Михаил Петров - Гончаров попадает и притон Страница 4

– Хорошо.

– А вам бы, Гончаров, лучше уйти отсюда подобру-поздорову. Не нравится мне это. Попахивает чем-то.

– Поменяйте носки.

– Что?

– Сдачу оставьте себе, – уже в арке ответил я.

Отлично, везет же дуракам. С первого же раза и в яблочко. Жаль только одного: потери статуса инкогнито. Сержант накрыл меня сразу. Я уверен на все сто, что обо мне он доложит в первую очередь. И про девочку, и про шоколадку, и про клизму конечно же не забудет. Ну и черт с ним. Главное, начало положено. Я ухватил за хвостик какую-то мышку. К какой крысе она меня приведет, это уже вопрос.

В ближайшем почтовом отделении я нашел начальницу, унылую и сутулую, как жизнь старой девы.

– Добрый день, – приветливо поздоровался я.

– Что вам нужно? – бесцветно спросила она.

– Почтальон по имени Сергей.

– Он на сортировке, подождите.

– А может быть, я сам…

– Посторонним вход воспрещен, – бесстрастно и бескомпромиссно проговорила она, ни единым мускулом при этом не шевельнув.

Разбитной приблатненный пацанчик лет четырнадцати появился через десять минут. За собой он тащил сумку на колесиках, беременную разнообразной прессой.

– Пойди сюда, голубок, – грязно улыбаясь, поманил я его пальчиком. По тому, как он съежился, я понял, что взял в разговоре нужную тональность.

– Что тебе? – немного осмелев и обнаглев, подошел он ко мне, вихляясь. Ухватив парня за нос, я пригнул его к земле. Он загундосил, то ли жалуясь, то ли возмущаясь.

– Ты зачем замок испортил, гаденыш?

– Какой замок? Отпусти.

Отпустив сопливую носопырку, я ухватил малого за ухо и, медленно выворачивая, ласково спросил:

– Ты не знаешь какой?

– Не знаю. Отстань, больно.

– А будет еще больней, в камере всегда больней. Есть у нас сержант, дядя Коля, он любит делать больно плохим мальчикам. Сейчас пойдем к нему.

– Не надо, – захлюпал мальчишка.

– Тогда рассказывай, зачем испортил замок.

– Я ничего не знаю.

– Тогда пойдем. Дядя Коля тебя ждет не дождется. Колись, говнюк.

– Это не я. Я ничего не знаю.

– Кто знает?

– Не знаю!

– А этот клистир тоже не твой?

– Не мой.

– Только отпечатки пальцев на нем твои, усек, шелудивый? А в остальном с тобой разберутся в камере предварительного заключения. Может, девочку из тебя сделают. И выйдешь ты оттуда уже не Сергеем, а какой-нибудь Снежаной или Серафимой. Тебе как больше нравится?

– Никак, я все скажу, отпусти ухо.

Все-таки никудышный я психолог. Поверив ему, я отпустил ухо. Подскочив козлом, он еще в воздухе заработал ногами и задал бешеного стрекача. Гнаться за ним было бесполезно. «Ну да ничего, – успокоил я себя. – Не сегодня так завтра проявится, а ночью я наведаюсь к нему домой. С чисто превентивной целью».

На сегодня – все. Недовольный собой, я отправился к родному очагу и вечно голодному коту.

Это вошло в привычку, поднимаясь по лестнице, шагать тихо, а перед тем, как вставить ключ в дверь собственной квартиры, несколько секунд постоять молча. Вот и сейчас на несколько мгновений я затаился, слушая жизнь подъезда. Кажется, тихо. Открыв дверь, я вошел и остолбенел.

Прямо передо мной на низком стульчике в передней сидел полковник Ефимов.

– Вы как открыли дверь? – невольно вырвалось у меня.

– Было бы что открывать, а уж как? Это нетактично с вашей стороны – задавать подобные вопросы. Значит, клоун Гончаров снова на манеже. Значит, вновь меня ожидают ночные кошмарики? Но я думаю избежать этого. И знаешь как?

– Наложить запрет на мою деятельность, не пролонгировать лицензию.

– Умный ты, Гончаров, ну прямо как я в юности. Сколько времени?

– Шестой час.

– Ну и ладненько. Будем считать, что вечер я посвятил тебе.

– Благодарю вас, Алексей Николаевич. У меня для вас сюрприз.

– Начинается. И откуда ты свалился на мою седую голову?

– Осторожно, стульчик развалится, а сюрприз настоящий, его вам передал один наш знакомый.

Из тайничка я выудил массивный золотой перстень-печатку с вензелем «Ане» и протянул полковнику.

– Это что, взятка?

– Какая же это взятка, когда на перстне ваши инициалы. К, тому же вещь не моя, я просто выполняю поручение известного вам лица.

– Хорош, собака.

– Кто, мастер?

– Нет, изделие. Гляди-ка, как раз впору. Если от чистого сердца, то заберу.

– Носите на здоровье.

– Я чего пришел-то?..

– Вот и я думаю…

– Не хами, особенно старшим по званию.

– Да нет у меня никакого звания, полковник, отставной козы барабанщик.

– Вот и я думаю, не пора бы тебе пересмотреть свое поведение и место в обществе?

– А я уже пересмотрел и пришел к выводу, что я-то как раз на своем месте. Водку пить будете?

– Буду. Чего это ты сегодня ошивался возле дома Крутько?

– Да так, гулял, озоном дышал.

– Чего надышал?

– Ничего существенного. Зря день пропал.

– Не думаю. Серые «девятки» дарят не каждый день.

– Это не подарок, а оплата.

– Так вот откажись от нее, потому что лицензию мы тебе не продлим, если, конечно, не поумнеешь.

– Уже поумнел.

– Тогда рассказывай все, что знаешь и что успел вынюхать. Только коротко и конкретно.

Пришлось выложить все, что я знаю, начиная со вчерашнего вечера и кончая бегством четырнадцатилетнего оболтуса.

– Ну пацанчика-то мы словим, прямо сейчас.

Подвинув телефон, он набрал номер и выдал известные координаты почтальона.

– Звоните Гончарову. Я здесь жду. Оперативней! Отбой. Так что ты думаешь, Костя? Ты уверен, что три убийства подряд, совершенные одним почерком, не могли быть совершены Длинным Геной?

– Почти уверен.

– Но ведь кругом кровавые отпечатки его пальчиков, чуть ли не на потолке.

– Это тем более странно. Если он, конечно, не чокнулся. Но если бы он сошел с ума, то проявился бы обязательно.

– Я тоже так думаю. Сказать только боюсь.

Затрещал телефон, и полковник первым сдернул трубку. По мере того как его мозг всасывал информацию, физиономия его, словно мешок осьминога, меняла цвета.

– Что?.. Вы уверены?.. Когда.. Кто опознал?.. Ничего не трогайте, я выезжаю.

– Ну вот, – раздраженно бросив трубку, Ефимов допил остаток водки, – доигрался ты, Гончаров. Опять труп.

– Чей?

– Твоего почтаря.

– Где?

– В лесопосадке, едем.

Через двадцать минут мы стояли перед кучей веток, которыми был забросан труп мальчишки. На этот раз череп был расколот не колотушкой, а острием туристического топорика. Окровавленный, со множеством отпечатков, он лежал туг же. Удивительная забывчивость. Убийца прямо-таки делает рекламное объявление: «Не теряйте напрасно времени. Это сделал я, Длинный Гена».

– Что скажешь? – гневно пророкотал полковник.

– Это он, Сергей.

– И убили его из-за тебя, сукин ты сын, а не Гончаров. Спугнул зверя, и он этого малолетку пришил на всякий случай. Все, гуляй, и чтоб близко я тебя не видел!

Согласно кивнув, я поплелся к обводному шоссе. Именно там проскакивали редкие автомобили. Голосовал я минут сорок, пока наконец сердобольный частник или закаленный мышелов не подобрал меня. Домой я добрался в густых вязких сумерках.

Подъезд встретил меня запахом кошачьей мочи и кромешной темнотой. На ощупь, цепляясь за перила, я начал восхождение на родной четвертый этаж. На лестничном пролете от третьей площадки я вдруг оказался в невесомости. Черный космос с красными всполохами окружил меня. С бешеной скоростью я летел в нем, то и дело натыкаясь на метеориты, спутники и планеты. Легко и стремительно таранил их лбом. Они безмолвно рассыпались миллионами золотистых звездочек и огоньков, освобождая мне путь в дальнейший молниеподобный полет. Огромная базальтовая скала вдруг преградила мне путь. Остановиться или облететь ее я не мог. На всей скорости я врезался в нее головой и застонал от дикой всепроникающей боли.

Где я и что со мной? С трудом разлепив глаза, я увидел белый потолок с дорогой вычурной люстрой. Из пяти рожков горел только один, потому в комнате стоял полумрак. Пахло незнакомыми духами и псиной. Я попробовал чуть повернуть голову и вновь на какое-то время потерял сознание. Наверное, я вскрикнул, потому что, когда открыл глаза во второй раз, надо мной склонилось красивое женское лицо, обрамленное распущенными, чуть вьющимися волосами. Лицо склонялось все ниже и ниже, растворяя меня черными зрачками зеленых глаз. Эти глаза я уже где-то видел.

– Пить, – то ли прошипел, то ли прошептал я.

Кроваво-красный маникюр протер мои пересохшие губы влажной салфеткой. Потом ее руки коснулись головы, а перед глазами в глубоком вырезе халата появились две освобожденные резвящиеся титьки. Розовый сосок одной из них почти касался рта. Вытянув губы трубочкой, я плотно прижал его.

– Ого, мальчика потянуло на секс, – словно боясь спугнуть меня, констатировала женщина. – Значит, будет жить.