Иоанна Хмелевская - Кот в мешке Страница 37

Тут и думать нечего, мы с Алицией были одного мнения. Алиция шлепнула на себе очередного комара.

– Ты сразу бы стала дальней родственницей королевы, или, как это, свойственницей? – вздохнула я. – На твоем месте меня бы это тоже не обрадовало. Ну и вот… если они ищут именно это… Анита и Падальский, то следовало бы нам найти раньше. И уничтожить, или перепрятать хорошенько. С треском.

– С треском?

– Ну да, поднять при этом как можно больше шума, чтобы и они узнали и перестали искать. Лично я, из уважения к истории, предпочла бы хорошенько перепрятать. У историков ценится каждое подлинное свидетельство эпохи, чего бы оно ни касалось.

Вздохнув, Алиция одним махом убила на себе сразу трех комаров.

– Нет, ну скажи, почему так? Даже если бы на всю Зеландию летал один‑единственный комар – непременно бы на меня налетел! Ты права. Поможешь? А сумеешь среди бумаг различить, какие старые, а какие современные?

– Сумею, особенно если они написаны от руки.

– Самые важные были рукописные. Кажется, я завернула их все в газету. Или только собиралась? И еще мне приходило в голову спрятать в переплет от какой‑нибудь толстой книги, потому что бумаг было много. И тоже не помню, вложила или нет. Что ж, ничего не остается, как перерыть весь дом…

– Иначе это сделает Падла с присными…

– Чтоб их холера побрала… Ну ладно, завтра и начнем.

Мне трудно было даже мысленно представить, как это мы начнем. Зная Алицию… Я молчала, уставясь в черноту сада, и думала, думала…

– Послушай, Алиция, а с чего это тебе вдруг такой опасной кажется теперь именно Анита?

– Раньше изредка ко мне забегала. Теперь нет никакого предлога, а она все время у меня ошивается. И сегодня… Интересно, у кого из нас плохо со зрением? Ты что, не заметила, как изменилась она, когда заявился Зенончик со своими откровениями относительно итальянки? И как она не спускала с него глаз?

– Ну конечно же, я тоже заметила, как заблестели глаза Аниты, как она вся напряглась, как впилась в Зенончика с его требованием получить свою книгу. И потом тоже…

– Вот именно.

– А эта итальянка на самом деле существует или Зенончик ее выдумал?

– На самом деле, и действительно очень красива. Курва… Это я о комаре, не о ней. Да, очень, очень привлекательна, особенно для датчанина.

– Значит, нельзя исключить убийство по страстной любви.

– Да ты что, подруга? Совсем ума лишилась? Я про итальянку говорю – красивая, а не про Йенса. Вот если бы он пристукнул Памелу… Зенончику такая маленькая разница в голову не пришла, но тебе…

Я напомнила об итальянском темпераменте, на что Алиция задумчиво протянула:

– Интересно, кто Зенончику подсказал эту идею? Да ведь все равно главным подозреваемым будет Йене, ты по своим детективам знаешь: в таких случаях полиция первым делом подозревает мужа.

Потом мы поговорили о том, что неплохо было бы утром Алиции ознакомиться с местной прессой, небось Анита уже проболталась. И хорошо бы прослушать утренний информационный телевыпуск.

Памела никак не желала укладываться ни в одну из моих версий. Правда, я ее мало знала, относилась к ней равнодушно‑настороженно из‑за этой язвы, ее мамаши. И все равно… Жаль женщину. Пусть бы жила, даже если и сбрасывала ящики с лестницы в доме Алиции.

Но вот непреодолимое нежелание Алиции устраивать в доме генеральные поиски я поняла. И еще одно пришло мне в голову. Когда Алиция, ошалев от комаров, двинулась к дому, я остановила ее:

– Еще минутку. Раз искать надо бумаги, это следует организовать по‑другому.

– Как по‑другому? По нюху? А я думала – глазами…

– Балда, слушай внимательно. Я еще все продумаю, но мне уже кажется – искать надо в других местах. Сначала, разумеется, глазами, но теперь нас уже не интересуют раздутые тюки с мягким содержимым или мешок с железками и деревяшками. Высматривать надо что‑то похожее на стопку бумаг, кипу, штабель… я знаю… что‑то твердое и предположительно прямоугольное. Ну и книги…

Остановившись, Алиция оперлась спиной о стол на террасе и как‑то странно посмотрела на меня. Я это хорошо заметила благодаря упомянутой уже яркой половинке луны. К тому же сюда, на эту часть террасы, падал свет из окон и от лампы над входной дверью.

– Слушай, – сказала она, – последний раз я перепрятывала это семнадцать лет назад. Помню, как раздумывала – сделать одну упаковку или поделить на части, пробовала и так, и так, перекладывала несколько раз, и не помню, на чем остановилась. Кажется, на одной упаковке. И учти, пожалуйста, следующее. Это не были ни картины, ни географические карты, ни средневековые пергаментные свитки, а просто обычная бумага. Можешь представить себе обычный лист бумаги? Ну, скажем, метрику. Или свидетельство о браке…

– Свидетельство о браке иногда делают на плотной бумаге, даже на картоне размером с хороший стол, украшая виньетками и прочими излишествами. Если бумаги разного калибра и плотности соберешь в кучу, старательно уложишь, выровняешь… как раз может получиться толстая книга крупного формата.

– Зенончик что‑то плел о большой толстой книге…

– Вот именно. И надо было видеть, как Анита при этом смотрела на него!

– Но могло поместиться и в какой‑нибудь коробке. Холера, напрочь забыла! Итак, у нас выбор: картонная коробка, большая книга или кипа в газете. И все это, надеюсь, ты тоже заметила, прекрасно помещается в мешке из‑под кота, а также на какой‑нибудь из книжных полок.

– И такое можно воткнуть между коробками с обувью, – подхватила я, – коробками стирального порошка, проспектами, альбомами всевозможного калибра и предназначения, в том числе и с фотографиями…

– …и еще между многим другим, – мрачно закончила скорбный перечень Алиция. – Как думаешь, они там закончили наводить порядок? Я уже не могу, комаров целые тучи…

– Закончили не закончили – все равно возвращаемся. Однако двери в ателье я бы заперла.

– Ну так запри. И тебе удобнее пройти здесь, садом, чем через дом. Войдешь в мастерскую и изнутри запрешь дверь.

Спотыкаясь в темноте, я влезла в клумбу, продралась через какой‑то колючий куст, добралась до ателье и очень старательно заперла изнутри его дверь. А потом, тоже спотыкаясь и чертыхаясь, вскарабкалась по лестнице на первый этаж дома (лестницы всегда были для меня великим испытанием), благословляя Торкиля за обилие выключателей во всех возможных и невозможных пунктах вдоль лестницы. Надо же, как он умело все предусмотрел! Я могла включить свет внизу и выключить наверху. В темноте я бы наверняка неоднократно слетела с лестницы. По пути у меня почему‑то создалось впечатление, что каким‑то таинственным способом нам удалось устроить еще больший бардак, по сравнению с прежним.

Беата и Павел были больше заняты собой, чем уборкой кухни. Кошки примирились с тем, что сегодня им придется ужинать на террасе, ибо как‑то сами по себе поняли – обилие ног в кухне исключает привычный ужин на кухонном полу. Сытые и довольные жизнью, они заняли привычные позиции на высотах в гостиной.

– Вот что меня удивляет, – заметила я задумчиво, поскольку кто‑то пребывал в сортире, – что эти животные привыкли к реву бачка и совсем на него не реагируют…

***

Мажене удалось взять отгул, она приехала на рассвете и запрягла всех в работу. Начать решили со второй комнаты для гостей, которую в настоящее время занимала Беата. Именно в этой комнате, приготовляя постель, Мажена перелезала к шкафчику у окна прямо по куче вещей – на полу свободного места не было – и еще тогда заметила у окна два кошачьих мешка. Я тоже была мысленно готова к разборке вещей в этой комнате. Алиция не помнила, какие это мешки, – могли быть и девственно не тронутыми.

Несмотря на страстное желание очистить эту комнату, я сочла такое невыполнимым, но Мажена проявила твердость. Она выстроила нас гуськом в коридорчике и объявила, что организует эстафету.

– И совсем незачем нам вытаскивать сразу все, – пояснила она свою идею, – главное – освободить столько места на полу, чтобы к окну мог пробраться Павел и вытащить оба мешка, в гостиную или на террасу.

Павел деликатно поинтересовался у Алиции, уверена ли она, что у окна стоят всего два мешка, не больше, на что Алиция ответила: ни в чем она не уверена. А главное, чтобы Павел не настраивался на богатый урожай, поскольку мешки она преимущественно все же опорожняла, правда, забивая потом своим барахлом.

– Да я и не надеюсь, – защищался Павел. – Мне‑то что…

Где‑то около четырех кровать Беаты была завалена кучей макулатуры, в коридорчике уже негде было ступить, железный стояк и стремянка украсили собой салон, но зато Павел сумел пробиться к окну, передал один за другим оба мешка Мажене, а на их место принялся укладывать макулатуру с кровати Беаты. Протиснувшаяся к нему Алиция с видом кровожадной гарпии надзирала над тем, чтобы драгоценная макулатура была сложена так, как хотелось хозяйке.