Кондратий Жмуриков - Следствие ведут дураки Страница 43

— Насчет влияния не поспорю, — сказал Осип, — Александр Ильич человек серьезный, у него даже в Госдуме свои завязочки и зацепочки имеются через нужных человечков. А вот насчет связей — тут, Саныч, ишшо можна-а поспорить. Я ведь не всю жизнь под твоим батей ходил. Были и другие знакомства… через них можно пошарить.

— И что это за зацепочки такие? — раздраженно спросил Астахов. — Лесоповально-лагерные, что ли?

— Ну… почти… — уклончиво отозвался Осип. — Есть один такой человечек, под Питером живет, тут, неподалеку. Я с ним раньше институты проходил… «шмели» подсекал.

— Чаво? — в привычной моржовской манере отозвался Иван Саныч. — Какие еще шмели? Он что, пчеловод? Как Шерлок Холмс в Суссексе?

— Нет, не пчеловод. Скорее — самогоновод, — тряхнул головой Осип. — Самогончик он такой варит, что от виски забугорного не отличишь. Только ведь это он сейчас на покой вышел, по здоровьичку. А раньше он, Валентин Самсоныч, стало быть, совсем другим был. И шмели не те, что ты подумал. Енти «шмели» — кошельки, значит.

— А! — догадался Иван Саныч, когда догадываться было, собственно, уже не о чем: Осип все сказал. — Так он что, бывший вор-карманник? Щипач?

— Вот именно. Авторитет. Он и сейчас по старой памяти иногда «разводящим» приглашается. Старой закалки человек, слово свое всегда держит, не то что нынешние деятели, — слово «деятели» было произнесено Осипом с ударением на второй слог, — типа твоего папаши. Валентин Самсонович. Рыбушкин его фамилия. Рыбак.

— Рыба-а-ак? — протянул Иван Саныч, не замечая, как сосиски на сковороде за его спиной начинают угрожающе дымиться. — Рыбак его погоняло? Авторитет воровской, которому беспредельщики ребра переломали и в собственном доме сожгли?

Да он же умер три года назад, я сам мимо церкви проходил, когда панихида шла. Поп, который его отпевал, тогда мне сказал: ну и что, дескать, что вор, главное, чтобы крещеный был и на нужды церкви при жизни хорошо давал. Еще бы! Поп с мобилой, на мерине гонял, как тут не отпеть такого хорошего человека!

— Да, этот самый Рыбак, — кивнул Осип. — Да тольки не умер он, а перекрылся, чтобы больше не беспокоили-от его. Живет он под Питером, старый уже стал, велел, чтобы пустили нужный слушок и на «колесах» навороченных к нему лишний раз не мотались, чтобы соседей не дергать.

— Граф Монте-Кристо в отставке… — проворчал Иван Александрович. — По мне уж лучше с папашей дело иметь, чем с вором в законе.

— Да папаша твой его знает, — махнул рукой Осип. — Мы ж все вместях чалились. Рыбак-от мне и делал наколочку, которая лизе так пондравилась. — И он, засучив рукав, показал того самого кота в шляпе и с трубкой, которым так восторгалась Лиза Гарпагина, не знавшая мрачно-уголовного характера этой симпатичной татуировки.

— И ты хочешь к этому Валентину Самсонычу поехать? Что же он может сказать про Жодле и Али? Отец-то наверняка через ФСБ будет рулить, а твой вор в отставке чего?…

— Он не только в отставке, но и в законе, — жестко отозвался Осип. — И если он сейчас отошел от дел, то енто не значит, что он сейчас не при делах. Давно я его не видел. Надо навестить старика.

— А много этот Рыбак за свое посредничество, если что выгорит, запросит?

Осип презрительно сплюнул и ответил:

— Ты только тово… не смейся. Ничаво он не возьмет. Для себя, конечно. Для братвы, которую ели как пошерудит по нашему вопросу, попросит он отщипнуть по совести, а для себя ему ничаво не нады-ы. Я же говорю, что он из старых. Так что если выгори… вы-го-ри… да сгорят же!!

— Ты о Рыбаке?

— …И золотой рыбке, бля!! О сосисках я, Саныч! Сгорели уже они у тебя!!

Иван Саныч обернулся. Со сковороды, корчась, на него глянули несколько черных продолговатых трупиков сосисок, от которых валил столб дыма, коптя потолок и вливая в и без того несвежий затхлый воздух кухни свою толику ambre, если выразиться по-французски.

Но на кухне Гарпагина в Сен-Дени никогда так не пахло. Там был чужой запах. В кухне же на улице Сантьяго-де-Куба в черных удушливых клубах дыма от пригоревших сосисок висел запах Родины.

ГЛАВА ВТОРАЯ. РЫБАК И «РЫБНЫЙ» СОЗВОН

Астахов-старший приехал утром следующего дня и привез с собой неутешительные сведения: лучший его специалист по взламыванию компьютерных программ до сих пор ломает голову над пассвордами жодлевского мини-диска, а сам хозяин, то бишь месье Жодле, до сих пор не найден и местонахождение его не отслежено. Но всей видимости, месье Жодле на сей раз прибыл не как сотрудник совместного русско-французского медиа-холдинга, в штате которого он состоял, а как частное лицо.

— То, что ты сказал, Осип, подтвердилось, — проговорил Александр Ильич. — Подали запрос в авиакомпанию: действительно, имена Жодле и Магомадова в списках пассажиров значатся. Пошарили по архивам. Ну, что я могу сказать. Ничего зазорного на Жодле в архивах ФСБ не было. А вот зато по Магомадову…

По Али же Магомадову, как оказалось, Александр Ильич привез полновесное досье, гласившее:

«МАГОМАДОВ, Али Асланбекович. Кличка: Маг. Родился 24.07.1966 в городе Грозном. Чеченец. С 1987 года проживает в городе Реутове Балашихинского района Московской области, с 1996 — в Париже. Имеет двойное гражданство, подданство Франции — с 1999 года. Трудовая деятельность: мастер спорта по греко-римской борьбе, после ухода из большого спорта — вице-президент общества греко-римской борьбы и вице-президент спортивного клуба „Атлант“; после принятия французского гражданства и отъезда на ПМЖ во Францию — сотрудник российско-французско-американского СП медиа-холдинга „Вега-СМF“.

Оперативная категория: авторитет, состоял в балашихинской ОПГ до смерти ее главаря, крупного чеченского авторитета Султана Даудова.

Дополнительные данные:

21.08.1990 задерживался милицией во время вооруженного конфликта с представителями подольской ОПГ около ресторана „Узбекистан“. По ряду данных, на 07.09. 92 участвовал в перестрелке между группировками Психа (Федотова) и Вара (Лагина).

31.04.1995 следственный отдел 19-го РУВД Москвы возбудил в отношении Мага уголовное дело по статье 218 ч. 1 (незаконное хранение огнестрельного оружия) УК РФ. Позже дело прекращено.»

— Уф-ф-ф! — выдохнул Иван Саныч, ознакомившись с подробностями жизненного пути законопослушного гражданина Французской Республики Али Магомадова, в балашихинской ОПГ ранее погоняемого Маг. — Вот это милый человек, ничего не скажешь. А внешне такой вежливый, интеллигентный… я сначала в самом деле подумал, что француз.

— Француз. Из Грозного родом. У нас сейчас много развелось таких — французов, американцев, поляков, британцев. Из Грозного которые, — заметил Александр Ильич.

— А я вот не понимаю: если он является сотрудником французской разведки, а номинально числится в каком-то там медиа-холдинге, как его французские боссы не понимают, что он уже меченый… засветился в ОПГ? — произнес Иван Саныч и поморщился, увидев ироничные улыбки Астахова-старшего и Осипа.

— Да все они понимают. А мало ли у нас куда более известных людей, которые светились в ОПГ? Да у нас половина Думы и даже некоторые из министров в свое время корешились с братвой и были авторитетами, бригадирами и даже «быками», черт побери! — категорично отозвался отец. — А этот Маг, если он действительно, как ты говоришь, имеет отношение к иностранным спецслужбам, — он может быть им очень полезен. Куда больше, чем иной гражданин с безупречной репутацией. У человека с таким послужным списком большие связи и большие возможности.

— Ну вот, — горестно вырвалось у Ивана Саныча, — опять, как грится, подфартило: на таких матерых волков нарвались!

— Ну, ты енто не журись, Саныч, самым матерым волкам можно пошшупать ребра! — возразил Осип. — Значит, Алексан Ильич, — повернулся он к Астахову, — ты пока не можешь даже примерно сказать, где енти парижские хлыщи Жодле и Али Маг ошиваютси?

— Да, — нехотя признал тот. — Пока только подтвердилась твоя информация о том, что они в Питере. Но такие серьезные дела так просто и быстро не делаются.

— Это верно, — отозвался Осип и посмотрел на Ивана Саныча. Тот снова нервно жарил полуфабрикатные сосиски и поливал их маслом.

— Пока все, — поднялся со стула Астахов-старший, — я к вам каждый день ездить не буду, если будет информация, немедленно позвоню. Назначу встречу. Вы поосторожнее, не нарвитесь на неприятности, — сказал он на прощение.

После его ухода Иван Саныч ожесточенно выматерился и бросил:

— Когда у меня с жопы последние штаны содрал, дятел, чтобы, значится, пинка было сподручнее давать, так готов был живьем закопать и на холмик плюнуть: спи спокойно, сынок! А теперь, как наследство замаячило, так наставления давать начал душеспасительные: «поосторожнее»!!

— Енто он да… такой, — отозвался Осип меланхолично — и подозрительно покосился на шипящую сковороду, разбрасывающую мелкие брызги масла.