Елена Логунова - Снегурка быстрой заморозки Страница 33

— Скоро рассвет, пора домой, — сказала Верочка, начиная смущенно ерзать на Лесиковых коленках.

— Только не на рассвете! — притворно ужаснулся Лесик. — Не хочется угодить в толпу утопленников!

— Кого-о?! — ужаснулась Верочка, прекращая попытки отдалиться от пышущего жаром кавалера.

— Утопленников, — повторил Лесик. — Разве ты не знаешь, что после бури на рассвете на берег реки выходят утопленники? Зеленые, невыносимо смердящие, они с треском вылезают из камышей и идут на сушу, простирая вперед объеденные раками руки и жутко воя…

Верочка недоверчиво хмыкнула, но тут где-то совсем рядом с беседкой хрустнула ветка.

— Ой, кто это? — взвизгнула девушка, оплетая Лесика похолодевшими руками, как цепкое паразитическое растение.

Лесик изумленно вытаращился в темноту. Из кустов с громким треском выступил насквозь мокрый и грязный как черт Сереня. Протягивая к людям разбитую в кровь руку, он хрипло каркнул, и нежная Верочка, тихо всхрапнув, хлопнулась в обморок, опрокинувшись с коленок оторопевшего кавалера, как дохлый жук.

— Ой! — тихо сказал Лесик, борясь с дурнотой.

— Че вытаращился? Брюки давай! — проскрипел охрипший Сереня, хватая студента за штанину.

Спустя несколько минут повеселевший Сереня в конфискованных у Лесика одеждах бодро трусил по набережной, на ходу сочиняя обличительную речь, с которой он при встрече обратится к своим тупым и неразворотливым братцам. Самостоятельно осуществленный побег преисполнял Сереню гордостью и особо уважительным чувством к себе, любимому.

Раздетый Лесик некоторое время прыгал, обхватив себя руками за бока, по продуваемой ветром беседке, а потом решительно склонился над Верочкой, прикидывая размер ее брючек. Штаны в стиле «унисекс» вполне могли укрыть собой голые ноги Лесика, а Верочка при этом осталась бы в длинной майке, способной сойти за мини-платье.

Лесик решительно расстегнул «молнию» на девичьих брючках.

— Негодяй! — вскричала некстати очнувшаяся барышня.

Не слушая никаких объяснений, она нахлестала по физиономии незадачливого кавалера и убежала прочь, заливаясь истеричным плачем.

Проснулась я голодная, как тигр, ассоциативно вспомнила про разрядившийся мобильник и поставила его в зарядное устройство — питаться. Наспех одевшись, побежала на кухню. На ходу вспоминала: а когда я в последний раз что-то ела? Кажется, вчера вечером слопала пломбир… Желудок укоризненным ворчанием дал понять, что вчерашнее мороженое едой не считается. Это было лекарство для нервов!

— Большая чашка крепкого кофе и пара горячих румяных блинчиков с мясом. Пойдет? — предложила я урчащему желудку, чтобы он замолчал.

Пищеварительный орган затих в предвкушении завтрака. Я шумно сбежала вниз по лестнице, топая, как целый пионерский отряд. В коридоре прислушалась: в комнате для гостей слышались шорохи. Похоже, Марик тоже проснулся, надо готовить завтрак на двоих.

В кухне я залезла в морозилку и вырвала из ледяного плена заиндевелую упаковку насквозь промерзших блинчиков. Размер и форма брикета не соответствовали конфигурации сковороды, и, чтобы разбить блинный монолит на части, я с размаху стукнула его об угол прочного стола. Полуфабрикат крякнул, стол скрипнул, упаковка получила открытый перелом. В коридоре послышались шаркающие шаги, и на пороге кухни появился заспанный Марик с встревоженной мордой и в утреннем неглиже.

— Отличная комбинашка, — похвалила я, невозмутимо вытряхивая из побитой коробки каменной твердости полуфабрикаты. — И тапки просто супер! Это кто, зайцы?

Марик опустил взгляд на свои меховые шлепанцы, украшенные рельефным изображением ушастого зверька редкого окраса «в горошек».

— Черно-белый крапчатый заяц? — в голосе юного дизайнера слышалось сильное сомнение.

— Болел в детстве, — легко отмахнулась я. — Вероятно, ветрянкой.

— И не выздоровел, — подытожил Марик.

Я аккуратно перевернула блинчики на сковородке и спросила:

— Ты будешь кофе или чай?

— Я буду мате.

— Чего? — я подумала, что не расслышала.

— Из чего? — Марик тоже не обладал слухом летучей мышки. — Из калебасы, конечно.

Он немного подумал и добавил:

— С бамбильей.

Я отложила лопаточку, которой ворочала подрумянивающиеся блинчики, и встревоженно спросила:

— Кого бомбили?

Марик задумчиво скосил глаза.

— Ну, у тебя и вопросики: «Кого бомбили?» Ну, сербов, кажется, бомбили. Или хорватов? Да, и этих, в Ираке, тоже бомбили! А тебя вообще какой исторический период интересует?

— В каком смысле? — Я озадаченно почесала в затылке лопаточкой, замаслив себе волосы.

— В смысле хроники бомбежек?

Я вытаращилась на Марика, а он — на меня. Блинчики на сковороде начали дымиться.

— Вообще-то, бомбежки мне до фонаря, — осторожно сказала я, начиная подозревать, что милый юноша душевно нездоров.

В самом деле, кто, кроме ненормального, надел бы спозаранку шелковую разлетайку, расписанную в технике «батик», и шлепки с чучелками пятнистых зайцев?!

— До какого фонаря? — тупо переспросил Марик, машинально обернувшись к окну.

Я проследила направление его взгляда: за окном виднелась лампа, освещающая крыльцо и часть двора. Крыльцо было мокрым, а двор и вовсе затопленным — точь-в-точь декоративный бассейн с рыбками. Впрочем, водоплавающее в бассейне было только одно, зато весьма крупное, — Томка. Самовольно покинув свой собачий загон, пес с удовольствием принимал водные процедуры в огромной луже.

Я улыбнулась, но улыбка моя увяла, едва успев зацвести.

— Дай бинокль, живо! — скомандовала я Марику, укладываясь животом на широкий подоконник, как на бруствер окопа.

— А где? — юноша дернулся и замер, не зная, куда бежать.

— Как обычно, на своем гвоздике между теркой и шумовкой!

Не знаю, было ли творческой натуре известно, что это за предметы такие — «терка» и «шумовка», или же он просто опознал бинокль, но оптический прибор я получила. Покрутила окуляры, навела резкость, поглядела в чисто поле, и мои худшие опасения подтвердились: низменность превратилась в большой заливной луг.

Глинистая тропинка, по которой пешеходы вроде меня бегают через поле к ближайшей остановке общественного транспорта, скрылась под водой. Окруженное камышовыми джунглями озерцо, в обычное время сопоставимое по размерам с нормальным футбольным полем, разлилось вдоль и вширь, затопив несколько расположенных поблизости земельных участков — еще без капитальных строений, но с разновеликими сарайчиками, которые сейчас торчали из воды островками.

Боже мой, остров! Иркин приют посреди реки, во что после ночного разгула стихий мог превратиться он? В Атлантиду!!!

Я отпрыгнула от окна, едва не сбив неосмотрительно приблизившегося Марика, и оттоптала юноше ногу, а тапочному зайцу — голову. Походя выключила дымящую сковороду с обуглившимися блинами, выскочила из кухни, на бегу, как в упряжь, продела голову в длинный ремешок бинокля, проскакала наверх в библиотеку, там выдернула из зарядного устройства мобильник и сцапала свою сумку. Лавиной скатилась по лестнице вниз, еще раз налетела на Марика, зацепилась замком сумки за оторочку его неглиже, чуть не унесла это воздушное одеяние с собой, рявкнула оторопевшему дизайнеру:

— Надень портки и живо дуй за мной! — и прыгнула с крыльца в затопленный двор.

Навстречу мне тотчас же устремился Томка, вспарывающий серую воду широкой грудью. Держа в зубах наволочку, которую ветром унесло с бельевой веревки, рассекающий волны пес очень напоминал собой парусник.

— Свистать всех наверх! — крикнула я. — Томка, греби к машине!

Пес с готовностью сменил курс, накренился на левый борт и обогнул угол дома. Я пошлепала за ним, направляясь к крытой площадке перед въездными воротами, где стояла Иркина «шестерка». К счастью, эта территория не сообщалась с внутренним двором и потому не превратилась в лягушатник.

Машиной друзей я пользуюсь так же часто, как гощу в их доме, так что в комплекте ключей, выданных мне подругой в незапамятные, еще «безмужние» для нас обеих времена, есть и ключики от «шестерки». Я торопливо вытащила связку из сумки, открыла двери, ворота, впустила в машину собаку и села за руль. Хотела посигналить копуше Марику, но увидела, что он уже выгребает из-за угла.

Мое распоряжение надеть портки душка-дизайнер понял буквально и облек свои нижние конечности в укороченные штанишки, не произведя никаких иных изменений в своем утреннем наряде, разве что тапки с хворыми кроликами снял. Впрочем, я не могла быть в этом уверена, потому как ноги юноши по щиколотку утопали в воде.

На ходу затягивая расписную распашонку кушаком из полосок разноцветной кожи, Марик подгреб к машине и уселся на переднее сиденье. Я покосилась на его ноги: пятнистых меховых зайцев там уже не было.