни профессию не получить.

– Ладно, – сдалась бабка, – посоветуйте, где ей дальше-то учиться.

– Конечно, в медицинский, – моментально решил директор, – закончит институт, домой вернется. Врач здесь первый человек.

Света легко, без всякого труда поступила в Третий медицинский. Поселилась в общежитии, но на субботу и воскресенье приезжала домой с нехитрыми гостинцами.

Странности начали за ней замечаться на пятом курсе. Светочка была модницей. Она хорошо шила и ухитрялась из обычного дешевого материала соорудить такое платье, что женщины на улице оборачивались вслед. Не стеснялась обычно девушка и демонстрировать красивые точеные ножки, но тут вдруг появилась дома на праздники в каком-то чуть ли не домотканом сарафане до полу.

– Модно, что ли, теперь такое, – удивилась Марья Сергеевна.

Света ничего не ответила. Бабушка заметила, что девушка отказалась пить молоко и перед едой бубнила под нос какие-то стихи.

– Молишься? – удивилась старушка.

Внучка опять отмолчалась.

С того дня Света стала приезжать редко, а в середине пятого курса неожиданно выскочила замуж за москвича, очень скоро с ним развелась, получила комнатку в коммуналке… К бабушке больше не приезжала. Марья Сергеевна только один раз навестила любимую внучку и уехала назад больная. Света приняла старуху с крайним неудовольствием, даже не предложила чашки чаю.

– Некогда мне, – недовольно процедила девушка, увидав на пороге вырастившую ее женщину, – зачем явилась?

Марья Сергеевна даже заплакала. Никогда Светочка с ней так не разговаривала, была обычно приветливой, а тут в коридоре стояла бледная, злая женщина с потухшим взглядом.

Балабанова вернулась домой с тяжелым сердцем. Потом, поразмыслив немного, решила: значит, пусть будет так, ни звонить, ни писать вредной девчонке она не станет. Понадобится, вспомнит про бабку, ну а не вспомнит…

Света не объявлялась. Где она, что с ней, Марья Сергеевна не знала. Два года назад, в конце октября, в ее дом ночью постучалась женщина с младенцем на руках.

– Пустите переночевать.

– Не гостиница тут, – сурово отрезала Балабанова и хотела закрыть дверь.

Но незваная гостья сказала:

– Погодите, вы Марья Сергеевна? Вот поглядите.

Старуха машинально взяла фотографию и онемела. На цветном ярком снимке спокойное лицо Светочки. Бабушка сначала даже не поняла, где лежит любимая внучка, показалось, в какой-то странной кровати, потом разглядела – в гробу.

– Как же так, что же это такое… – немеющим языком забормотала старуха.

Женщина, принесшая страшную весть, молча откинула угол одеяльца и показала личико безмятежно спящего ребенка.