Иоанна Хмелевская - Кровавая месть Страница 40

— Файн, файн, файн! — восклицал при этом жизнерадостный тип.

— Похоже, здорово, у них получилось, — шепнул Томек сестрёнке. — Интересно, что.

— То, что делают, — мудро констатировала Кристинка.

Взрослые успокоились, перестали скакать и уже как нормальные люди уселись перед компьютерами. Правда, всё время переключали внимание с мониторов на цветные кучи. Чужой тип извлекал из-под ног что-то вроде камеры и снимал всё подряд, но больше уже не прикалывались. Интересное кончилось, можно было идти спать.

Что дети и сделали на редкость послушно. Просто образцово. Эффекты проявились позже.

Погода настроения не меняла и упрямо потворствовала Майке. На нетипично многолюдной стройплощадке Боженка следила за Зютеком, Зютек следил за Вертижопкой, Вертижопка притворялась, что не наблюдает за Домиником, а Доминик на другом конце живописного ландшафта успокаивал взволнованных геологов.

Майка держала руку на пульсе Харальда, который на всякий случай незаметно увековечивал всех и вся. И даже в самом чудесном сне не могла предугадать, что ситуация сложится так замечательно.

Подошла Боженка и ткнула её локтем:

— Ты глянь, зря я дёргалась. Он, в смысле ручей, или что оно там, сам по себе завернул, излучину сделал. Он, в смысле Зютек, в него вцепился, как репей. Ему подходит, а мне — ещё больше. Зато у меня другая беда.

Майка, не теряя из виду Харальда, откровенно искала глазами Вертижопку и никак не могла обнаружить. Это её удивляло и даже тревожило.

— Куда делась, холера ей в!.. Что за беда?

— Семейная. Сама мне когда-то давным-давно рассказывала об этой… скульптурности, но я забыла. Как оно там должно быть?

Некоторое время Майка тупо смотрела на подругу:

— А-а! Вспомнила. Правда, не очень. Греческие богини были бабы мощные, здоровущие, но однотонные. А ты на что рассчитываешь: фигурка пышная, соблазнительная… и в белых пятнах? Ну разве что муж у тебя шахматист…

— Не, он больше в бридж.

— Придётся тогда тебе самой, без него. Где эта гангрена?

— Не знаю, куда-то смылась…

А гангрена была прямо у них за спиной. Таскать в объятиях документацию не являлось мечтой всей её жизни, одна папка да рулон из слабых ручек выпали, она лениво вернулась за ними, а тут как раз можжевельник рос, ещё молодой и низкий, но жутко колкий, а в придачу этот мерзкий падуб и заросли терновника. Папка упала под куст, пришлось наклоняться. Злая и надутая, она и не думала подслушивать, ей и в голову бы не пришло, толстые греческие богини её абсолютно не интересовали, но следующие слова заставили прислушаться.

— …девять градусов всего, — гневалась Боженка. — Это под самым солнцем двадцать… Мне что, тут развалиться и голой лежать?

— Там, в конце, прекрасное закрытое место, — подсказала немного повеселевшая Майка. — Но я же тебе объясняла, не тупи: лучше всего в движении. Мало по садам мотаешься? Сейчас в них пусто…

— Это точно. А если в земле копаюсь, то зад к солнцу торчит.

— Вот, пожалуйста, что я и говорю. Пару часов в день и прекрасно всё сравняется…

«Зад» до Вертижопки дошёл. Мыслительная деятельность не являлась её сильной стороной, но одно она знала точно. Задница была её основным достоинством, и эти две верно говорили — целиком надо загорать, а не частями. И прямо теперь, сразу, пользоваться каждым удобным случаем, в том числе и нынешним. В это время года солнце яркое, но непостоянное. А Доминик всё ещё какой-то упрямый и непослушный…

И что, собственно, мешает попробовать?

Мучимая двумя проблемами: заботой о будущей зелени и соблазнением мужа, Боженка машинально обогнула можжевеловые и падубовые кущи и бросила рассеянный взгляд в сторону хвалёного Майкой места. Остановилась она так резко, что не успевшая затормозить Майка врезалась ей в спину.

— Ёшкин кот…

Майка тоже взглянула и вместо того, чтобы издавать бессмысленные возгласы, схватилась за телефон и принялась нажимать кнопки, благословляя в глубине души трудное разноязыкое детство. Харальд отозвался сразу.

— Ты где… а, вижу… иди осторожно вперёд и чуть правее, за тот холмик и кусты. Не светись, объект прямо перед тобой, как по заказу! Пошевеливайся! Скорее! Она начинает раздеваться!

Боженка не понимала напряжённого шведского шёпота, зыркнула на Майку недовольным глазом и вернулась к созерцанию представления.

Навьюченный, как ишак, самой разнообразной и тяжеленной аппаратурой Харальд имел только две руки, поэтому продраться сквозь заросли бесшумно не сумел. Вертижопка, озабоченная совершенствованием внешнего вида самого ценного фрагмента своего тела, шелест за спиной услышала, но не встревожилась, поскольку знала, что где-то в той стороне находился Доминик После недолгого колебания верхние части гардероба стали понемногу с неё сползать. Она, возможно, и отказалась бы от эксперимента, если бы где-то в отдалении, у въездных ворот, теплицы и старой развалюхи не началась жутко шумная заваруха. Кто-то вопил, что-то грохнуло, в общем, разгорелся полномасштабный скандал. И вдруг всё смолкло, будто вырубилось электричество на дискотеке. Слышалось только непонятное клекотание, нервный разговор на пониженных тонах, так сказать, человеческий, а не молодёжный. Что не помешало немедленно подтянуться к месту происшествия практически всем, ранее рассредоточенным по немалой территории строительства.

Вертижопка едва глянула в ту сторону и вдруг решилась. Вокруг стало пусто, и она, сочтя это удобным моментом, скинула с себя последнюю одежду и вступила в непосредственный контакт с тёплым солнышком. Те две бабы болтали что-то о движении… На шорохи второй раз даже не обернулась, сработал рефлекс.

У профессионала Харальда тоже сработал рефлекс. Не терять ни секунды!

Боженка с Майкой некоторое время пребывали в растерянности: что-то происходило у ворот — обе пытались разглядеть, но без малого километр всяких препятствий сделать этого не позволил. Колебались они недолго: что бы там ни случилось, никуда не денется, ещё успеют увидеть, а Вертижопка давала представление, единственное в своём роде. Кроме того, Майка не могла бросить Харальда на произвол судьбы. Швед не швед, а, как ни крути, мужчина, вдруг с катушек слетит…

— Это она тренируется? — пробормотала ошеломлённая Боженка, уставившись на нимфу в неглиже. — Просто чтоб форму не терять, или у неё какие зрители имеются? Случаем, не Доминик, извини, конечно?

— Извиняю. Нет, не Доминик, но тоже мужчина. Отсюда его не видно, но расстояние ему — не помеха.

— Фото?

— Вроде того. Тише! Даже не представляешь, как мне повезло. Если бы ещё обернулась и показала свою овечью рожу!..

И в ту же секунду везение повторилось. Из кармана Харальда выскользнул мобильник и упал в спутанную мёрзлую траву. Торопясь его поднять, фотограф споткнулся, наступил на сухие ветки, кусты затрещали, и Вертижопка всё-таки оглянулась, надеясь на зрителя в лице долгожданного Доминика. Харальда она не заметила, пожала плечами и усовершенствовала гимнастику, помня подслушанные слова о пользе загара в движении.

Скоро всё кончилось. Первые мартовские дни жарой не грешат, а однообразные упражнения согревали плохо.

— Эй! — закричал издалека Харальд, не стесняясь присутствия модели. — Она уже одевается! Мне достаточно, не знаю, как тебе?

— Я в восторге! — ответила Майка чуть тише. — Это даже больше, чем я ожидала Собирай манатки и возвращайся!

— Слушай, там что-то случилось, — обратила её внимание пришедшая в себя после стриптиза Боженка. Она с трудом оторвала от почвы ноги, успевшие за время спектакля прирасти к земле, и с беспокойством предложила: — Пойдём, посмотрим. Совсем я из-за этой зловредной лохушки растерялась.

— Погоди, мне надо Харальда нацелить. У него всё есть, может теперь возвращаться домой и приниматься за работу. Я бы с ним поехала, но мне ещё рано подключаться. И зачем я вообще с тобой иду? Я — к нему, а потом домой, рубец ждёт…

Боженка перестала слушать Майкину болтовню, которая из-за эйфории подруги становилась всё менее вразумительной, махнула рукой и ускорила шаг. Майка повернула к Харальду, совершенно не предполагая, сколько на этом теряет и как много приобретает.

У ворот творилось нечто странное и даже страшное, что обычно сопровождается диким ором. Крик, трёхэтажный мат, мордобой — всё это имело место и в этом случае, но как в немом кино. Ну, почти немом — шёпотном. Да, дрались или, как минимум, пихались, ругались и обзывались, но всё вполголоса. Чаще всего повторялись — что можно было разобрать издалека — слова «Тихо!», «Тише!», «Не ори, пся крев!», «Заткни пасть!».

Фантастическая сцена.

Благоприятная для Майки погода Казику с Мундей подложила огромную свинью. На этой стадии фундамент под бытовку для технического персонала расчищали вручную, лопатами. Тачки с битым кирпичом ждали своей очереди, слеги для пола лежали рядышком, остальные стройматериалы аж дрожали от нетерпения, а на краю выступающего из земли строения нервная дрожь била Мундю. Тот шипел и своим шипением пытался сдержать излишний трудовой раж Казика. Сокровище находилось у самой поверхности, каждая очередная снятая горсточка земли могла его обнаружить. Если бы хоть народу толклось поменьше, а ещё лучше, никого бы не было, ну, максимум охранник с собакой, те уже к ним присмотрелись и привыкли…