Ольга Степнова - Фокиниада Страница 40

Парни схватили Севку с Лаврухиным и выволокли во двор. Там чувствовалась обстановка поспешных сборов: с заведёнными движками возле ворот стояли пять машин, возле них суетились бандиты, перегружая из сарая в багажники какие-то тюки и свёртки.

Словно бычков на бойню, Севку и Васю тычками в спину подогнали к колодцу.

– Прости, Фок, если что не так, – дрогнувшим голосом сказал Лаврухин. – Прощай.

– И ты прощай. И ты прости, – откликнулся Севка, ожидая смерти и не веря в неё.

Неужели прямо здесь и сейчас, вот так, испортив колодезную воду продуктами своего разложения?..

Фокин ожидал выстрела в спину, или удара по затылку, или тычок под рёбра, или… А чего ждать, вдруг подумал он и, высоко подпрыгнув, сам сиганул в колодец.

– А-а-а-а-а-а-а! – издал он свой прощальный крик.

В него могли пальнуть, пока он летел, но не пальнули, – вместо этого на его вопль наложился лаврухинский мат и его «а-а-а-а!»

Севка, поняв, что прикрыт от пули Васей, схватился за трос, удёрживавший ведро, и упёрся ногами в стену. Если Лаврухин не сделает то же самое, он сломает мне шею, подумал Фокин, стремительно разворачиваясь задом вверх. Предстояло выдержать удар лаврухинского тела, и он его выдержал, потому что не хотел падать в ледяную колодезную воду.

– Ногами в стену упрись! – прокряхтел Фокин.

– Упёрся! – удобно усевшись на Севку, заверил его Лаврухин.

– Пули не трать, сами утонут! – крикнули наверху.

Стрелять в них не стали, просто перерезали трос, на котором болталось ведро, но это было уже непринципиально, потому что Севка вовремя его отпустил и упёрся руками в скользкую стену.

Опыт скалолазания оказался бесценным. Плюс воля к жизни, как бронёй прикрытая сверху Лаврухиным, вес которого не казался тяжёлым от осознания того, что сверху всё-таки может прозвучать выстрел.

– На восток!!! – заорал наверху Ван Гог. – На восток, суки!

Взревели движки, колёса шлифанули траву, послышался шум отъезжающих на бешеной скорости машин.

– Ушли, гады! – с досадой воскликнул Вася.

– Слышь ты, кукухин сын, ногами упрись, а то я сорвусь.

– Да упёрся я! Что делать-то будем, Фок?!

– Петь.

– В каком смысле, Фок?

– В прямом. Нас кто-нибудь услышит!

– Кто нас услышит в глухом лесу, Фок?

– Твой грёбаный ОМОН, Лавруха…

– Во Вьетнаме, во Вьетнаме,

В ох……ой глуши,

Проживает дядя Ваня,

Инженер моей души! – спел Вася.

– Ты что-нибудь поприличнее знаешь?

– Выдавайте меня замуж,

Очень молодую.

Милый в армию уйдёт,

А я заблядую! – пропел Лаврухин.

– Я сейчас сорвусь, – предупредил Фокин. – У меня от твоих частушек организм слабеет!

Запас сил у Севки действительно заканчивался, а впереди были только бездна и смерть.

– Вышел милый на крыльцо,

Почесать своё яйцо.

Сунул руку, нет яйца,

Так и е….ся с крыльца! – отчаянно спел Вася и вдруг заорал как бешеный: – Вертолёт! Я вижу вертолёт, Фок!!! Он кружит над нами!

Севка не мог ничего видеть, он слышал только нарастающий гул винта, но это уже не имело значения, влажные стены колодца оказались скользкими как каток и цепкости рук не хватало…

– О! Фок! Там твоя секретарша!

– Где?

– Болтается на лестнице в небе, как боюсь сказать что…

– Это глюк, Лавруха. Мы же грибов наелись!

– По легенде мухоморы жрал только ты, Фок, а я тебя ловил! Скажи, у твоей мисс Пицунды трусы белые?

– Откуда я знаю? Я с ней так близко не знаком, слава богу. И потом, вряд ли у неё только одни трусы…

Руки поехали по стене вниз. Ледяная вода приближалась со скоростью метр в секунду. Лаврухин схватил его за ремень и удержал в последний момент, но ненадолго, – тоже поехал вместе с ним вниз.

– Всеволод Генрихович, цепляйтесь! – послышался уносимый ветром голос Драмы Ивановны.

Севка не мог ни за что уцепиться, но что-то невозможное сотворил Лаврухин, и в обессиленных пальцах Фокина оказались ступени верёвочной лестницы.

И уж тогда он полез! В небо, вверх, – так, как не лазил ни на одну скалу. Над ним, пыхтя, карабкался Вася, и развевалась юбка Драмы Ивановны, под которой – о ужас! – мелькали белые трусы.

В кабине вертолёта мисс Пицунда реанимировала их текилой, виски, сухим вином и ромом. Всё это добро оказалось во встроенном баре, так же как и лимон, шоколад, сыр и презервативы.

После коктейля «микс» из текилы, виски, сухого вина и рома, Севка наконец осознал, что жив.

– Постойте, – вдруг догадался он, уставившись на пилота с греческим профилем, – это и есть тот самый племянник, с которым все на козлов с вертолёта охотятся?

– Не все, а только нужные люди, – уточнила Драма Ивановна.

– Откуда вы узнали, где мы? – посуровел Севка, вспомнив канкан на ветке.

– Я не случайно сделала вам последний звонок, почувствовала, что вы с Василием Петровичем вляпались. У моего племянника есть возможность отследить, куда идёт вызов и определить местонахождение абонента с точностью до квадратного метра.

Севка опасливо покосился на пилота, но ничего сверхъестественного в нём не нашёл. Он отхлебнул ещё «микса» и пихнул в бок загрустившего вдруг Лаврухина.

– Как тебе моя идея с частушками?

– Частушки – это моя идея. Мисс Пицунда, у вас уши в трубочку не свернулись от моих песнопений?

– Вы думаете, я что-нибудь слышала? Я догадалась, что вы в колодце! – Драма Ивановна звонко расхохоталась.

– Жаль, банда ушла, – вздохнул Вася. – Теперь где-нибудь так окопается, что хрен найдёшь.

– Да взяли вашу банду! – откликнулся вдруг племянник. – Мне кореша по рации передали, что ОМОН повязал их на трассе, в восточном направлении.

– Ура! – завопил Севка. – Драма Ивановна, дайте мне ваш телефон, мой у Ван Гога остался!

Мисс Пицунда протянула Фокину огромный смартфон последней модели.

Севка перебрался ближе к хвосту и позвонил Милавиной, номер которой помнил наизусть.

– Слушаю, – прожурчал её голос.

– Милочка, это я! – заорал Севка, стараясь перекричать вертолётный гул. У меня есть для тебя хорошие новости! Убийцы твоего дяди пойманы! Картины нашлись! Все десять! Пока они в милиции, но тебе обязательно их вернут, слышишь?!

– Слышу. Спасибо тебе, – сказала Милавина, и в её голосе Севке послышались счастливые нотки.

– А можно тебя увидеть? Сегодня, сейчас, немедленно…

– Торопыга, – засмеялась она. – Ну какой же ты торопыга! Я заеду завтра. В обед. Или ближе к вечеру, как получится.

– Я едва не погиб, – в отчаянии пробормотал Севка.

– Что? – закричала она. – Я не слышу!

Связь прервалась, и жизнь остановилась до завтрашнего обеда. Или до вечера, уж как получится.

Фокин вернулся на своё место возле бара и отдал смартфон Драме Ивановне.

Вертолёт пошёл на снижение.

– Где мы? – выглянул в окно Вася.

– На военном аэродроме, – пояснил племянник. – Мой водитель сейчас развезёт вас по домам.

Поражённый масштабом личности пилота, Севка с опаской покосился на мисс Пицунду, припоминая, уволена она на данный момент или нет, и вправе ли он воспользоваться услугами её всемогущего, крутого племянника.

– И всё-таки, почерк разный! – шепнула ему на ухо Драма Ивановна, но крикнуть привычное «Вон!» Севка не мог.

Она не приехала ни в обед, ни ближе к вечеру.

Севка извёлся, набирая с нового мобильного её номер, но абонент был недоступен.

Словно она улетела на Марс.

– Драма Ивановна! Мне никто не звонил на городской? – крикнул Фокин, прекрасно зная, что никто не звонил.

Мисс Пицунда, заглянув в кабинет, посмотрела на него как медсестра на тяжелобольного.

– Чай? Кофе? – спросила она. – Коньяк с валерьянкой?

– Кисель с цианистым калием, – огрызнулся Севка. – Я вас спросил, звонил мне кто-нибудь на городской телефон или нет?!

– Если вы имеете в виду Милавину, то… – Драма Ивановна как-то странно замялась и присела напротив Севки на стул. – Мила Милавина завтра вечером улетает в Лондон.

– Как?! – подскочил Севка. – Как улетает?! Какой к чёрту Лондон?! Откуда вы знаете?

– Она дала интервью сегодня утром местным телеканалам. Сказала, что закончила все дела, выполнила свой долг перед дядей и уезжает. На прощание она хочет сделать подарок родному городу и завтра, в три часа дня, приглашает всех желающих посмотреть в Доме культуры свои фотоработы, которые она увезёт в Лондон на персональную фотовыставку. Её фотографии будут выставлены у нас всего на два часа, представляете? Желающих посмотреть набралось так много, что организаторы будут пускать в ДК только по пригласительным билетам, которые уже все распроданы.

Севка обессилено рухнул в кресло.

– Вот и всё, – упавшим голосом прошептал он. – Вот и конец.

– Милавина не заплатила вам ни копейки? – сочувственно поинтересовалась Драма Ивановна.

– Какие копейки?! При чём тут копейки?! – Фокин схватился за голову. – Что вы в этом понимаете!

– Зря вы так убиваетесь. По-моему, Милавина недостаточно хороша для вас.