Михаил Серегин - Особенности национальной милиции Страница 37

Чего он там забыл?

Нужно было основательно продумать план дальнейших действий. Пешкодралов сел прямо на траву, как дома, когда его очередь была пасти коров, и напряг извилины. Однако извилины, с самого рождения своего не привыкшие напрягаться, и сегодня, в двадцать лет, делать это категорически отказывались.

Только одна из них, самая хитрая и себялюбивая, вопила: «Тика-ай!»

Тогда курсант впервые в жизни, сам того не подозревая, принял единственно верное решение: он стал вспоминать чужие советы, хоть как-то подходящие под сложившуюся ситуацию.

Сначала он перебрал все известные ему пословицы. Целых две. Но ни одна из них не указывала выхода из нелегкого положения. Первая была о труде, а вторая вообще рассказывала о какой-то птице, которую красит почему-то одно перо. Изречения классиков тоже не помогли, потому что Леха их не знал. Он попробовал вспомнить, что там на занятиях говорил капитан Мочилов. На ум пришло много мудрых выражений, но все они касались исключительно борьбы с преступностью. Как же бороться с понравившейся женщиной, Глеб Ефимович не объяснял. И тут перед глазами курсанта опять всплыла деревня, помятое лицо Егорыча с вечно сизым носом и его хвастливая речь:

– Бабы, они что коровы, траву шибко любят. Особливо цветы.

Леха вскочил как ужаленный. Есть решение проблемы! Задобрить лейтенанта скромным букетом полевых ромашек и только после этого подступиться к ней с просьбой. Парень огляделся.

Однако для полевых ромашек как минимум нужно поле, а в черте города его найти довольно проблематично. Но время поджимало, и приходилось довольствоваться тем, что находилось вокруг. На заднем же дворе школы, кроме репейника, в корень которого Пешкодралов только что зрил, в обилии произрастала мурава, пырей и мелкие, белые цветочки с резким, неприятным запахом. Проигнорировав мураву и пырей, Леха надергал цветущие растения. Букет получился жидковатым и блеклым. Парень вздохнул и сорвал колючку. У них хотя бы венчик яркого сиреневого цвета.

С икебаной собственного производства курсант предпринял очередную попытку приблизиться к недоступной женщине. С крайними предосторожностями, временами переходя на передвижение по-пластунски, парень достиг тумб и, пригнувшись, протянул букет вверх.

Сквозь дымку розовых миров, напридуманных воображением Костоломовой, до нее прорвался неприятный запах полыни. Он мешал концентрироваться на самосовершенствовании, отсылая все усилия лейтенанта коту под хвост.

Недовольно поморщившись, женщина открыла глаза и ахнула. Перед нею, рабски согнувшись, стоял на коленях любимый воспитанник с букетом в руках. Кто бы мог подумать, что неприметный Пешкодралов такой романтик?

Рыцарь двадцать первого века. Костоломова сразу же растаяла и улыбнулась.

– У меня есть одна просьба, – робко произнес рыцарь.

– Все, что угодно, – томно прикрыв глазки, ответила лейтенант.

13

Прическу сделать Костоломова согласилась. Поскольку косички плести и завивать локоны не из чего было, лейтенант предложила короткую стрижку.

Как у солистки группы «Маша и медведь». Санек согласен был на все, лишь бы его снова не заставляли идти выпрашивать у полковника парик. К стильному красному платью новый имидж Зубоскалина подходил.

Портило картину разве только наличие излишне больших ушей. Однако Дирола это не смущало.

– Поскольку ты у нас будешь моделью нового сезона, то и выглядеть ты должен не как прошлогодние девки, – глубокомысленно заметил Кулапудов.

Уж на кого, а на представительниц женского пола предыдущего года, как и на девушек нынешнего, а также и последующих лет, Санек в новом обличье не походил никак.

– Может, ему шляпку соломенную, – прыснув в кулак, предложил Антон.

– Обойдемся без шляпок, – отрезал Зубоскалин. – Я буду шокирующей дамой.

Вот такой шокирующей леди и отправился курсант в модельное агентство по адресу, написанному на визитке толстого. Надо сказать, лысая девушка в красном и вправду вызывала удивление и ухмылки у прохожих. Как в предыдущий день, за девушкой следом тянулся хвост из дворника, часто меняющих место своего действия дорожных рабочих и отлично вжившегося в роль бомжа Пешкодралова. У каждого из них, даже у бича, в петлице торчала розочка, в которой замаскировано было миниатюрное переговорное устройство. Кулапудов в кармане также нес радар, принимающий высокочастотные сигналы с передатчика, скотчем приклеенного к груди Зубоскалина. Вся процессия двигалась довольно скоро, поскольку на назначенную встречу Дирол катастрофически опаздывал. Спешащие дворник и бомж еще как-то вписывались в толпу города, не привлекая к себе особого внимания, но часто меняющие место своего действия парни в оранжевых жилетах, еле успевающие включать и выключать отбойный молоток, вызвали кое в ком серьезные подозрения.

Незаметно для курсантов вереница, следовавшая за шокирующей «девушкой», увеличилась ровно на одного человека. Поскольку темп ребятами был взят достаточно быстрый, этот незнакомец изобразил из себя спортсмена-любителя, не спеша проводящего пробежку по людной улице. К тому же и одежда у него очень подходила под имидж бегуна: зеленое трико, сшитое в советские времена на фабрике «Красный партизан».

У дома с яркой, кричащей вывеской «Нефертити» Санек остановился.

Похоже, что он пришел по адресу. Агентство, претендующее на раскрутку блистательной «Мисс Весна», располагалось в старенькой двухэтажке, среди гаражей и обветшалых сталинок. Серый цвет преобладал в этой части города, и только яркая алая дверь с названием прекрасной царицы над нею кричали о том, что здесь есть люди, претендующие на изысканный вкус.

Вероятнее всего, директор агентства, как и многие великие творческие люди, был небогат, поскольку весь ремонт старенького, пропылившегося помещения ограничивался только броским входом. Лишь только Дирол скрылся за дверью, как попал в мрак затхлого коридора, не видевшего электрического света, вероятнее всего, со времен царствования той самой Нефертити, то есть – никогда. Сразу за дверью страшно скрипучая лестница, обильно поросшая паутиной, вела на второй этаж. Ориентируясь больше на свое чутье, чем на зрение, Санек поднялся наверх. Гробовая тишина странно удивила его. Парень насторожился. На площадке второго этажа была только одна дверь. Седьмым чувством Дирол понял, что это здесь.

Вероятно, из-за того, что на двери было написано: «Модельное агентство.

Приемные дни: среда, четверг, пятница с 15:00».

Зубоскалин постучался. Мертвое молчание было ему ответом.

Это нервировало.

– «Первый», «Первый», здесь никого нет, – с тревогой сообщил Санек алому цветочку, украшавшему платье. Он подошел к окошку и осторожно из-за шторы выглянул: двое рабочих издеваются над тротуаром, дворник метет позапрошлогоднюю листву, странный бомж панически бегает по периметру двора, не находя ни одной, даже самой захудалой бутылки. Вроде бы все в порядке, все как и должно быть.

Если не считать лишнего, пятого, гражданина в зеленом, нарезающего круги с завидным упорством.

Визг, скрип и шипение оглушили левое ухо, и откуда-то издалека послышался встревожившийся голос Веньки:

– Санек, ты уверен, что там никого?

– Не совсем, но открывать они мне определенно не хотят.

– Дело дрянь, – заметил Кулапудов. – Вероятнее всего, это засада.

В ухе что-то дико взвизгнуло и загудело. Слышимость стала еще хуже.

– Что же делать? – с тревогой задал вопрос Зубоскалин.

– Что? – глуховато переспросил Венька.

– Как теперь быть? – повысил голос Дирол.

– Не слышу, давай громче.

В переговорном устройстве щелкнуло, и голос Муслима Магомаева проникновенно запел о любви.

– Опять на радио переключился, – в сердцах прорычал Санек, вытащил небольшой передатчик из уха, бросил его на пол и со всей дури крикнул в окно: – Какие будут дальнейшие указания?

Голос молодой «девушки» с креативной прической прорезал тишину двора и унесся далеко вдаль. Он смог перекрыть натужные звуки отбойного молотка братьев Утконесовых и свадебную песню франтоватого воробья, сраженного звуковой волной и свалившегося замертво с ветки тополя.

Все пятеро, ошивающиеся во дворе, вздрогнули и подняли головы вверх, посмотрев на окно, из которого донесся могучий крик. Зеленое трико достал блокнотик защитного цвета и что-то записал. Пешкодралов прочистил ногтем уши.

– Давай уходи, – заорал в ответ Венька, напрягая голос до предела. – Только постарайся незаметно, по-тихому.

Санек воровато огляделся вокруг. Полумрак мешал держать под контролем все окружающее пространство. Темные углы и закутки предательски выпадали из поля зрения, издеваясь своими неопределенными контурами. В них при желании могла расположиться целая армада преступников-дурковедов и остаться при этом незамеченной. Значит, только лишь на зрение ориентироваться мало. Дирол навострил уши и принюхался. Если не считать неприятного запаха мышей и вековой, помнившей счастливые времена застоя пыли, нос Зубоскалина ничего не уловил. В слуховой аппарат также тревожных звуков не поступало.