Наталья Александрова - Чертик из кофеварки Страница 39

Пару раз они встречали в тайге людей. Один раз попалась ватага таких же старателей – угрюмые дикие мужики, заросшие до самых глаз бородами. Сыч переговорил о чем-то с их старшим, и бригады разошлись, не перебросившись словами.

Второй раз дело обернулось хуже. Сашка вышел из палатки ночью, и вдруг от костра метнулась к нему тень с ножом. Сашкина отличная реакция помогла выбить нож, да еще он наподдал нападающему ногой в челюсть, так что клацнули зубы. На крик выскочили Павел и Сыч, который прикладом ружья успокоил второго вора, а Павел голыми руками схватил третьего и кинул его далеко от костра, так что кости загремели.

– Что за люди? – спросил он Сыча.

Тот пожал плечами: не то беглые, не то просто бродят люди по тайге, ищут, где что можно взять без сильного шума. Зачем выяснять, отмахались от них – и ладно.

Понемногу они привыкли – к тяжелой работе, к вечному гнусу, к постоянной опасности и плохой пище. Вспоминали сказки Бажова и «Угрюм-реку», сравнивали себя с героями Джека Лондона. Смущало одно – уж слишком ничтожен был результат, у каждого набралось золотого песку едва ли не со спичечный коробок.

«Жилу искать надо, – говорил Сыч, – если найдем жилу, то и фарт пойдет!»

Вечерами он думал, чертил на земле что-то наподобие карты, смотрел на деревья. И решился.

Раньше они двигались преимущественно на юг, теперь Сыч круто свернул к востоку. Они шли долго, целый день. Переночевали, не разбирая вещи, – и снова в путь. Всю дорогу Сыч молчал, они тоже ничего не спрашивали, Павел так устал, что ему было не до разговоров. Сашка посматривал на Сыча, но до поры до времени тоже помалкивал – так они договорились еще в Питере, в дороге Сыч командир.

На третий день даже Павлу стало ясно, что Сыч идет без прежней уверенности, он часто останавливался, рассматривал деревья, на берегу ручья разрывал песок и просеивал его между пальцами.

А потом они зашли в болото. До сих пор, вспоминая о том кошмаре, Павел содрогается. Облепленные гнусом, по колено в коричневой, отвратительно пахнущей жиже, они шли и шли за своим проводником, стараясь только ступать след в след. В конце пути у Павла в голове не осталось никаких мыслей – только монотонное чавканье грязи под ногами и гудение мошки.

Они выбрались. Искусанные, помятые, в мокрой и грязной одежде они вышли из болота.

Берег круто уходил вверх, они миновали сопку и услышали журчание воды.

– Вот она, речка. – Впервые Павел увидел, как Сыч улыбается, по задубевшему лицу его, как по камню, внезапно пошли трещины, глаза блеснули.

И все, снова лицо закаменело.

Они прошли немного вверх по реке и там, где впадал в нее полноводный ручей, обнаружили заимку. Полуразвалившаяся избушка из старых замшелых бревен, крыша прогнила и провалилась. Сашка с опаской тронул дверь, они вошли, согнувшись, и увидели в углу на самодельной лавке скелет в истлевшей одежде.

Все были так измучены, что сильного впечатления скелет на них не произвел. Однако палатка намокла в болоте, и ночевать нужно было под крышей, поэтому, посовещавшись, решили вынести скелет на берег реки и завалить камнями. Никаких вещей, ничего, что помогло бы узнать о человеке, нашедшем свою смерть в этом медвежьем углу, в хижине не было, Витька нашел только насквозь проржавевшее лезвие ножа.

– Беглый, наверное, – равнодушно сказал Сыч, – заболел или от голода помер… лет пятьдесят он здесь пролежал, если не больше. Дикое место, никто не ходит.

Сашка настоял, чтобы вырыли неглубокую яму в песке, и только тогда перенесли скелет на берег. И когда подняли кости с лавки, то нашли под ними золотой нательный крестик. Шнурок истлел, а золоту ничего не сделалось.

И тогда Сыч пошарил по углам, попинал ногами подгнившие бревна, постучал, походил вокруг избушки и нашел в дальнем углу под вторым венцом захоронку. Сверток был засыпан песком, так что даже куски кожи сохранились. Внутри лежала железная коробка из-под конфет, очень старая, но хорошо сохранившаяся, можно было разглядеть еще картинку – румяная боярышня примеряет перед зеркалом расшитый жемчугом кокошник. А когда открыли коробку, то оторопели. Коробка под завязку была заполнена неровными прозрачными камушками.

– Алмазы! – выдохнул Сыч. – Так вот откуда он шел…

Павел никогда в жизни не видел необработанных алмазов, но поверил Сычу сразу же, только непонятно было, как тут оказались алмазы, вроде бы в этих местах их не добывают. Сыч объяснил неохотно, что человек, от которого остался один скелет, шел издалека, с севера, и хотел, видно, перебраться в Китай, тут граница довольно близко… Но не смог – заболел в пути и умер на дикой заимке.

Тогда они обалдели от таких сокровищ. Это было целое состояние, им и представить было невозможно, сколько стоит коробка алмазов, Сыч сказал, что они очень чистые, да они и сами это понимали. Они рассыпали камни на куске брезента, играли в них, как маленькие, пытались делить. Сыч прикрикнул на них, они с Витькой огрызнулись – не командуй тут, теперь мы все равны… Сашка еле их утихомирил, а Сыч неожиданно смолчал. Павлу стало не то чтобы стыдно, но как-то неприятно – одурели совсем от жадности, орут друг на друга, глаза горят, руки трясутся… Молча собрали камни в коробку, и Сыч налил всем по стаканчику водки. Вообще в экспедиции был «сухой закон», но фляжку Сыч держал на случай переохлаждения или еще какой болезни. Водка была коричневого цвета. «Настояна на целебных корнях», – пояснил Сыч.

Проснулись они во второй половине следующего дня, когда заходящее солнце золотило воду в речке, будто и впрямь песок на дне был золотой. Спали крепко и без сновидений, в голове было легко.

Сыча не было. Не было его вещей – одежды, заплечного мешка, ружья, и, самое главное, не было коробки с алмазами. И даже того небольшого количества золотого песка, что успели они намыть, тоже не было.

Видно, хороший корешок был положен в водку, от одного стаканчика они бы так не свалились. Сыч все правильно рассчитал – граница и вправду близко по здешним меркам, а погоню снаряжать уже поздно.

Виктор тогда здорово орал на Сашку, обвинял его во всех грехах. Павел молчал, ему трудно было осознать случившееся, казалось, что вчерашние алмазы ему просто приснились. Похоже, Сашка и сам так думал.

Для себя он так объяснил происшедшее: Сыч в принципе мужик честный, обманывать их не собирался, но блеск алмазов ослепил его, возможное богатство ударило в голову, вот и поступил он с ними не по-людски…

– Вот что, ребята, – сказал Сашка серьезно, – хватит об этом. Я, конечно, виноват, но дома будем про это говорить.

– Если доберемся до дому, – вставил Павел.

– Должны добраться, – сказал Сашка, ему никто не возражал.

Сыч оставил им Сашкину винтовку, ножи и топор. А еще палатку и честно поделил продукты на четверых, взял только свою часть.

Они бросили в той избушке все снаряжение для добычи золота, сделали плот и решили сплавляться по реке вниз, потому что о том, чтобы перейти болото без провожатого, нечего было и думать.

На следующий день плот разломался, они не смогли перетащить его через завал. И тогда они пошли пешком на север, по Сашкиному компасу.

Если бы не Сашка, понимает сейчас Павел, они бы не дошли и кости их гнили бы сейчас в тайге, как тот скелет, что валялся много лет на дикой заимке. Именно Сашка вел их по тайге, сверяясь больше не с компасом, а с собственным чутьем, оказывается, он успел многому научиться у Сыча за время экспедиции. Сашка стрелял зайцев и глухарей, когда у них кончились продукты. Сашка умел разводить костер с одной спички из сырого валежника.

Сашка не пустил их сунуться к встреченным людям, когда они нашли в тайге теплое еще кострище. И правильно сделал, потому что ватага была явно разбойничья, могли прирезать за ту же винтовку – больше у них брать было нечего.

Сашка первым почуял, что их преследуют, и настоял, чтобы ночами они спали по очереди. Кто-то ходил вокруг костра, стараясь не приближаться, и Павел однажды пальнул на треск веток. Скорее всего звери были двуногие, как те, что пытались напасть, еще когда с ними был Сыч.

В конце концов они бросили все, даже палатку, – не было сил нести. Патроны кончились, Сашка все же тащил свою винтовку. Витька подвернул ногу, и они волокли его по очереди почти на себе.

Они все-таки вышли к большому селу – небритые, голодные, в рваной одежде, прокопченные дымом костров. И сразу же попали в милицию, тогда как раз взялись за частные артели старателей. Они держались твердо – поехали в тайгу посмотреть, поохотиться, порыбачить, заблудились, чуть с голоду не померли. При них ничего не нашли – ни золота, ни снаряжения, иначе не миновать бы суда.

Им повезло – снова встретили тех геологов, с которыми познакомились в самолете. Три дня отсыпались и отъедались на базе, потом собрались домой.

В Питере расстались надолго, каждый переживал эту историю в одиночку. Павел изредка позванивал Сашке, Виктор с головой ушел в свои комсомольские дела и развлечения.