Дарья Донцова - Дед Снегур и Морозочка Страница 45

– Оплата по желанию, – цвел улыбкой Алексей Юрьевич, – можно безналом, наличкой, рубли, евро, доллары. Хотите – вносите сумму единовременно, если вам удобнее разбить платежи по декадам, месяцам, неделям, нет проблем. Мы всегда идем навстречу клиентам.

Я изобразила придирчивую особу.

– Хочется сначала посмотреть на помещение.

– Конечно, солнышко, Юлечка вас проводит, – потер пухлые руки Гладков, – сейчас только узнаю, закончили ли обработку дома.

– Есть еще одна проблема, – сказала я, когда Алексей Юрьевич закончил переговоры с Юлей по селектору. – У моей сестры подрастает дочь, девочка с большими проблемами. Вы слышали о синдроме Фаултона?

– Вашей племяннице установили такой диагноз? – поразился Алексей Юрьевич. – Вам повезло попасть к грамотному специалисту. Эта болезнь мало известна, и, если уж честно, наука пока перед ней бессильна.

Я издала протяжный стон.

– Знаю! Но через пятые-десятые руки до нас дошла информация о Сергее Козлове, который успешно лечит таких людей.

Алексей Юрьевич погасил улыбку.

– Козлов умер.

– Боже! Какое несчастье, – всхлипнула я, – нам о нем взахлеб рассказывала Вера Киселева, сестра Галины Юдаевой, находившейся на попечении этого замечательного специалиста. Верочка предупредила, что лечение стоит денег, но Галя стала нормальным человеком.

В глазах Гладкова появилась откровенная жалость.

– Душенька, о мертвых принято говорить либо хорошо, либо ничего. Но вам лучше знать нелицеприятную правду. Козлов был энтузиаст, он основал лабораторию, пытался справиться с синдромом Фаултона, создал стройную теорию о влиянии гипноза на больных. Работал день и ночь, не завел семьи, спал в этом кабинете. За увлеченность делом его любили и врачи, и медсестры, подчас прощали моему предшественнику невоспитанность, грубость. Лиза Лапкина за ним словно за малышом приглядывала, но Сергей никого не вылечил. У него в исследовательских палатах проживало четверо больных, ни один из них не адаптировался и не стал нормальным членом общества.

– Вот мошенник, – цокнула я языком.

– Вовсе нет, – встал на защиту коллеги Алексей Юрьевич, – Сергей просто заблуждался. В истории медицины много страниц, и не все они заполнены описанием побед. В древние времена лекари находили камни особой формы и обкладывали ими больного, они считали, что таким образом изгоняют из тела хворь. В Средние века от чумы пытались избавиться при помощи земли, заболевшего закапывали в яму и думали, что ему помогают. А сколько ошибок в фармакологии? Опиум считался безобидным болеутоляющим, его в девятнадцатом веке прописывали даже грудным детям при желудочных коликах. Но всегда находились врачи, которые, не сдаваясь, шли к своей цели. Доктор Эдуард Джениер, первым прививший оспу, наш хирург Пирогов, сделавший первую операцию под наркозом на поле боя, Илизаров с аппаратом для костей, Святослав Федоров с искусственным хрусталиком, – все прошли через огромные трудности, прежде чем сумели доказать свою правоту. Науке нужны и ложные теории, без них, пусть вам это не кажется странным, нет прогресса. Когда-нибудь синдром Фаултона победят, и это будет победа и Козлова. Но пока рассчитывать не на что, у Сергея не было ни одного положительного результата.

– А куда делись больные после кончины врача? – вернула я собеседника с высот науки на землю.

Алексей Юрьевич удивился:

– Ну… кто куда, а почему вы этим интересуетесь?

– Похоже, их родственники очень заботливы, платили деньги, надеялись вылечить несчастных, – сказала я.

– Вероятно, – согласился Гладков.

– Может, они нашли второго Козлова? Пожалуйста, проверьте, куда уехали бедняги?

Алексей Юрьевич не стал спорить и взял «мышку».

– Фамилий и имен я не назову, это нарушение врачебной тайны. А в остальном… так! Одна из женщин умерла накануне выписки. Остальных, двух мужчин и девушку, забрали члены семей, других сведений нет.

Не успела я переварить эту информацию, как в кабинет вошла Юлия.

– Можно посмотреть коттедж, – объявила она.

– Прекрасно, – обрадовался Алексей Юрьевич, – ступайте, подумайте и завтра возвращайтесь с ответом. Вынужден поторопить вас с принятием решения, вип-палаты у нас долго не простаивают.

Мы с Юлей вышли во двор – и схватились за руки. Сильный порыв ледяного ветра чуть не сбил нас с ног.

– Ну и погода! – закричала медсестра и закашлялась.

Я молча семенила за Юлией. Идти пришлось довольно далеко, в конце концов мы очутились в небольшом домике и сняли в прихожей верхнюю одежду.

– Давайте расскажу вам об отделении, – предложила Юля, натягивая на сапоги бахилы, и, не дожидаясь реакции спутницы, начала лекцию.

Через пять минут я узнала, что территория вип-отделения тщательно охраняется, больные между собой не общаются, они гуляют в двориках, прилегающих к домикам. Посещать клиента могут лишь близкие родственники, им выдают пропуска с фотографиями. Никого из посторонних сюда не пропустят. Высокий забор, будка охраны, камеры и тщательно запертые двери, – просто тюрьма, а не санаторное отделение. Психически нестабильного человека постоянно стерегут, при нем неотлучно находится медсестра, она живет с пациентом, не покидает его ни на минуту, служит для него мамой, другом, выслушивает жалобы, развлекает его. После того, как подопечный покидает клинику, медсестре запрещается с ним встречаться.

– А если больной здесь находится год? – удивилась я.

Юля развела руками, на ее правом запястье сверкнули бриллиантами дорогие, похоже, антикварные часы, наверное, доставшиеся медсестре от мамы или бабушки.

– Значит, она с ним проведет двенадцать месяцев, это часть терапии.

Я поправила растрепавшиеся под капюшоном волосы.

– И жены, чьи мужья здесь оказываются, не ревнуют их к молодым леди в белых халатах?

Юля усмехнулась.

– Нет. Вам придет в голову испытывать любовь к клизме? Да и наши сотрудницы не особенно хороши собой.

– Иногда психологическая связь крепче сексуальной, – вздохнула я.

– Здесь спальня, – перевела беседу в другое русло Юля, – там гостиная, за ней кухня-столовая, комната медсестры. Извините, еще не весь мусор вынесли и не привели интерьер в надлежащий вид. На полу обычно лежат ковры, но их отправили в чистку, занавески в стирке. Естественно, постельное белье будет новым, если пожелаете, можете завезти свое.

– А кто занимал коттедж раньше? – Я старательно исполняла роль жены, озабоченной комфортом для больного супруга.

– Извините, эти сведения не разглашаются, – мягко ответила Юлия.

– Но этот человек не умер? – прикинулась я встревоженной.

– Конечно, нет, – успокоила меня Юлия, – уехал недавно здоровый.

По моим ногам пробежал сквозняк.

– Кать, – забасил грубый голос, – где плинтус отлетел?

– У несчастного в спальне, – прозвучало в ответ, – и тама еще на подоконнике царапины. Ногтями он его, что ли, скреб?

– Если тебя тут запрут, не то заскребешь, – заявил мужчина.

– А ну прекратите! – гаркнула, опомнившись, Юля. – Я человеку коттедж показываю.

В прихожей громко ойкнули, по полу снова потянуло холодным воздухом, и голоса стихли.

– Извините, – испуганно забормотала Юлия, – это уборщица и плотник.

– Про какой подоконник они говорили? – бесцеремонно спросила я. – Если вы больных мучаете, то я никогда к вам мужа не привезу, – топнула я ногой. – Отлично слышала про отметины на подоконнике! Некий бедняга пытался отсюда выбраться!

Честно говоря, я была очень благодарна простодушной парочке, которая, не обратив внимания на куртки, висящие в прихожей, завела откровенный разговор. Мне нужен повод, чтобы уйти отсюда, гордо заявив: «Не нравится мне у вас!»

Юлечка сжала губы.

– Ну ладно. Расскажу кое-что. Этот коттедж занимал один человек. Первый раз его сюда доставили тайно, давно, никто, кроме лечащего врача и медсестры Елизаветы Лапкиной, пациента не видел. Его не водили ни в бассейн, ни в библиотеку, вообще никуда. Потом ему стало лучше, его забрали, а недавно вернули, но ненадолго, на днях он съехал. Я его никогда не видела, имя зашифровано, карточки его нет даже в нашей базе.

– Железная маска, – вздохнула я.

– Скорей кто-то из хорошо узнаваемых людей, – буркнула Юля, – может, политик. Вот его и прятали столь тщательно. У нас если родные попросят, мы все сделаем, расшибемся ради клиента в лепешку.

– Наверное, Елизавета Лапкина самая лучшая медсестра, раз ее к супервипу приставили. Она сейчас свободна? – изобразила я живейшую радость. – Пусть займется моим мужем.

– Лиза давно уволилась, – вздохнула Юлия, – мы ее уговаривали остаться, но она словно взбесилась, никаких разумных аргументов не слышала, бросила отличное место с шикарной зарплатой. У нас сестры – элита, им и деньги хорошие платят, и клиенты подарки делают не дешевые. Лизе, например, одна женщина подарила очень дорогой антикварный браслет. Золотая пластина, а на ней «яблоки», покрытые эмалью. Бешеных денег стоит. Пойдемте, нам здесь больше делать нечего.