Дональд Уэстлейк - Банк, который булькнул Страница 4

— Ни с места, всем стоять! — прорычал магнитофон. — Это ограбление.

Виктор улыбнулся и, положив его на рабочий стол, взял два других магнитофона. Они тоже были маленькими, размером примерно с туристскую фотокамеру. В микрофон одного из них Виктор пропищал фальцетом: «Как вы смеете!», а затем переписал эту фразу на второй магнитофон, одновременно прибавив испуганное восклицание. Восклицание и фальцет были тут же переписаны с магнитофона № 3 на магнитофон № 2, и одновременно с этим Виктор густым баритоном добавил: «Осторожнее, ребята, они вооружены!» Постепенно, шаг за шагом, перегоняя запись с одного кассетника на другой, он составил сценку — перепуганная толпа реагирует на объявление об ограблении. Наконец, довольный полученным результатом, он переписал окончательный вариант на первую кассету.

Помещение, в котором творил Виктор, первоначально представляло собой гараж, но впоследствии было полностью перестроено и теперь походило на нечто среднее между сараем старьёвщика, мастерской по ремонту радиоприёмников и пещерой Бэтмена. Рабочий стол Виктора, заваленный звукозаписывающей аппаратурой, старыми журналами и прочим хламом, был придвинут к задней стене, полностью залепленной обложками старых бульварных журнальчиков — сначала аккуратно наклеенных, а затем покрытых тонким слоем лака. У самого потолка висел свёрнутый в рулон проекционный экран, который можно было развернуть, прикрепив его нижний край к защёлкам на крышке рабочего стола.

Стена слева от Виктора была завешана книжными полками, набитыми книжками в бумажных обложках, комиксами и приключенческими романами для ребят старшего школьного возраста — «Дэйв Доусон», «Бомба», «Союз мальчишек» и так далее в том же духе. На стене справа висели полки со стереосистемой и пластинками — в основном старыми шестнадцатидюймовыми альбомами с записями таких радиопостановок, как «Одинокий Всадник» и «Терри и пираты». На маленькой полочке в самом низу стоял ряд кассет, на корешке каждой из них красными чернилами были аккуратно выведены такие заголовки, как «Алый Мститель против людей-рысей» и «Побег банды Даффи-Крысы».

Последняя стена, в которой когда-то были ворота в гараж, была целиком посвящена кинематографу. Там находились два кинопроектора — восьми- и шестнадцатимиллиметровый, а также ряды полок, заставленных круглыми жестяными коробками с фильмами. Оставшиеся свободными участки стен по всей комнате были заклеены старыми киноафишами типа «Флэш Гордон завоёвывает Вселенную» и крышками от упаковок из-под рисовых и овсяных хлопьев, давным-давно снятых с производства, — «Келлогская бодрость», «Квакерский пушистый рис», «После тостов» и так далее.

Ни в одной из стен не было заметно двери, а всю центральную часть комнаты занимали пятнадцать кресел из кинотеатра — три ряда по пять кресел, — повёрнутых к задней стене, где висел экран, под которым сейчас за своим захламлённым столом и сидел Виктор.

Несмотря на то, что Виктору уже перевалило за тридцать, большая часть вещей, ныне составлявших обстановку комнаты, появилась на свет задолго до его рождения. Ещё в школе он совершенно случайно открыл для себя бульварные детективы, затем начал их коллекционировать, пока, наконец, не заинтересовался любыми произведениями массовой культуры, имевшими отношение к приключенческому жанру и популярными до начала второй мировой войны. Для него это была история и одновременно хобби, хотя он вовсе не испытывал ностальгических чувств к этой эпохе. В юности он сам был горячим поклонником Хоуди Дуди и Джона Камерона Суэйза,[5] но со временем обнаружил, что некогда обожаемые им герои перестали вызывать у него восхищение.

Возможно, именно это хобби и помогло Виктору остаться молодым. Впрочем, как бы то ни было, но он всё равно не выглядел на свой возраст. Самое большее ему можно было дать лет двадцать, но, как правило, все, с кем он знакомился, принимали его за подростка, и Виктору то и дело приходилось предъявлять в барах документы. Особенно это обстоятельство смущало его, когда он работал в Бюро — стоило представиться любому болвану сотрудником ФБР, как тот с хохотом падал на пол.

Его внешность мешала карьере в ФБР и другими способами — например, он не мог под видом студента внедриться в университетский городок, поскольку выглядел недостаточно взрослым, чтобы поступить в колледж. Виктор пробовал отпустить бороду, но полученный результат лишь наводил на мысль, что он страдает лучевой болезнью в тяжёлой форме. А когда он отращивал длинные волосы, то максимум, на что мог претендовать, так это на живую пародию на одного из трёх мушкетёров.

Иногда ему казалось, что и из Бюро его выперли в основном из-за внешности, а вовсе не из-за скандала с кодовыми рукопожатиями. Однажды во время посещения омахского филиала ФБР он случайно подслушал, как старший агент Флэнеган сказал агенту Гудвину: «Да, мы хотим, чтобы наши люди выглядели солидно, но это же просто смешно!», и понял, что речь идёт о нём.

Так или иначе, но сам Виктор был убеждён, что Бюро — отнюдь не самое подходящее для него место. Коллеги даже отдалённо не напоминали тех геройских парней, которых он привык видеть в телесериале «ФБР в войне и мире». Они даже называли себя скучно — «агентами». Каждый раз, когда Виктор представлялся кому-то «агентом», у него в мыслях возникал образ шпиона-гуманоида с другой планеты — одного из представителей многочисленного авангарда, посланного поработить человечество и установить на Земле власть зелёных гоков с Альфы Центавра-II. Этот образ его сильно раздражал и во время расследования лишь сбивал с толку.

И ещё, — проработав в Бюро двадцать три месяца, Виктор так ни разу и не держал в руках автомата! Подумать только! Он даже не видел ни одного. Он никогда не вышибал дверь и не подносил ко рту мегафон, чтобы прорычать что-нибудь вроде: «Ну ладно, Маггси, выходи, дом окружён!» В основном он занимался тем, что обзванивал родителей армейских дезертиров и спрашивал, когда они в последний раз видели своего сына. Да ещё эта возня с документами — по правде говоря, иногда ему приходилось торчать в архивах неделями.

Нет, что ни говори, а для него работа в Бюро была совершенно неподходящим занятием. Но где — помимо этого гаража — он мог найти занятие по душе? У него был диплом юриста, но он не стал сдавать экзамены на адвоката, да и, если честно, желания становиться таковым у него не было. В настоящее время он перебивался мелкими заработками от продажи старых книг и журналов, рассылаемых по почте, но подобное существование его не устраивало.

Что ж, может быть, что-нибудь выйдет из дела, которое он предложил своему дядюшке Келпу. Время покажет.

— Вы так просто отсюда не уйдёте! — сказал он мужественным голосом в микрофон первого магнитофона, и вслед за этим тут же тоненько проверещал: — «Нет, прошу вас, не надо!» Затем он положил магнитофон, выдвинул ящик рабочего стола, достал оттуда маленький «файрамз-интернешнл» 25-го калибра и проверил обойму. В ней было пять холостых патронов. Включив магнитофон на запись, Виктор выстрелил два раза подряд, а затем ещё раз, выкрикнув при этом: — «На, получай! И вот ещё!».

— Ой! — испуганно произнёс чей-то голос.

От неожиданности Виктор подскочил и резко обернулся. Дверь в левой стене, замаскированная секцией полок, была открыта, а на пороге стоял перепуганный Келп. За его спиной виднелся залитый солнцем задний двор и белая дощатая стена соседского гаража.

— Я… э… — промямлил Келп, тыча пальцем в разных направлениях.

— А, привет! — радостно воскликнул Виктор, взмахнув пистолетом. — Заходи!

Келп робко указал на пистолет.

— А это…

— Холостые. — Виктор небрежно махнул рукой. Выключив магнитофон, он бросил пистолет в ящик стола и встал. — Заходи, не стесняйся.

Келп вошёл, сразу прикрыв за собой дверь.

— Не стоило тебе меня так пугать.

— Ради бога, извини, — встревожено сказал Виктор.

— Я вообще очень легко пугаюсь, — продолжал Келп. — То ты из пистолета палишь, то ножи метаешь, а любая подобная мелочь на меня действует.

— Я это запомню, — твёрдо пообещал Виктор.

— Ладно. — Келп кивнул. — Как бы то ни было, но я нашёл парня, о котором тебе говорил.

— Координатора? — сразу оживился Виктор. — Дортмундера?

— Его, его. Я не был уверен, что тебе понравилось бы, приведи я его сюда. Насколько я понимаю, ты не хочешь, чтобы про это место кто-нибудь знал.

— Это точно. — Виктор с благодарностью кивнул. — Где он?

— На подъездной дорожке.

Виктор метнулся в переднюю часть комнаты, где стояли кинопроекторы и коробки с фильмами. На чистом участке стены на уровне глаз висел рекламный плакат «Стеклянного ключа» с Джорджем Рафтом;[6] приподняв его, Виктор приник к маленькой прямоугольной панели из толстого стекла. Взору его открылась заросшая сорняками подъездная дорожка из двух потрескавшихся асфальтовых полос, ведущая на улицу. Этот район Лонг-Айленда был даже старее, чем Рэнч-Коув-Истейтс или Элм-Вэлли-Хайтс. Назывался он Бель-Виста — все улицы были прямые как стрела, а дома представляли собой рассчитанные на одну большую семью двухэтажные каркасные строения с крылечками. Ещё Виктор увидел человека, который, опустив голову, медленно расхаживал туда-сюда по тротуару, время от времени затягиваясь сигаретой, спрятанной от ветра в сложенной лодочкой ладони. Виктор довольно кивнул. Дортмундер был высоким и худощавым, у него был усталый вид, и вообще он очень походил на героя Хамфри Богарта[7] в фильме «Сокровища Сьерры». Виктор улыбнулся, по-богартовски опустив левый уголок рта, и, отодвинувшись от оконца, прикрыл его плакатом.