Дарья Донцова - Муха в самолете Страница 36

– Куда пошлепала? – спросил Вася.

– На проспект сгоняю, там магазин открыт.

– И охота тебе пятки бить?

– Не имею ни малейшего желания плестись по грязи, – честно призналась я, – но очень хочется чаю с сахаром.

– У Зинки попроси, – подсказал Вася, – толкнись в соседнюю квартиру и поклянчи пару кусков, ее дверь слева от нас.

Обрадовавшись столь простому решению проблемы, я выскочила на лестничную клетку, поискала на стене звонок, обнаружила вместо него торчащие в разные стороны проводки и легонечко постучала в дверь. Простая, не железная створка, обитая дешевым кожзамом, тихонько приотворилась. Я всунула голову в темную прихожую.

– Зина, это Оля, соседка, можно войти?

Ни единого звука не донеслось из апартаментов. Я, чувствуя себя не слишком комфортно, прошла несколько шагов по невероятно захламленному холлу и увидела комнату, довольно большую. Вернее, помещение могло выглядеть просторным, если бы из него выбросить кучу поломанного хлама. Ну зачем тут стоят сразу три полуразодранных дивана и четыре еле живых от ветхости кресла? У стены маячило несколько гробов, поставленных на попа. Вернее, это, конечно, были не домовины, а жуткие, срубленные, похоже, топором гардеробы, смахивающие на последний приют индейца. В детстве я читала книжки о краснокожих и в одной из них набралась сведений о том, что эти свободолюбивые люди хоронили своих усопших предков в дереве, внутри которого вырубалось отверстие.

Серые от грязи занавески обрамляли окна, на экране телевизора, вернее на пыли, покрывавшей его, спокойно можно было писать сообщения, некое подобие ковра покрывали пятна, и повсюду громоздились пирамиды из коробок и старых газет.

Удивившись степени неряшливости Зины, я пошла по коридору и из-за следующей двери услышала звуки музыки, Ролик снова упражнялся на скрипке. Нежная мелодия проникла в душу, я прислонилась к стене, покрытой драными обоями, и почувствовала, как по щеке течет слеза, усталость широким одеялом окутала мое тело, а музыка, тонкая, нервная, лишала последних сил, отнимая надежду.

Глава 21

Вдруг скрипка замолчала, я поскреблась в дверь, не дожидаясь ответа, распахнула ее и увидела Ролика. Парень стоял спиной ко входу, правее от него находился пюпитр с нотами.

Спальня юноши отличалась от комнаты Зины, как бабочка от жабы. У Ролика царил совершенно армейский порядок. Узкая кровать была застелена тонким одеялом, на письменном столе высилась аккуратная стопка книг, еще тут имелся шкаф и два стула. Никаких столь любимых молодыми ребятами вещей, типа СД-проигрывателя, телевизора, не было даже самого завалящего радио.

Очевидно, Ролик почувствовал присутствие в комнате еще одного человека, потому что он обернулся и посмотрел на меня.

– Извините, – пробормотала я, – дверь в квартиру была открыта.

– Наверное, я забыл запереть, – со вздохом ответил скрипач, – вечно меня мать ругает! Ужасно быть таким рассеянным.

– Многие люди, посвятившие себя искусству, не обращают внимания на бытовые мелочи, – вырвалось у меня.

Ролик мягко улыбнулся:

– Наверное, они не испытывают финансовых затруднений, имеют прислугу, которая следит за хозяйством. А я регулярно попадаю впросак. Вот сегодня мама велела купить сахар, а я, конечно, забыл. Сейчас она вернется и отругает меня.

– Думается, Зина могла и сама за рафинадом сбегать, – почему-то обозлилась я.

– Мать устает, – серьезно ответил Ролик, – у нее тяжелая работа. Знаете, убирать за чужими людьми очень непросто. Вот, надеюсь, мне удастся выбиться из безвестности, и тогда у нас начнется иная жизнь. Но пока, увы, это плохо получается!

– Вы изумительно играете!

– Спасибо за комплимент, но, наверное, вы не являетесь знатоком классической музыки?

– Это еще слабо сказано, – засмеялась я, – просто сейчас впервые поняла значение выражения: звуки берут за душу.

Ролик приветливо показал рукой на кресло.

– Садитесь, хотите еще сыграю, специально для вас, небольшую пьеску?

– Спасибо, – кивнула я и умостилась на мягкой подушке.

На этот раз раздалась иная музыка, не печально-грустная, а бодро-воинственная, вселяющая уверенность. С меня разом слетели все остатки сонливости.

– Ну как? – поинтересовался Ролик.

– Такое хорошо слышать по утрам, вместо зарядки.

Юноша тихо рассмеялся:

– Да уж, верно подмечено, похоже, вы прекрасно чувствуете настроение произведения, это, вообще-то, редкость. Отчего вас в детстве не обучили нотной грамоте?

– Некому учить было, – вздохнула я, – мачеха пила, ей и в голову не могли прийти мысли о сольфеджио.

Ролик осторожно поставил скрипку в специальную подставку.

– А мне повезло, на старой квартире, там, где мы жили с матерью до переезда сюда, у нас имелась соседка, Мирра Соломоновна, преподаватель консерватории. Вот она во мне нечто увидела и отвела в музыкальную школу. Свою первую скрипку я получил от нее. Да, попадись вам на жизненном пути своя Мирра Соломоновна, может, сейчас бы концертировали. Хотя радуйтесь, что это не так, быть другой очень трудно.

– Вы о чем?

Ролик повернул голову к окну:

– Знаете, люди делятся на две категории: обычные и иные. Подчас в самой простой семье, ну такой, где папа пьет, лупит маму, а бабка только и думает что о консервировании и огороде, появляется ребенок с творческими задатками. Такому малышу очень тяжело приходится среди так называемых нормальных людей, которые смеются над ним. Но еще хуже делается, когда вырастаешь и наконец-то понимаешь: ты иной, не такой, как все!

– Многие подобные малыши становятся кумирами миллионов, – решила я подбодрить Ролика, – если почитать биографии великих людей, то все они, или большинство, ощущали в детстве одиночество.

Юноша осторожно начал разминать пальцы.

– Знаете, – в конце концов сказал он, – это ужасно! Быть творческим человеком очень тяжело, живешь в постоянном страхе и ужасе. Отыграешь пьесу, уйдешь со сцены и мучаешься: боже, отвратительно исполнил, не сумел передать ни настроения, ни чувства, потом налетает депрессия, в голову лезут отчаянные мысли. Ну зачем взял в руки скрипку? Это не для тебя, ты не Паганини, и даже не Ванесса Мэй, вообще никто, бездарь, непригодный к концертированию. Полночи промаешься, уснешь, ночью кошмар привидится. Лично меня такой мучает: я стою перед оркестром, гляжу на дирижера, ловлю нужный знак и… рука не работает, просто не поднимается, висит плетью. Я пытаюсь ее сдвинуть, но конечность тяжелее бетонной плиты, вот и стою дурак дураком. Дирижер начинает наливаться краской, зрители шушукаются, а я, весь потный, совершенно безуспешно пытаюсь справиться с параличом. Потом наступает утро, я вскакиваю, о чудо, руки великолепно слушаются меня, скрипка звучит. Невероятное наслаждение наполняет душу, вот счастье, я талантлив, способен на любые подвиги, но приходит вечер, и снова отчаянье! Редко испытываешь удовлетворение после выступления. Может, я перфекционист? Не могу ответить на сей вопрос, но одно знаю точно: человеку, который отмечен божьим поцелуем, жить невероятно трудно. Я очень завидую тем, кто ничем не выделяется из толпы. Окончил школу, институт, получил профессию, женился, родил детей, поднял внуков, существовал тихо, размеренно, не колотился от осознания нереализованности, а просто ел, пил, спал, наслаждаясь простыми радостями: хорошей погодой, повышением зарплаты. Но мне-то мирских благ мало! Хочется так исполнить концерт, выплеснуть все… ан нет, не получается. Это просто кошмар, и деться от него некуда! Один раз, измучившись до предела, я решил никогда не брать скрипку в руки вообще! Пять часов выдержал! Утром встал, чаю попил, сходил на рынок, принес кусок мяса, решил кухарничать. Ну и что? Какая-то сила поволокла меня к пюпитру, руки сами потянулись к инструменту. Знаете, что такое «акуна-матата»?

– Нет, – слегка ошарашенно ответила я, – понятия не имею.

– Дословный перевод не дам, но приблизительно это означает: «Не борись с непреодолимыми обстоятельствами». Человек не должен переживать по поводу того, чего он не способен изменить. Никаких проблем. Акуна-матата. Доллар упал, взорвали бомбу, налетел ураган… Акуна-матата, ты ведь не можешь этому помешать. Вот так и с нами, иными людьми. Акуна-матата! Играй на скрипке, лезь на вершину мастерства, мучайся и никогда не задумывайся над тем, почему твоя жизнь такая! Акуна-матата! Так фишка легла. Это не буддизм, конечно, в его классическом понимании, но некая вариация на тему.

Закончив монолог, Ролик снова взял инструмент, занес над ним смычок, я тихо-тихо, словно катящийся по полу комок пыли, добралась до коридора и понеслась домой. Черт с ним, с сахаром и чаем, так спать лягу. Однако какой необыкновенный парень Ролик, очень талантливый, на редкость серьезный, думающий, размышляющий и, похоже, совершенно одинокий. Я в детстве тоже ощущала себя нежеланным и нелюбимым ребенком, но у меня потом появилась Томочка. Может, и Ролику повезет, найдется и у него хороший, верный друг, а вполне вероятно, что таковых будет несколько. Нет, все-таки странно, что у лентяйки и грязнули Зины получился такой сын!