Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов Страница 4

— Так, барышня! Вы мне тут морали не читайте и глазки не закатывайте. Радоваться надо, что хоть кто-то за вас переживает и хоть кому-то есть до вас дело. Рассказывай!

— Ну… — Дарье явно льстило наше напряженное внимание, — Он настоящий журналист, — Дашка мечтательно вздохнула и закатила глазки, — И джентльмен, потому что купил мне шоколадку. И еще философ! Правда, я для него еще явно маленькая…

Наткнувшись на наши с Викой недоверчивые физиономии, Даша метнулась в коридор, где извлекла из школьной сумки аккуратную ученическую тетрадку.

— Вот, я записала, как он говорил: "Нас, репортеров, все ненавидят. Корят за "вынюхивание" и "копание в грязном белье". Между тем, нет на Земле дееспособного цивилизованного человека, который бы не поглощал с удовольствием продукт наших трудов." Согласитесь, глубокая и философская мысль?

— Он такое говорил?!?! — поразилась я. Дело в том, что услышанная только что тирада была придумана мною пару месяцев назад. Придумана и даже опубликована в нашем журнале. Дарьин знакомый явно занимался плагиатом.

— Почему ты записываешь высказывания каких-то сумасшедших с обратной стороны тетрадки по русскому языку?! У тебя что, нехватка бумаги?! — Виктории рассказанное дочерью не понравилось в другом плане.

— Я согласилась отвечать на его вопросы, только когда он специально под запись повторил мне еще раз эту фразу. Уж больно она мне понравилась. Возьму эпиграфом к сочинению "Кем я хочу быть", — Даша игнорировала вопросы матери, обращаясь только ко мне.

— Даша, а где ты его вообще взяла? — мне начинала дико не нравиться вся эта история.

— Он подошел ко мне вчера на большой перемене, спросил, я ли Дарья Силенская, и можно ли задать мне несколько вопросов, — блаженная улыбка Дарьи не оставляла сомнений, что ребенок был покорен, — Он объяснил, что работает журналистом…

— И ты мне ничего не рассказывала!?!? — взвыла Виктория. Я жестом попросила её замолчать и позволить мне продолжить расспросы.

— Я, естественно, спросила, с какого он канала. Оказалось, из газеты. Но я не очень расстроилась. Тем более что он тут же рассказал мне много интересного про газетчиков.

— Что он спрашивал?

— Он собирает информацию об интересных людях.

— А ты тут при чем?

— Как?! — Даша искренне обиделась, — Я же отличница! Второе место в школе на соревнованиях по настольному теннису… С первого класса вишу на доске почета… Конечно, я интересная…

— Настя его видела? — получить вразумительную информацию от Сестрицы мне было бы легче.

— Нет, — лицо Даши менялось прямо на глазах, девочка, кажется, начинала понимать, что дело принимает серьезный оборот, — Настя была на втором этаже, на английском… Я же французский учу…

— Что именно он спрашивал, Даша?

В глазах Дашки мелькнул испуг. Из кокетливой и наигранно взрослой барышни девочка моментально превратилась в маленького виноватого, напуганного зверька…

— Я не подумала, — обратилась она к матери, — Мам, я правда не подумала… Он спрашивал в основном про тебя… Я только сейчас поняла… Не про меня, а про тебя… Точнее, про папу…

— Как он выглядел? — Виктория бросилась к телефону.

— Кто? — Даша готова была заплакать, — Папа? Тебе видней… Я только по фотографиям знаю…

— Даша, прекрати! — Вика повысила голос, потом тяжело вздохнула и повернулась ко мне, — Вечно она старается казаться глупее, чем есть на самом деле.

— Даш, да брось ты, никто не будет тебя ругать…. Успокойся… — я решила, что сейчас истерики нам ни к чему.

— Успокойся, — Вика присела перед дочерью на корточки и легонько пробежалась кончиками пальцев по её щеке, — Как выглядел этот журналист?

— Ну… Такой взрослый… Высокий… С большим ярко-зеленым зонтом… С усиками. И еще в очках, по-моему, солнечных…

Столь странная внешность незнакомца нас с Викторией абсолютно не порадовала.

— Что ты собираешься делать? — я кивнула на телефонную трубку.

— Не знаю… — Вика выглядела совсем растерянной, — Сообщу своему охраннику, что к Дашке приставал какой-то журналист…

— Это не журналист! — твердо отрезала я, — Во-первых, фраза записанная Дашкой — моя фраза. Читайте журнал "Райский уголок", не помню какой номер прошлого года. Не один уважающий себя журналист такое "мыльное" высказывание даже запоминать бы не стал, не то что цитировать! Во-вторых, странная манера одеваться, не правда ли? В солнечных очках и с зонтом в январе… Известный прием, чтобы отвлечь от собственной внешности внимание — взять с собой какую-нибудь яркую, нелепую вещь, которая одна и запомнится собеседникам… Излишне осторожно для честного журналиста…

— Господи… Кто же он? Неужели тот же, что и сегодня, — Вика нехорошо прищурилась, — Сотру в порошок!

— Поклонник? — спросила я.

— Нет! — ужаснулась Виктория, — Только не маньяк!

— Да не Дашкин! — вечно эта Вика черти что думает, — Я имею в виду твой поклонник… Может, хочет тебя получше узнать, вот и расспрашивает дочь о твоей личной жизни…

Вика только отмахнулась.

— Мам, я сильно тебя подвела? — Дарья моментально стала шелковой, и сидела теперь на краюшке стула, выпрямив спинку, и положив ладошки на колени.

— Пока не знаю, — Вика таки попыталась как-то рационализировать происходящее, — Даша, сейчас ты нам подробно, очень подробно, расскажешь всё об этом странном типе. Во сколько он пришел, что говорил, кто его видел…

Дарья восприняла столь серьезный тон матери по-своему и пришла вдруг в состояние крайнего душевного расстройства.

— Я не хотела, я не знала, я не специально, — тихо бормотала она, глядя прямо перед собой с выражением великомученицы. По щекам девочки текли крупные слезы.

— Прекрати реветь! Я не ругаю тебя, — Вика и сама была близка к истерике, — Я просто хочу знать!

Виктория перешла на крик, и я четко поняла, что пора вмешиваться.

— Вика, — быстро начала шептать я, отведя подругу в сторону, — Не травмируй ребенка. Ничего опасного, в конце концов, еще не произошло. Пусть успокоится, потом всё выясним.

Силенская-старшая, как ни странно, меня послушалась.

— Опоздаешь, иди уже в школу, — Вика еще секунду попыталась быть строгой, потом не выдержала, притянула дочь к себе, крепко поцеловала и срывающимся голосом зашептала, — Умоляю, будь осторожна…

Даша послушно кивнула.

— Дарья, — я решила взять инициативу в свои руки, — Придешь из школы, будешь выполнять свое первое журналистское задание: подробно опишешь встречу с этим лжежурналистом на бумаге. Поняла?

— Есть! — Дашка явно обрадовалась своей миссии.

Вика еще раз поцеловала дочь, за что услышала ворчливое "Не нужны мне твои слюнявые чмоки…", и выпроводила Дашку из комнаты.

Кофе давно остыл. Впрочем, желание засыпать у меня напрочь исчезло.

— Рассказывай теперь ты! — требовательно обратилась я к Виктории, — Об этом загадочном журналисте поговорим позже, когда я буду уже обладать равным с тобой объемом информации, — мысли о том, что все в этой жизни праздно, скучно и серо, почему-то улетучились из моей головы, — Вика, да что с тобой! Ничего же пока не случилось! Просто кто-то наводит о тебе справки… Подумаешь… Давай, колись, рассказывай. Сейчас мы это дело вмиг раскрутим, и всё поймем!

В конце концов, надо же мне как-то развлекаться. Графа Монте-Кристо, в смысле Человека Великого, из меня не получилось, придется переквалифицироваться в управдомы. В общем, на безрыбье и роль специалиста по мелким загадочным происшествиям вполне подойдет.

Викторию моя тирада должным азартом и оптимизмом не заразила. Задумчиво прищурившись, она неотрывно глядела на угол журнального стола и сосредоточенно грызла при этом колпачок автоматически прихваченной с тумбочки авторучки.

Мое воображение тут же представило, как страницы небрежно валяющегося на столе дамского журнала вспыхивают под Викиным взглядом. Я немедленно хватаю накидку с кресла и принимаюсь лупить ею по пламени, опрокидывая при этом чашки и кофейник, а также переворачивая стоящую здесь же на столе початую бутылку коньяка. Спиртное вспыхивает… Огонь впивается смертоносным поцелуем в якобы кожаную обивку мягкого уголка, высасывает её всю, оставляя на креслах несчастное морщинистое нечто… С перепугу я отшвыриваю уже занявшуюся огнем накидку… Пламя страстно льнет к шторам, ластится к ковровому покрытию… Пожарные приезжают через полчаса, весь дом тут же превращается в чавкающую и пенящуюся массу… Жильцы мечутся в панике… Крича о женщинах и детях, спасают деньги и драгоценности… И лишь Виктория Силенская не отдается общей суматохе. Не меняя позы и не отрывая прищуренного взгляда от дотлевающей кучки углей, оставшейся после журнального столика, Вика напряженно думает о чем-то своем. Челюсть её при этом ни на секунду не прекращает нервно дергаться. Виктория всё грызет и грызет уже истекающую чернилами авторучку, пытаясь изжевать её в пыль.