Картер Браун - Любящие и мертвые Страница 4

— А потом? Вы прогоните ее? Кстати, сколько ей лет?

— Что-то около тридцати пяти.

— Эдвина должна опасаться вас, — задумчиво произнесла я.

— Да уж, не думаю, что она меня любит. Будьте с экономкой настороже. Нам надо следить за ней... За ней и за Фабианом, разумеется, тоже.

— Фабиан? Это имя годится для комедии или оперетты!

— Фабиан Дарк — адвокат семьи Убхартов и... крепкий орешек. Нет, он не из оперетты — он, скорее, из драмы. Сухарь, резонер, все знает, ничего не боится...

— Знакомо...

Завтракали мы в Санта-Барбаре. Я решила как следует подкрепить свои силы перед штурмом «Толедо» и заказала бифштекс. Утро потускнело. Я вспомнила, что еду не на увеселительную прогулку, и занервничала. Впрочем, это вскоре прошло.

Дорога вилась вдоль побережья. Голубая вода, голубое небо, облака... Я всматривалась в их очертания, словно надеялась увидеть некий особый небесный знак.

— Вот мы и дома, — сказал Дон.

На берегу океана стоял настоящий дворец с белыми стенами, белыми арками, белыми занавесями на окнах.

— Боже мой, до чего красиво! — воскликнула я. — Дон, это же настоящая Испания.

— «Толедо».

— «Толедо»...

— Точная копия того дома, в котором родилась и жила моя мать. Только побольше, пороскошнее... — Дон делал эти пояснения как бы через силу. — Добиться абсолютного сходства было очень трудно, но отец умел преодолевать трудности. Снаружи оба дома идентичны.

У меня едва не закружилась голова. К горлу подступил комок.

— О, теперь я вижу, на что способен мужчина, который любит свою жену.

Убхарт бросил на меня странный взгляд.

— Моя мать была в детстве несчастнейшим существом. Она осталась жива и не сошла с ума только потому, что надеялась вырваться из этого ада. Родители воспитывали ее с изощренной жестокостью. Мать ненавидела их, Испанию и все испанское. Словом, все то, что напоминало ей о детстве и юности. Поэтому мой отец выстроил этот дом. А так как другого дома у нее не было, мать была вынуждена здесь жить.

— Как же...

Язык застрял, я не смогла выговорить свой вопрос. Но Дон все понял. Он глянул на меня через плечо и бросил:

— Отец был остроумным человеком, хотя его представление о шутках носило оттенок садизма.

Глава 3

Женщины тридцати пяти лет казались мне всегда старухами, но Эдвина развеяла это заблуждение.

Это была высокая, тонкая в кости брюнетка. Ее волосы — иссиня черные — подчеркивали белизну лица, а темные глаза блестели, как вишни, умытые дождем. Черное платье с белым воротничком делало ее строгой и даже чопорной. Взгляд метался между мной и Доном: было видно, что на душе Эдвины кошки скребут.

Как положено наивной малышке Клер, я прижалась к руке Дона. Притворяться было совсем несложно: я и вправду боялась. Боялась этого огромного дома Рэндолфа Убхарта, этой женщины, затянутой в черное, и ее неспокойного взгляда...

Изнутри дом подавлял, он был таким же чопорным, как Эдвина. Внутренний дворик-патио был пустынен, комнаты поражали высокими потолками и тяжелыми драпировками. У меня сложилось ощущение, что похороны Рэндолфа Убхарта явно затянулись... Во всяком случае, дом был в трауре.

— Эдвина, — сказал Дон, — познакомьтесь с моей женой. Ее зовут Мэвис.

Несмотря на полумрак, царивший в гостиной, Эдвина пронзила меня своим взглядом насквозь.

— Приветствую вас, миссис Убхарт, — ее голос оказался бесцветным и тем не менее выдавал высокомерие и презрение. — Как поживаете?

— Благодарю, хорошо, — еле слышно ответила я.

— Вы остановитесь в апартаментах своих родителей, — обратилась Эдвина к Дону. — Я приготовила комнаты.

— Вы очень заботливы, — пробурчал Дон.

— Можете пройти туда. Багаж вам принесут.

— Что, уже есть прислуга? — вскинул брови Дон.

Эдвина соизволила кивнуть:

— Я наняла кухарку, горничную и привратника. Все с хорошими рекомендациями.

— Кто еще в доме?

— Мистер Дарк. Он прибыл вчера. К вечеру должна приехать чета Пейтенов. Они сообщили об этом. А вот когда приедет ваш брат, мне неизвестно.

— Мой сводный брат.

— Да. Ваш сводный брат.

Они обменялись взглядами: при всем желании я не смогла бы разгадать, что стоит за всем этим.

— Глупо, но я забыла о том, что Карл — ваш сводный брат, — проскрипела экономка.

Дональд Убхарт посмотрел на меня:

— Идем, Мэвис. Я покажу наши комнаты.

Я вежливо улыбнулась Эдвине:

— Мы еще увидимся. Я не прощаюсь.

— Разумеется. Я всегда в доме. Я его часть.

Она говорила слова, предназначенные для меня, но сама в это время смотрела на Дона. Он схватил меня за руку и потащил куда-то по коридору.

— Спокойно, спокойно, — шептала я ему. — Вы тащите меня так, словно вам не терпится вкусить все прелести медового месяца. Не забывайте, официально мы давно женаты.

Дональд замедлил шаг.

— Эдвина едва не вывела меня из себя. Эта особа появилась в доме после того, как отец развелся со второй женой. Подумать только: она ведет себя так, словно была его третьей женой! — Дон помолчал и неожиданно рассмеялся. — Только сейчас мне пришло в голову, что Эдвина, скорее всего, и была ему женой, но старик не хотел или не успел оформить отношения официально. Вот это и не дает ей покоя все пять лет после его смерти.

Апартаменты, отведенные нам, были неприлично огромными: две спальни, при каждой — ванная и туалетная комнаты. Двери спален выходили в гостиную, в которой можно было бы проводить соревнования по большому теннису.

— Клер могла бы спать спокойно, если бы это увидела, — сказал Дон, посмотрев на меня изучающим взглядом.

Вскоре в гостиной появился привратник, сгибающийся под тяжестью моего самого большого чемодана. Он грохнул его на пол так, что звякнули «сосульки» люстры. Через десять минут появился остальной багаж. Привратник свалил его у моих ног и искоса посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

— Не поднять ли сюда еще и вашу машину, мадам? — съязвил он.

— Как вы со мной разговариваете? Вы представляете, кто я?

— Женщина, которая любит разнообразие в одежде, — сбавив пыл, ответил он сквозь зубы.

После его ухода Дон отнес вещи в мою спальню.

— Вы можете принять ванную или душ, — сказал он. — А потом мы спустимся вниз и попробуем напитки. Ну как?

— Годится.

— Договорились. Встретимся в пять часов, — он прикрыл дверь жестом настоящего джентльмена, а может быть, даже и настоящего мужа.

Приняв душ, я начала перебирать туалеты и остановилась на черном бархатном платье, оголявшем мои плечи, а также шею и часть груди. Короче, этот лоскут держался на двух тонюсеньких бретельках и должен был демонстрировать подлинность и притягательную натуральность некоторых телесных подробностей Мэвис Зейдлиц. Платье плотно облегало фигуру, но расширялось от колен книзу: это было что-то похожее на веер в духе двадцатых годов. Модельер заверял меня, что ностальгический силуэт платья направляет мысли на вечное и непреходящее... Но я точно знаю, что у мужчин этот силуэт направляет мысли совсем в другую сторону — весьма современную, даже сиюминутную.

Дон ждал меня в нашей общей гостиной. Он был очень внимателен. Платье вызвало в нем бурю чувств: я заметила это по его глазам.

— Нет, — твердо сказала я. — Ничего подобного. Несмотря на то, что я — ваша жена. На три дня.

— Мэвис, это будут очень длинные и мучительные для меня дни, — вкрадчиво ответил он.

Мы спустились в ту гостиную, где состоялось мое знакомство с Эдвиной, пересекли ее и прошли в бар.

В этом помещении крыша была стеклянной, поэтому солнце беспрепятственно гуляло по всем закоулкам. Около стойки бара стоял человек с бокалом. Толстячок. Я отметила, что его белый костюм сшит у первоклассного портного, и что когда-то этот мужчина-, несомненно, был кудряв: теперь те кудри заметно поредели. Залысины, впрочем, не портили его лица, и даже наоборот, лоб выглядел мощным — это был лоб мыслителя. Толстячок, увидев нас, заулыбался, обнажив два ряда отборных зубов. Когда мы подошли к нему поближе, я почуяла аромат дорогого парфюма.

— Приятно видеть вас здесь, — сказал он и протянул для рукопожатия ухоженную руку. — Дон так долго прятал свою жену. С его стороны это нечестно.

— Познакомься, Мэвис, — сказал Дон. — Это Фабиан Дарк, адвокат, поверенный семьи.

Я ожидала, что рука Фабиана будет мягкой и влажной. Но рукопожатие оказалось, на редкость, твердым и холодным.

Адвокат улыбнулся мне:

— Дон представляет меня так официально, словно я не являюсь давним другом семьи Убхартов... Впрочем, я зря его ругаю: у него отменный вкус, — он окинул меня оценивающим взглядом. — Наше вынужденное томление здесь мне уже начинает нравиться. Разрешите, я приготовлю для вас коктейль. Что вы предпочитаете?

— Трезвую голову, мистер Дарк.

— Зовите меня Фабианом. Я не настолько стар, чтобы не претендовать на ваше внимание. А что вы будете пить, Дон?