Людмила Милевская - Пусти козла в огород Страница 4

— О, Софья Адамовна, — воскликнула она, — ты уже уезжаешь?

— Да. Мне пора.

Марго нахмурилась и заговорщицки прошептала:

— Зря ты Алиску покидаешь, здесь творится такое, такое! Она мне не верит, не хочет замечать, а напрасно, напрасно.

Она сделала страшные глаза и замолчала. Я отметила, что и Марго уже повторяет последние слова в каждой фразе. Всех уже Алиска заразила.

— Здесь творится такое, такое, — бормотала Марго, преграждая мне путь к лифту.

Я рассердилась:

— Какое — такое? Чахнут цветы?

— Да, и цветы тоже. Видишь, — Марго кивнула на лестницу, ведущую вниз. — Видишь, мелькнул человечек в черных чулках, в черных чулках.

Признаться, я не увидела человечка. Спустилась на несколько ступеней, заглянула на нижний этаж и все равно никого не увидела.

«Бедняжка, — подумала я. — Так будет с каждым, кто долго пообщается с Алисой, пообщается с Алисой».

Марго, между тем, остановилась, дико озираясь, и забормотала отчетливой скороговоркой:

— Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти, чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогаться своды мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам, Властитель семи Светов, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас на желательный нам воздух…

Я была поражена. До сей поры Марго казалась мне женщиной пусть и не слишком образованной, но, безусловно, умной и рассудительной. Теперь же она производила прямо противоположное впечатление.

— Маргуша, — ласково сказала я, отходя на всякий случай подальше. — Маргуша, дорогая, что за чушь ты несешь?

Она отмахнулась, уставившись остекленевшими глазами куда-то в угол. Словно и нет меня. Застыла и бормотать стала погромче:

— О, устойчивость и движение! О, господин, всегда вознаграждающий своих рабочих! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О, венец живых и мелодичных алмазов!

— Каких, каких алмазов?! — теряя терпение, закричала я. — Мелодичных?

— Да, да, мелодичных, — вполне здраво, тоном предельно занятого человека ответила Марго. Сделала знак, подожди, мол, и продолжила с предельной серьезностью:

— Ты, который скрыл в земле, в царстве камней, чудное семя звезд…

Терпение мое лопнуло.

— Марго!! — рявкнула я что есть сил, решительно вцепилась в ее руку и принялась трясти эту сумасшедшую, как черт сухую грушу.

Никакой реакции. Лишь бормотание стало каким-то прерывистым, заикающимся:

— Т-ты н-ас с-дел-ал. Ам-инь!

Когда я уже была готова будить и звать на помощь Алису, Марго, удовлетворенная, остановилась и с укоризной взглянула на меня.

— Софья Адамовна, — обиженно сказала она, — что ж это ты молитву читать мешаешь?

С облегчением я заметила, что сумасшествия уже нет в ее глазах.

— Молитву? — возмутилась я. — Теперь понятно, почему Алиса больна. Мне самой в пору читать молитву! Об исцелении страждущих от душевных болезней. Что это ты там несла об алмазах мелодичных?

— В книжке так написано, — сконфуженно пояснила Марго.

При слове «книжка» я, в таких делах дока, сделала стойку и с презрением спросила:

— В какой такой книжке могли написать подобную чушь?

— В практической магии.

Я призадумалась. Горький опыт у меня имелся. Не так уж и давно все мои подруги повально увлеклись спиритизмом. Сколько сил потратила я, чтобы разоблачить мошенников и отвратить подруг от глупости, одному богу известно. Однако практика показала: с налету всю эту мистическую чепуху из женской головы не выветрить.

— Маргуша, — ласково поинтересовалась я, — а для чего ты молитву читала?

— Как же, — возмутилась Марго, — сама же видела: человечек в черных чулках побежал. Гном это.

— И ты молитвой, значит, на гнома воздействовать решила?

— А чем же еще, — искренне удивилась Марго. — Молитва специальная. Так и называется:

«Молитва к гномам». Я ее пока выучила, семь потов сошло. Зато теперь, чуть что, читаю.

— И помогает?

— Поможет, обязательно поможет, — убежденно заявила Марго и, переменившись в лице, закричала:

— Вот! Побежал! Опять! Опять!

На этот раз и мне показалось, что на лестнице мелькнула тень.

— Знаешь что, Маргуша, — сказала я, — еще пара твоих молитв, и у меня в голове появятся тараканы.

— Гномы, — поправила меня Марго. — Гномы.

ГЛАВА 3

Алиса разбередила мне душу. Мало того, что она на все лады расхваливала своего Германа, будто я слепая и не вижу ее новой квартиры, так еще и эти телеграммы, и звонки. Едва мы вернулись с ночной прогулки, раздался очередной звонок. С экватора Герман интересовался, как чувствует себя Алиса и по-прежнему ли любит его. Минут двадцать они, как голубки, ворковали.

Легко представить, с каким смешанным чувством приняла я это событие. Настроившись на разрыв, я демонстрировала Евгению абсолютнейшую независимость, а теперь пожалела, как никогда ощущая одиночество. Никто не звонит мне, не интересуется, люблю ли его. Нет ничего хуже жалости к себе. Самые глупые поступки совершаем мы с этим чувством. Нет ничего безжалостней к нам, чем эта самая жалость.

Вернувшись в Москву, я тут же бросилась капать ядом на счастье Юльки. Звонила ей в любое время суток и передавала всяческие поручения для Евгения и в конце концов добилась своего: Женька мне позвонил. Сам! Хотя я его об этом не просила…

— Соня, — строго сказал он, — что это за номера?

— Какие номера? — спросила я голосом святой невинности.

— Зачем ты мучаешь Юлю? Она ни в чем не виновата.

— А тебе ее жалко? Уж не из жалости ли ты женился на ней?

Евгений зарычал, но быстро взял себя в руки и тихо спросил:

— Соня, скажи, почему так получается: хочу серьезно с тобой поговорить, но не проходит и минуты, как, забыв обо всем, уже готов наброситься на тебя…

— А ты не сдерживай своих желаний, — посоветовала я, и он повесил трубку.

Повесил трубку!

Не этого ли добивалась я?

Не этого! Не этого!!

Боже, как рыдала я! Как я рыдала! Он никогда! Никогда больше не позвонит! Сам! И я не унижусь до того, чтобы звонить ему. Я не буду бегать за ним! Не буду! Не буду!

Кстати, это идея! Можно подкараулить его выходящим с работы. Случайно столкнуться с ним…

Нет, он же не дурак, хоть и женился на Юльке. Что невзначай занесло меня в район его работы? Нет! Я не буду унижаться и бегать за ним!

Но тогда можно сделать вид, что случайно зашла в ту пивную, где Женька расслабляется с Ма-русиным Ваней…

Ужас! Иной раз в мою голову такое придет! Встретиться с Женькой на глазах у Вани?

В пивной! В тот же день об этом будет знать Маруся. Следовательно, весь город заговорит о том, что Мархалева бегает за мужем.

Я упала на кровать и заплакала еще горше. Подушка стала мокрой в один момент. И вот тут-то вновь раздался телефонный звонок. Я сняла трубку, но еще долго не могла сказать ни слова — рыдания душили меня. Наконец, взяв себя в руки, выдавила:

— Слушаю.

— Соня, что с тобой? — это был Евгений. Но как нежен его голос!

Или показалось?

На всякий случай я зарыдала с утроенным вдохновением. Заикаясь, ответила:

— Н-ничего.

— Я сейчас же к тебе еду, — сказал он и повесил трубку.

Он ко мне едет? Не поняла. Он ко мне едет?

Он ко мне едет".

Вихрем вынесло меня с кровати. Душ, побольше косметики на лицо, на волосы побольше пенки, платье! Новое платье! Нет, лучше костюм. Костюм меня стройнит. И туфли-лодочки на шпильках. К черту эти модные каблуки, на которых женщина выглядит клоуном! Да, лодочки и духи! Любимые духи Евгения. Откуда он звонил? Судя по позднему времени, с работы. Тогда я успею, встречу его неотразимой!

С этой мыслью я заметалась по квартире, пытаясь двигаться сразу во всех направлениях. В ванную, там духи, нет, в спальню, там костюм, нет, туфли в тумбочке в прихожей…

В результате Евгений застал меня в банном халате с мокрыми волосами, без духов, без пенки, без каблуков и косметики. Я стояла в шлепанцах, жалкая, как мокрая курица, недоуменно смотрела на него и молчала. Впрочем, из меня рвался вопль:

— Ты?! Ты?!

Но его никто не услышал. Даже я. Видимо, вопль застрял где-то на пути к горлу.

— Почему ты плакала? — спросил Евгений, делая смелый шаг через порог моей квартиры.

— Потому… Потому…

Я растерялась, не зная, что сказать. Как умная женщина, я не привыкла говорить правду. Правда не украшает женщин и портит мужчин, а я Евгению зла не желаю.

— Соня, милая, почему ты плакала?

Нежность! Нежность в его голосе!

Я глянула на часы: десять вечера, а он у меня, он не у Юльки. Ха-ха, будет скандал! Но какой будет скандал, если он вообще к ней не вернется!

И я снова заплакала. Безутешно. Евгений обнял меня (оказывается, это совсем просто — у Юльки мужа уводить!), прижал мою голову к своей груди, принялся бормотать ласковые слова, успокаивать как ребенка.

— Ну-ну-ну, — приговаривал он, — не будем плакать, плакать не будем, соленые слезки, — и так далее и тому подобное.