Наталья Александрова - Три мужа и ротвейлер Страница 37

Я вспомнила все только что происшедшее и решила потом, в тихую минутку, осторожно расспросить Эрика, нет ли у него в роду кроме немцев, кого-нибудь из южных народов, потому что темперамент был явно не немецкий. Нет, ну все-таки интересно, насколько бывает обманчива внешность. Глядя на Эрика, такого приличного и респектабельного, ни за что не скажешь, что он может быть таким.., даже не подобрать правильного слова.., неистовым, что ли. Я представила себя: растрепанную, без косметики, благоухающую карбофосом… И чтобы я вызвала в мужчине такую страсть? Никогда не считала себя роковой женщиной. Я попыталась вспомнить, какие слова Эрик бормотал недавно. Запомнилось только слово «моя».

«Моя» — кто? Любимая, хорошая, желанная… Нет, просто «моя».

Тут я сообразила, что Эрик не представляет, как я обращаюсь с бывшими мужьями, знает только, что я поддерживаю с ними после развода хорошие отношения. Возможно, он думает, что я могу спать с ними со всеми и бегать от одного к другому. Следовательно, его просто обуяло чувство собственности, он захотел заявить на меня свои права немедленно, застолбить, так сказать, свою территорию. Ну ладно, и на том спасибо!

Эрик тихонько пошевелился и не то вздохнул, не то всхлипнул.

— Что с тобой? — Я погладила его по щеке. — Тебе плохо?

— Мне стыдно, — вздохнул он. — Что это я на тебя так набросился?

— Что ж я, по-твоему, такая страшная, что на меня и наброситься нельзя? — обиделась я.

— Ну что ты, — протянул он неуверенно. — Просто раньше со мной никогда такого не случалось.

— Да? — живо отозвалась я. — Тогда, возможно, на тебя так повлияла чужая воля?

Вернее, та дама-злодейка помимо передачи денег внушает тебе что-нибудь этакое?

Он посмотрел на меня пристально, понял, что я шучу, и надулся.

— Сам же говорил — побудем наедине, отбросим все проблемы, — сказала я мягко, — а сам начинаешь выяснять отношения.

— Просто я еще не привык, я думал, что со мной никогда больше ничего такого не случится, — упрямился он. — И мне нравится выяснять отношения, и быть с тобой мне тоже нравится.

На часах в кабинете Валентина Сергеевича пробило шесть утра.

Ванна в моей квартире очень большая, так что оставшееся время до ухода Эрика на работу мы провели в ней, обсуждая наши проблемы. Проблем было много, но самая главная — одна: как избавиться от той дамы-злодейки, вернее, от ее преследования. Как сделать так, чтобы она оставила Эрика в покое и деньги его фонда пошли по назначению, а не мерзавцам в карман? Мы решили убить одним выстрелом двух зайцев, то есть столкнуть бандитов между собой. Деньги придут завтра, сказал Эрик, он постарается сделать так, чтобы послезавтра они оказались в этом фонде «Арвен». То есть это преступники должны будут думать, что Эрик поддался внушению и отослал деньги, как ему велели. Как это сделать, Эрик еще не знал, но сказал, что подумает над этим в течение рабочего дня. Потом он ушел, наказав мне закрыться на все замки и ждать его, даже с Горацием не выходить.

Женщина стояла у окна и смотрела на улицу. Если бы профессор Запольский был жив, он легко узнал бы этот дом, потому что уже был здесь один раз, когда его привозили на беседу с его давней неприятельницей, которую он называл в своих записках А. Р.

Женщину действительно звали Александра Петровна Романцова, то есть инициалы совпадали. Она отвернулась к окну, чтобы не смотреть на своего собеседника, который ее раздражал. Они ссорились, причем не впервые. И в этот раз ссора продолжалась долго, но противники ничего друг другу не смогли доказать.

Собеседником Романцовой был тот самый неприятный мужичок с плешкой, который так не понравился Ларисе, когда она видела его в Сосновском парке. Мужичка звали Витя, и за простоватыми манерами скрывался хитрый и безжалостный убийца. Ларисе в свое время очень повезло, что ее не заметили в Сосновском парке, потому что она действительно стала свидетельницей убийства.

Все было организовано четко. Преступная группа во главе с Романцовой действовала быстро, уверенно и без сбоев, во всяком случае до последнего раза. Нынче же дело застопорилось, как ни противно это было признавать самой Романцовой.

Началось все несколько лет назад, когда окружающая жизнь дала трещину, и солидная организация, где работала Романцова, перестала быть незыблемой твердыней.

Раньше нужно было только, попав туда, работать, а дальнейший рост и продвижение были обеспечены. Организация своих людей не бросала, уволиться из нее по собственному желанию было нельзя. Романцову, в отличие от некоторых, порядки в ее ведомстве вполне устраивали. Устраивал ее и начальник — генерал Глебов. Устраивала и работа — в крупном институте, где работали солидные люди — заслуженные научные работники. И все они, начиная от директора и кончая уборщицей, боялись тайного ведомства, а значит, и ее, Романцову. Александре Петровне нравилась власть над людьми, нравилось, что при ее приближении разговоры в комнате затихали, и люди смотрели настороженно. Она понимала, разумеется, что сотрудники института боятся не ее лично, а организацию, которую она представляет, но это ничуть не умаляло ее сознание собственной значимости.

Но, как уже говорилось, привычный окружающий мир начал рушиться, да так быстро, что успел погрести под собой многое. В организации, где много лет работала Романцова, начались перестановки, многих увольняли, многие уходили сами. Кое-кто устроился неплохо. Шеф Романцовой, генерал Глебов, выбрал свой путь, и путь этот привел его к гибели. Но это совершенно другая история, не имеющая к Александре Петровне Романцовой теперь никакого отношения. Она же вначале пребывала в некоторой растерянности, потому что оказалось, что она никому не нужна. Не нужен ее опыт, ее дисциплинированность, ее хватка, ее умение работать с учеными — этими нервными и капризными людьми. Возможно, дело было в ее возрасте — как раз в то время она переступила черту, которая отделяет женщину от неизбежной старости, то есть Александре Петровне стукнуло пятьдесят. Сама она совершенно не чувствовала своего возраста, но начальство посчитало иначе, и после того, как генерал Глебов бесславно закончил свою карьеру, Александре Петровне, что называется, указали на дверь.

Что ж, нужно было устраиваться в этой жизни самой, не рассчитывая больше на серьезную организацию. Семьи у Романцовой не было — в свое время она предпочла карьеру, и теперь ни о чем не жалела. Александра Петровна всегда была женщиной предусмотрительной. Именно она в свое время обратила внимание своего шефа на побочные явления при испытании препарата В-17 и сумела убедить генерала повернуть разработку именно в этом направлении. Но эти ученые… как же с ними трудно! Профессор Запольский доставлял Романцовой особенно много хлопот. Начать с того, что он ее не боялся.

И смотрел всегда с этакой брезгливостью, как на комара, случайно попавшего в холодную окрошку. Но действительно ничего было нельзя сделать с беспокойным стариком: он был очень заслуженный и безумно талантлив.

За долгие годы работы в институте Романцова поняла, что в среде ученых не действуют принципы типа «незаменимых людей нет» и «коллектив все преодолеет». Она уразумела, что науку, в общем-то, делают талантливые одиночки.

Итак, Александра Петровна еще раньше, когда работали в институте и Запольский, и Глебов, элементарно стащила из лаборатории профессора достаточное количество порошка. Пропажу списали на всеобщую халатность, и дело спустили на тормозах, только профессор стал поглядывать на нее с еще большим презрением. И потом, когда ее попросили из организации, которой она отдала так много сил, Александра Петровна решила, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и пора переходить к решительным действиям.

Для того, что она задумала, ей нужно было изменить внешность, привычки, образ жизни. Несколько месяцев она потратила на диету и обновление гардероба и добилась удивительных для себя самой результатов.

Исчезли начальственные интонации из голоса и железобетонные темно-синие костюмы из гардероба, а также несколько лишних килограммов и намечающийся двойной подбородок. Теперь она одевалась в свободное и выглядела таинственно и загадочно. Всматриваясь в зеркало, Александра Петровна не могла не признать, что перемены пошли ей на пользу.

Ей нужны были если не преданные помощники, то единомышленники. И они быстро нашлись. За долгие годы работы Романцовой приходилось сталкиваться со многими людьми. Память на фамилии у нее была отличная, так что в голове быстро всплыли двое мужчин, совершенно необходимых в ее будущей деятельности. Один был красавец-блондин с глубоким проникновенным взглядом серых глаз. Женщины почему-то называют такие глаза стальными. Андрей когда-то давно пытался пристроиться в организацию, но продержался недолго — не то кадровики что-то нашли в его личном деле, не то сам успел напортачить. Романцова отыскала его в какой-то зачуханной частной конторе, пригрела, дала денег на экипировку и научила, что нужно делать. Нашелся и Витя — специалист жесткого профиля, — грубо выражаясь, для мокрых дел. Этого сама Александра Петровна немного побаивалась, особенно когда прощупала его мысли, но без него было не обойтись. Витя сам находил себе временных помощников, когда появлялась нужда. Что касается Андрея, то он был весь как на ладони, не нужно было тратить на него драгоценный препарат В-17. Этот за деньги готов был на все, тем более что ничего такого сложного и опасного Романцова ему не предлагала. Себе Романцова отводила главную роль. Не зря она в свое время так внимательно наблюдала за опытами с препаратом В-17. Она точно знала, как он действует на организм подопытного, какую дозу нужно принять, чтобы просто прочитать мысли, а какую — чтобы суметь внушить человеку все, что нужно.