Кондратий Жмуриков - Следствие ведут дураки Страница 33

Наконец Жодле вторично откинулся на спинку стула, и тут же из маленьких колонок, подсоединенных к компьютеру, упруго громыхнуло: ту-ду-ду… ду! Ту-ду-ду… ду-у-у!

— Эт-та что такое? — спросил Али.

Жодле закрыл лицо руками, а потом с силой ударил по клавиатуре так, что она треснула, а несколько клавиш вмялись и заклинились.

Звуки оборвались.

— Что, Эрик?!

— Эрик… Эрик… — пробормотал Жодле. — Что теперь Эрик? — вдруг злобно заорал он. — Эрик теперь ничего!.. Вот тебе и ту-ду-ду-ду!

— А что это?

— Это называется «Судьба стучится в дверь», болван ты кавказский, — холодно ответил Жодле. — Бетховен. Людвиг ван Бетховен!! Как нарочно! — снова заорал он и, резко встав, отшвырнул стул в угол комнаты. — Как нарочно!!

Али некоторое время помолчал, а потом спросил:

— Значит… значит, это не тот диск?

— Это значит, что все мы, — начал Жодле, а потом сделал короткую паузу и перешел на русский язык, — это значит, что все мы в глубокой жопе. Я не проверил, что было в футляре, когда Рекамье принес его с кухни. Не успел. Начался кавардак из-за этой девчонки, и я не успел проверить. Не углядел. Черррт!! Наверно, этот хлюст, который сначала рядился под бабу, потом под педераста, как-то заменил… хотя вряд ли, под «карлито» он не мог не рассказать все как есть. Вот бльядство, как говорят русские!

— А гдэ же тепер настоящий диск? — осторожно спросил Али.

— Где-где — сгорел диск! Вместе с этими русскими и домом Гарпагина.

— Так, быть может, дом сгорел не полностью, — предположил Али. — Если в футляре оказался музыкалный диск, то где, по-твоему, может быть настоящий?

Жодле пожал плечами:

— Так мы же осматривали центр!

— А у него в комнате есть второй аппарат. Он же сам говорил, а потом сбился на разговоры о кухне и подставке для кофе, — сказал Али.

По лицу Жодле проскрежетала всполошенная гримаса удивления, а потом он отшвырнул пинком ноги стул, валявшийся перед дверью, и бросился вон из комнаты, быстро проговорив через плечо:

— Туда!! Скорее! Пока не рассвело!

…Рассветало. В сероватом воздухе перетекала бодрящая свежесть, когда Иван Саныч и Осип вылезли из окна астаховской спальни и решительными шагами направились через сад к калитке в ограде.

Они решили не оставаться в печальном погорельном доме, который выгорел более чем наполовину и теперь походил на развалину запущенного кариесного зуба, от которого мало-мальски уцелела одна-единственная стенка. Этой стенкой было то крыло дома, где находились гостевые спальни, в которых три дня жили Осип, Настя и Иван Саныч.

На двоих у Моржова и Астахова было сейчас сто пятьдесят долларов, около пятидесяти франков и какая-то мелочь в ненужных в Сен-Дени рублях. Хорошо еще, что не сгорели документы, хранившиеся в спальне Ивана Саныча: уцелел и паспорт на имя Новоженова Иосифа Михайловича, и паспорт на имя Хлестовой Жанны Николаевны.

Идти было некуда. Гарпагин с дочерью ночевал где-то в Париже, и найти его в огромном городе возможным не представлялось. Ждать же, пока хозяин дома приедет на пепелище, было опасно: вместо него могла приехать и полиция, которой Осип и Астахов опасались, и, что еще хуже, Жодле с Али. Ведь они, верно, уже установили, что в футляре оказался вовсе не тот диск.

Они вышли на дорогу. По тротуару шла какая-то толстая француженка с чудовищного вида бультерьером, при виде «погорельцев» поспешно свернувшая на другую сторону улицы.

— Куда пойдем? — мутно спросил Иван Саныч. — Жрать охота и вздремнуть. И вообще, у меня такое самочувствие, как будто меня мутузили резиновыми дубинами в мусарне.

— Хуже, — обнадеживающе сказал Осип. — А хранцузское пойло-от кончилося?

— Кончилося, — горестно подтвердил Ваня. — Все кончилось. А вот геморрои, кажется, только начинаются. Приехали, бля, в Париж, называется! Да если б я знал, что вот такая каша заварится, я бы, ежкин кот, и не сел в такси от Шарля де Голля до Гарпагина, а вот дождался бы в аэропорту рейса Париж — Магадан и…

— Думаешь, бывает такой рейс? — скептически оформил свое сомнение Осип.

— Я бы то такси завернул… — продолжал бушевать Астахов, прислонившись спиной к свежеокрашенному забору, а потом вдруг осекся на полуслове и, уставившись на Осипа округлившимся глазами, четко проговорил:

— Так-сист. А что? Таксист.

— Ты чаво? — тревожно поинтересовался Осип, на мгновение усомнившись в душевном здоровье Астахова. — Ты чаво енто, Саныч?

— Я вспомнил про таксиста, который нас подвозил до дяди. Профессор который. У него голос как несмазанная телега. Он нам еще рассказывал про стадион Стад де Франс, а потом сказал, что если что — заходите. Он живет на соседней улице в доме с желтым забором.

— Да там, можа, все заборы желтые, — хмуро проговорил Осип.

— Если он так сказал, значит, не все. Соседняя улица, он сказал… да тут вообще-то все улицы соседние! Гм… а, вспомнил!

— Чаво?

— Он говорил, что его дом возле старой часовни.

— Часовни? Ось воно як… да вон она торчит, как ента. Котора… в-в-в… Пизданская башня.

— Пизанская, — скривившись, исправил Астахов. — Знаток архитектуры.

Осип вдруг застыл и прислушался.

— Кто едет сюда, — наконец сказал он. — Оттуда.

— Да мало ли кто? — сказал Иван. — Пойдем к часовне. «Едет!» — скептически хмыкнул он. — Обжегшись на молоке, на воду дуют.

— Наше молоко давно подгорело, — пробурчал Осип и, в последний раз многозначительно оглянувшись на сгоревший дом Гарпагина, зашагал за Иваном Санычем, насмешливо буравя взглядом его перепачканную, в том числе в краске, спину. Они свернули в проулок. И правильно сделали, потому что буквально через несколько секунд к дому Гарпагина подъехал джип с Жодле и Али…

Таксиста долго искать не потребовалось: он стоял у металлической ограды, действительно окрашенной в ядовито-желтый цвет, и прикреплял к ней табличку за номером 18. Верно, это был номер его дома.

— Все знаю, — сказал он, не оборачиваясь, словно видел подходящих к нему Осипа и Ивана Саныча спиной. — Все знаю. Сам подвозил этого Луи и с ним вашу девушку, Настю, до дома Гарпагина.

— Так вы все знаете? — изумленно воскликнул Иван Саныч. — И вы не вызвали полицию… этого… комиссара Ружа не вызвали?!

— Зачем? — пожал тот плечами. — Вы, видно, думаете, что в этом был бы толк?

Астахов поерошил волосы, сбитый с толку хладнокровием и уверенностью необычного сен-денийского таксиста, в прошлом российского профессора и доктора наук. Тот обернулся и некоторое время критическим взглядом рассматривал Ивана Саныча и осипа, а потом сказал:

— Я не думал, что вам так повезет. Но вы молодцы. Выбрались. Ладно, что тут на ветру стоять. Пойдем в дом. Вы, верно, есть хотите?

— Есть? Ишшо как, — отозвался Осип, который никогда, ни при каких раскладах не утрачивал своего богатырского аппетита.

— Я вам помогу, — сказал таксист, когда Иван Саныч и Осип с пугающей быстротой, чавкая и утираясь, уписывали неслыханно ранний для них завтрак (обычно завтраки были совмещены с опохмелкой и потому проходили ближе к обеденному времени). — Я, конечно, сам мало что знаю, но тем не менее чем богаты, тем и рады, как говорят у нас в России. Не то что тут, в Европе.

— Угум, — жуя, отозвался Иван Саныч, давая понять, что внимательно слушает; Осип же не сподобился и на такой знак внимания. Однако Ансельм не стал форсировать ситуацию: он подождал, пока Осип и Ваня напихаются завтраком и выльют в свои глотки все столовое вино, и только потом затеял разговор по существу.

— Вот вы говорили о полиции, молодой человек, — сказал он, обращаясь к Ивану Александровичу, — да-да, все-таки молодой человек, хотя девушку вы изображаете очень даже прилично.

— Я — актер, — заявил сытый Астахов.

— Это заметно. Причем заметно даже в тех ситуациях, где комедиантствовать не обязательно. Да вы не делайте, не делайте обиженной рожи лица, молодой человек… как вас зовут-то — Иван, да?

— Иван.

— Вот вы, Иван, говорили о полиции. А знаете, что было бы, явись на место ваших ночных приключений полиция? Не представляете?

— Арестовали бы… — угрюмо сказал Астахов, впрочем, не уточняя, кого именно подвергли бы неприятной процедуре ареста.

— Ничего подобного! Никого не арестовали бы. Никого, заметьте — даже вас. Просто извинились бы перед Жодле, расшаркались, милейший комиссар Руж, если бы приехал он, угодливо сообщил месье Жодле рецептик пикантного филе или состав модного коктейля — и все.

— Так хто же енто — той Жодле? — прохрипел Моржов.

— А вы сами не догадываетесь, товарищи? Отбросьте все ненужные варианты — и останется один, и он-то и будет истиной.

— Значит, он не бандит, — выговорил Иван Саныч, — потому что… нет, не бандит. И не террорист, хотя этот Али в террорист бы в самый раз подошел. Значит, кто-то… типа нашего ФСБ, что ли?