Наталья Александрова - Попугай в пиджаке от «Версаче» Страница 43

Лола хотела спросить, а чем же в таком случае будет заниматься сам Леня и чем он занимался сегодня, но Маркиз вдруг сделал ужасно утомленное лицо, сказал, что прошлой ночью спал очень мало, и удалился в свою комнату в сопровождении верного кота Аскольда.

В квартире Войтенко зазвонил телефон.

Раиса сушила волосы феном и поэтому не услышала звонка.

Роман снял трубку.

— Рома? — раздался женский голос, спокойный и уверенный в себе.

— Да! Кто это? — Голос показался Роману смутно знакомым.

— Как ты мог позволить ей так себя использовать? — вместо ответа проговорила женщина с трагической интонацией. — Как ты мог стать послушным орудием в ее руках?

— Кому — ей? — растерянно переспросил Роман. — О ком вы говорите? И кто вы такая? И куда вы звоните?

— Я звоню тебе, Роману Войтенко, — терпеливо объяснила женщина, — кто я — тебе знать неважно, тебе сейчас важно другое…

Роман почувствовал первые признаки надвигающейся головной боли, слишком хорошо знакомой ему головной боли, от которой не помогали никакие лекарства, никакие народные средства.

— О ком вы говорите? — промямлил он.

— Вера, — проговорил голос в телефонной трубке, — я говорю о Вере. Ведь это она использует тебя! Неужели ты этого не понял? Она сделала тебя послушной марионеткой, заставляет тебя делать все, что ей нужно, таскает каштаны из огня твоими руками…

— Это не правда, — испуганно возразил Роман. — Вера… Вера помогает мне… Вера выслушивает меня…

— Ромочка, кто там? — сквозь гудение фена крикнула жена. — С кем ты разговариваешь?

— Неважно! — огрызнулся Роман и продолжил, обращаясь к незнакомке:

— Вера внимательна ко мне! Только она меня понимает!

— Только потому, что ты ей нужен! Ведь она все сделала твоими руками!

— Что сделала? — в ужасе переспросил Роман.

Он не хотел слушать этот странно-знакомый голос, но сил не было повесить трубку, голос притягивал его как магнит.

— Ты расчистил ей путь к наследству!

— К какому наследству?

— Наследство должен был получить Волкоедов, но ты убил его, убил потому, что она так хотела, и теперь она — единственная наследница… — Женский голос в трубке был убедителен и неумолим, как судьба.

— Я никого не убивал! — истерично вскрикнул Роман. — Откуда вы все знаете? Кто вы? Кто вы?

— Тебе незачем это знать! — произнес неумолимый голос, как будто забивая гвозди в крышку его гроба. — Тебе достаточно знать, что она все сделала твоими руками.., ты был ее слепым орудием!

Голова болела все сильнее и сильнее. Самое ужасное, что Роман вдруг понял, что это правда, что именно Вера — тот тайный и страшный враг, который всегда мерещился ему… Это она настраивала его против каких-то людей, она говорила что-то про справедливость…

Пытаясь защититься от этой пугающей правды, Роман неуверенно проговорил:

— Этого не может быть! Какое отношение имеет.., то есть имел к ней Волкоедов?

— Разве ты не знал, — уверенный, невозмутимый голос продолжал вливать яд ему в ухо, — разве ты не знал, что они — родственники? Что Волкоедов — это псевдоним?

Головная боль постепенно становилась невыносимой. Роман испугался: он знал, что нужно сделать, чтобы эта боль прошла, и боялся этого.., или только делал вид, что боится.

Когда он убил Животовского, голова перестала болеть.

И когда он убил Волкоедова.

И когда убил Аглаю.

Кого ему придется убить на этот раз?

— Это она, Вера, манипулировала тобой! — продолжал ровный голос в телефонной трубке. — Неужели ты не отомстишь за себя? Неужели ты не восстановишь справедливость?

— Справедливость.., справедливость должна быть восстановлена… — проговорил Роман еще неуверенно.

Голос в трубке назвал ему адрес и отключился.

Роман долго сидел, глядя в одну точку, и ни о чем не думал.

— Ромочка, кто это звонил? — спросила Раиса, заглядывая в комнату.

— Это мне, — отмахнулся он с такой злостью, что жена испуганно отшатнулась. А сам он протянул руку к полке.

Там лежал у него справочник Союза писателей.

Роман держал дома этот справочник исключительно из мазохистских соображений. В этот союз его не приняли несколько лет назад, мотивируя отказ тем, что у него слишком мало публикаций. Теперь справочник неожиданно пригодился.

Роман раскрыл его на букве "В".

— Бовин… — прочитал он, — Волин… Волкоедов!

И дальше — в скобках — было написано: Зайценогов.

Настоящая фамилия Волкоедова была такая же, как у Веры.

Значит, ровный голос в телефонной трубке говорил правду. Вера использовала его, Романа, таскала каштаны из огня его руками.

Справедливость должна быть восстановлена.

Она должна быть восстановлена как можно быстрее, потому что пока он не восстановит ее, головная боль не разожмет свои тиски.

Он торопливо одевался, путаясь в застежках и в шнурках кроссовок, руки его дрожали. Он выскочил из квартиры, ни слова не сказав жене, и забыл закрыть за собой дверь. Раиса выглянула на лестницу, хотела крикнуть что-то обидное вслед, но только покачала головой.

Роман шел по улице, сосредоточенно глядя перед собой.

Он принял решение. Он найдет Веру, а там.., что будет дальше, мешал ему додумать усиливающийся шум в ушах и непрекращающаяся головная боль. Он сел в кстати подошедший троллейбус, но выскочил из него через две остановки, потому что троллейбус тащился слишком долго, и люди в нем толкались и разговаривали о чем-то своем, и голоса их отдавались у него в голове звоном пожарного колокола.

Он махнул рукой проезжающей «маршрутке», но она оказалась не та, то есть она ехала прямо, а нужно было свернуть, так что когда его выпустили на перекрестке, до нужного дома оставалось еще идти две остановки. Он беспомощно огляделся по сторонам и решил пройтись, хотя время было дорого, голова болела все сильнее, он запыхался. Мысли разбегались, и он полностью сосредоточился на ходьбе. По сторонам он не смотрел, ему было не до того.

И в это самое время невесть откуда наперерез ему выскочила какая-то старушонка с клюкой и продранной в нескольких местах хозяйственной кошелкой. Одета была бабка в бесформенный балахон грязно-серого цвета, когда-то бывший плащом. Пуговицы на плаще были разные — одна матерчатая, серая, другая зеленая пластмассовая, третья и вовсе деревянная, отколотая с одного края.

Старушонка бросилась ему под ноги, он споткнулся о клюку и упал.

Старуха повалилась сверху и заголосила:

— Батюшки! Убивают! Караул!

От этих криков и от падения Роман очнулся от забытья. Он очумело повел головой и спросил:

— Чего орешь, кому тебя убивать нужно?

— Хулиган! — верещала старуха противным визгливым голосом, барахтаясь рядом с ним на асфальте. — Разбойник с большой дороги! Напасть на пожилую женщину!

Мимо шли две женщины, остановились, принялись ахать и поднимать старуху. Она жалобно причитала что-то о разбитых в сумке яйцах и о рассыпанном сахарном песке. Женщины глядели осуждающе. Дождавшись, когда старуху поднимут, Роман и сам встал наконец на ноги — противная старуха мешала это сделать. Женщины убедились, что с бабкой все в порядке, и пошли по своим делам.

— Ходют тут всякие! — шипела старуха и плевалась. — Приличным женщинам на улицу не выйти!

— Дура старая! — отмахнулся Роман и пошел прочь.

Старуха же, отряхнувшись, засеменила прочь, погрозив на прощание Роману клюкой, чего он, надо сказать, уже не заметил, так как поспешно удалялся от места происшествия.

Старушонка, доковыляв до ближайшего переулка, свернула за угол и, оглянувшись по сторонам, юркнула в машину, дверцу которой предупредительно открыл для нее Маркиз.

— Ну как, все в порядке? — осведомился он, трогая машину с места.

— Спрашиваешь! — самодовольно отозвалась Лола, сбрасывая жуткий балахон, под которым оказались у нее обычные свитер и брюки.

— Фирменный прикид, — с уважением сказал Леня, — одни пуговицы чего стоят…

— Я не какая-нибудь, — обиделась Лола, я — настоящая актриса, все делаю по высшему разряду. Халтуры нигде не люблю, все должно быть на высоте — и актерская игра, и костюмы…

— Кстати, как тебе удалось выработать такой мерзко-визгливый голос? — полюбопытствовал Леня. — До сих пор в ушах звенит.

— Это профессиональное, — сухо ответила Лола.

— Он ничего не заметил? — спросил Леня. —Ты точно знаешь?

— Я тебя умоляю! — Лола пренебрежительно отмахнулась. — Это такой лопух, можно было все карманы обшарить, кошелек вытащить и на место положить, он бы и то ничего не заметил…

В кабинете раздался телефонный звонок. Капитан Хвощ в это время сидел за своим обшарпанным письменным столом и пытался сочинить рапорт. Удавалось это ему с трудом, потому что никаких особенных достижений для отражения в рапорте капитан придумать не мог. Не было их, этих достижений. Все три телевизионных убийства оставались нераскрытыми и висели на шее капитана, как три жернова. Правда, прошло время, а четвертого убийства не последовало, стало быть, оставалась надежда, что неизвестный маньяк утихомирился и решил хотя бы на время бросить свои занятия, но радость капитана Хвоща была слишком мала, и вряд ли можно было писать об этом в рапорте.