Максим Кантор - Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова. Страница 32

— Что-то рано вы сегодня, — сказал Сергей Ильич, открывая дверь.

— Да мы, собственно… Ксения, моя коллега.

— Татарников Сергей Ильич, — представился Татарников и поклонился. Поклон был излишне церемонный, не дружеский, и я обиделся. Ну, с девушкой зашел, да, с девушкой пришел на урок, — и что такого? Мы прошли на кухню, и я сразу выставил на стол «Гжелку» с «Риохой».

— У вас, я вижу, много трудных вопросов, — сказал Сергей Ильич, охватив взглядом обе бутылки. — Прошу, — и он достал три граненых стакана; теперь не делают таких, редкость, коллекционеры ищут. Впрочем, и сам Татарников раритет, таких тоже теперь не делают.

— Вы просили что-нибудь глобальное, Сергей Ильич. Извольте получить.

— Так-так, — Татарников чиркнул спичкой. Как же я любил этот момент, самое начало урока. Затяжка, еще одна, облачко желтого дыма плывет к потолку, горлышко бутылки звякает о стакан — и вот урок начался.

Мы выпили, — я с Татарниковым водки, Оксанка «Риохи», и на коленях у нее образовался черный кот. Кот урчал, сверкал глазами.

— Это Баюн, — представил кота Татарников. — Дочь подкинула на две недели.

— Баюн, — сказала Оксанка. — Имя вашего кота как нельзя лучше подходит для темы сегодняшнего разговора.

— Простите, барышня, что за тема у разговора, который вы намерены вести? — церемонно спросил Татарников.

— Баюн — это ведь русский сказитель, да? — Оксанка положила ногу на ногу. — А мы как раз собрались говорить про русскую древность.

Татарников прищурился, затянулся сигаретой и выпустил желтое кольцо дыма.

— Имя легендарного русского сказителя — Баян, так во всяком случае утверждает автор «Слова о полку Игореве». Что же касается имени Баюн, то оно принадлежит сказочному коту, тоже своего рода летописцу.

Татарников поведал это Оксанке, а та выслушала историка благосклонно и махнула рукой — мол, не обращайте внимания на эти разночтения, пустяки это!

— Баян, Баюн — какая разница! Все равно!

— Вы находите? — осведомился Татарников.

— Абсолютно! — сказала Оксанка. Теперь слово «абсолютно» в моде у москвичей. У нас сегодня все в городе абсолютное, даже власть. — Абсолютно не вижу разницы. Главное, оба имени древние. Возьму у вас сигаретку?

Оксанка закурила, мило выпустила дым из ноздрей, покачала каблучком.

— Вы, голубушка, что именно «древностью» называете? «Древность» — понятие растяжимое.

Слава Богу, он ее называл «голубушкой»! Слово «голубчик» вообще-то в словаре Татарникова заменяет слово «болван», но говорит он его только тем, к кому расположен.

— Студент на экзамене называет «древностью» итальянский двенадцатый век! — продолжал Татарников язвительно. — Неучу, простите великодушно, везде таинственная древность чудится.

— А царство Удмурту вы к древностям относите? Татарников посмотрел на Оксанку с недоумением, поползли вверх брови.

— Удмурту?

— Вековая мечта русского народа, — сказала Оксанка внушительно. — Молочные реки, кисельные берега. Слыхали?

Сергей Ильич смотрел на нее во все глаза, но в конце концов, Оксана девочка видная, можно ею и полюбоваться.

— Что-то слышал.

— Между прочим, царь Иван Грозный напрасно искал следы Удмурту на Урале, — поделилась Оксанка своими соображениями с историком. — Сегодня доказано, что остатки города находятся непосредственно в Москве.

Я достал фотографии и рассказал, как мог, одиссею энтузиаста Палыча, причину раскопа на Пушкинской площади, непростой путь народа Удмурту, подлинную историю открытия Америки и еще про шестьсот кило золота добавил. Про трупы решил пока не говорить, тем более, я и не знаю, что это за трупы.

— Так что, Сергей Ильич? Ценные вещи на фотографиях?

— Вы неправильные вопросы задаете.

— А как правильно?

В глазах Татарникова стояла тоска.

— Правильно, голубчик, — это в школе хорошо учиться! И глупостей не слушать — тоже правильно! А то уши развесили! — Татарников опрокинул в себя водку, прикурил от окурка. Я поглядел на Оксанку — она спокойно сидела, улыбалась, качала ножкой.

— Вы нам расскажите, Сергей Ильич.

— Поздно, — проворчал историк. — Кто у вас раскопками занимается? Сенатор Шубкин, верно? — Именно он, сенатор Шубкин! — раздался из прихожей голос майора Чухонцева. Вот те на, входную дверь-то мы не закрыли! Опоздавший на занятия ученик Гена Чухонцев боком протиснулся на кухню.

— Однако сегодня день визитов! — Сергей Ильич поставил на стол четвертый стакан.

— Шел к тебе, — объяснил Гена, адресуясь ко мне, — а тут дверь открыта. Дай, думаю, зайду. Вы уже в курсе? — Это он Татарникова спросил. — Про сокровища пропавшие? Про древний город Удмурту? Про русскую мечту?

Сергей Ильич кивнул.

— И про трупы в раскопе он вам тоже рассказал? Ага, вижу, не все он рассказал! А вот я теперь даже знаю, чьи это трупы. Сенатора Шубкина грохнули вместе с охраной.

Моя первая реакция была не особенно красивой.

— Слава богу! — сказал я. — Теперь Палыча по судам таскать не будут. Избавился старик от обвинителя.

— Ошибаешься, — сказал Гена, — Палыча я уже арестовал. Он первый подозреваемый.

— Гена, опомнись!

— А что ты думаешь? Сидит тихоня в редакции, охраняет московские памятники. К нему уже все привыкли, всерьез не принимают. А он ночами… Расколю гада! Есть у меня методы! — и Гена потер руки.

— Сокровища вернуть желаете? — спросил Сергей Ильич.

— Очень даже, — сказал Гена.

— И убийц хотите поймать?

— Непременно. Понимаете, Сергей Ильич, это уже дело государственное. И даже не просто государственное, а — как бы это сказать? — народное дело! — В голосе майора Чухонцева появилась торжественная, даже слегка слезливая нота. — Ведь это каждого касается! Веками русский народ шел к своим корням, нашел наконец вековую мечту, а ее из-под носа сперли! Обидно, Сергей Ильич! — А как можно украсть то, чего не было никогда? — Вы загадками не говорите! — Гена попросил.

— Так вот, голубчики, не было никаких сокровищ. Не в Москве это царство находится, и сокровищ в раскопе быть не могло.

— А где ж они находятся? — спросил подозрительный Гена.

— Разрешите небольшой исторический экскурс. — Сергей Ильич пригубил из стакана, оглядел свой класс и продолжил не торопясь. — Когда в шестнадцатом году прошлого века вели раскопки царства, часть раскопок проходила на территории Российской империи. Территория царства нескольким государствам досталась, и везде неспокойно. То в Иране революция, то у курдов восстание. Некоторые крепости до сих пор под блокпосты используются, Россия в не меньшей мере, чем другие, может претендовать на наследство древнего царства. Но где оно именно находится — неизвестно. Богатейшее царство, контролировавшее торговые пути между Месопотамией и Малой Азией с девятого по восьмой век до нашей эры, столь незаметно рассеялось, что даже античные авторы это царство не упоминают, а постройки их ассирийской Семирамиде приписали. Вы следите за моей мыслью?

Гена, Оксана и я слушали смиренно, Оксана даже сделала пометки в блокноте.

— Интересно, а вековая мечта русского человека о царстве Удмурту когда возникла? — спросила она.

— Вековая мечта русского человека состоит в том, чтобы построить паркинг в пять этажей, — сказал Татарников желчно. — Это и есть наше царство Удмурту.

— А Палыч говорил, что жители Удмурту были мирные и высококультурные кочевники, — Оксанка сказала растеряно.

Я видел, что в Татарникове зреет раздражение, но не понимал пока, на что именно.

— Где это вы, голубушка, мирных кочевников видали? И к тому же высококультурных? Культурные люди по домам сидят, на лошадях вдоль по степи не носятся!

Сергей Ильич Татарников переводил взгляд с меня на Гену Чухонцева, с Гены на Оксану. Он курил, щурился от дыма и собирался нечто сказать. Наконец его прорвало.

— Урарту! — завизжал Татарников, никогда не слышал такого тонкого противного голоса. — Урарту, а не Удмурту! Неучи! Двоечники! Не было никогда такого царства Удмурту, понимаете, голубчики! Не существовало! Вас, понятно, обмануть ничего не стоит, вы люди невежественные до последней степени — но ведь и весь русский народ обманули! Боже ты мой, ну и остолопы!

— Вы все-таки полегче, Сергей Ильич! — Гена сказал. — На всех перекрестках плакаты висят «Сокровища царства Удмурту»! Что ж, все дураки, что ли, так у вас выходит?

— Дегенераты!!! — визжал Татарников. — Плакаты висят! А десять лет назад плакаты висели «Хочешь жить в Европе — голосуй за демократов»! А еще десять лет назад висели плакаты «Партия — ум честь и совесть нашей эпохи»! Чего только на плакатах не пишут! И коммунизм, и социализм, и капитализм, — все это наше родное Удмурту! Для таких вот, как вы, второгодников вся русская история и сочиняется.