Дарья Донцова - Спят усталые игрушки Страница 45

– Значит…

– Да, я Раиса Федоровна, только не Шабанова, а Решетникова. Замуж вышла и фамилию сменила. А у вас что за печаль?

Не колеблясь, я вытащила удостоверение с буквами «МВД» и сунула ей под нос.

– Поговорить надо.

Раиса слегка изменилась в лице, однако удар выдержала, только сильно побледнела. Но через секунду легкий румянец вновь появился на щеках, и женщина твердо спросила:

– Чего еще! Срок давно отсидела, никаких дел с органами не имела, да и сколько лет прошло! Освободилась в восьмидесятом…

– К вам претензий нет, – ответила я, – а вот сын – Николай Шабанов объявлен в розыск. Он создал секту и…

– Нет у меня детей, – спокойно ответила Раиса Федоровна.

Я уставилась на нее во все глаза.

– Как это? Разве Николай и Людмила не ваши сын и дочь?

– Нет, – очень спокойно повторила женщина, – не мои, ошибка вышла.

– Погодите, – растерялась я. – Шабанова Раиса Федоровна?

– Решетникова, – поправила женщина.

– Но ведь не всегда же были Решетниковой! – вышла я из себя.

– В начале восьмидесятых фамилию сменила.

– Значит, раньше были Шабановой?

– Ну да, вроде так…

– Как это «вроде»?

– Положим, была.

Я почувствовала, как спина под свитерком покрывается потом. Ну как тут не посочувствовать сотрудникам правоохранительных органов!

– Хватит юлить, вас арестовали за убийство мужа-сектанта.

Раиса Федоровна сжала губы в нитку.

– Давнее дело, все забыла, вышла замуж за другого.

– Так у вас есть дети, Николай и Людмила?

– Нет.

Раиса замолчала, уставясь в потолок.

– Так как же? – настаивала я. – Коля и Мила, брат и сестра, неужто запамятовали?

Женщина продолжала тупо глядеть вверх. Так, ушла в глухую несознанку.

– Неужели вы не понимаете, что отрицать факт наличия детей глупо? В вашем деле они четко указаны.

Шабанова продолжала упорно изображать столб.

– Ладно, – вздохнула я и пошла к двери.

Хозяйка даже не пошевелилась.

– Вызовем вашего нынешнего мужа в отделение, покажем ему дело, может, он припомнит…

Раиса дернулась:

– Ну при чем тут Петр? Он вообще не в курсе.

– Вот и хорошо, – пообещала я, – пора его просветить. Пусть узнает, какая судьба постигла его предшественника, авось призадумается о характере супруги, да и про деток сообщить не помешает. Как же так, столько лет живете вместе, а правду не сказали, нехорошо выходит.

– Чего надо?

– Адрес Николая.

– Нету.

– Не врите.

Женщина тяжело вздохнула.

– Правда не знаю.

– Но ведь он приезжал к вам!

Шабанова принялась теребить скатерть.

– Ну, колитесь, – велела я, – если не хотите, чтобы Петр узнал, кого взял в жены.

Раиса запустила обе руки в волосы и, дернув пряди в разные стороны, с неожиданной страстью сказала:

– И еще бы раз убила, сволочь поганую, а детей-то следовало еще в колыбели удавить, чтобы и следов Сергея на земле не осталось, – всех троих.

– Троих?

– Чего удивляетесь, – фыркнула Раиса Федоровна, – проверяете, правду ли скажу? Сами знаете, две девочки – Людмила да Танька и Колька – мерзавец, дедуля номер два. Сколько я от них натерпелась!

Слова полились из нее потоком, глаза заблестели, губы снова приобрели вишневый оттенок.

Что дед, что внук Шабановы обладали страшным даром.

– Глянет в лицо черными глазищами, – объясняла Раиса, – и млеешь вся. Ноги отказывают, руки свисают, идешь как автомат приказы выполнять. Ну чисто робот.

И Колька такой получился. Вечно он заставлял Людмилу и Татьяну делать всяческие гадости. То утащить с кухни запрещенный сахар и принести ему, то мыть его в ванне, то одевать утром и застилать постели. Сделал из сестер служанок. Однажды Люда пожаловалась матери, что Колька ее «глазами толкает». Но Раиса отвесила дочке оплеуху. С девочками в секте не церемонились, не учили, кормили впроголодь и частенько колотили. Мальчиков берегли, давали образование, да и питались они лучше, а Колька, внук «святого отца», вообще делал что хотел. Пару раз от него даже пахло табаком, но ни отец, ни дед не наказали безобразника, хотя любой другой сектант за «дымоглотство» был бы бит плетьми.

Лет с десяти Николай понял исключительность своего положения и принялся этим вовсю пользоваться. Наушничал деду о проступках сектантов. Его стали бояться, но мальчишке, похоже, нравилась такая роль. Пару раз он накляузничал на мать. Раиса как-то пропустила вечернее моление, а однажды сын увидал, как она в пост тайком ест кашу.

Раиса ненавидела мужа, не сразу поняла она ужас пребывания в секте. Сначала насилие, голод и побои сломили женщину, и она безропотно родила троих детей. Потом постепенно в голове появилась мысль – бежать. Что она в конце концов и осуществила, убив для этого супруга.

Отсидев положенные годы, Шабанова прописалась в комнату к своей матери, давно спившейся бабы, и решила полностью забыть прошлое. От детей она отказалась еще до суда, не интересовалась их судьбой и не посещала ребят в детском доме. Люда и Таня были ей не нужны, напоминая своим видом о сектантах, Кольку же терпеть не могла.

Вычеркнув сына и дочерей из своей жизни, Шабанова спокойно зажила в Стекольном, похоронила мать, стала встречаться с Петром Решетниковым.

Но однажды прошлое самым неожиданным образом постучало к ней в дверь. Декабрьским, пронизывающе холодным днем на пороге возник Николай.

Мать сразу узнала его, несмотря на то, что сын вырос, возмужал и превратился в мужика. Боясь соседей по квартире, вечно подслушивающих у дверей, Раиса провела сына в комнату и тут же спросила:

– Адрес где взял?

Парень пристально посмотрел на нее:

– Лучше б спросила, как я жил в спецПТУ и колонии. Едва ведь с голоду не подох. Что же ни разу не написала? Передачки не прислала, чаю, сигарет?..

Продолжая улыбаться одними губами, ненавистный Колька уставился матери в лицо горящими, как уголь, глазищами.

С ужасом Рая поняла, что сын полностью перенял способности деда и отца. У нее затряслись ноги, обвисли руки, а язык сам по себе неожиданно произнес:

– Чтоб ты сдох, проклятый, дьявольское отродье.

– Грубо, зато правдиво, – резюмировал Николай и, поплотнее усевшись в кресле, вытащил сигареты.

Легкий сизый дымок поплыл к потолку. Шабанова почувствовала противную дурноту, подкатывающую к самому горлу. Сын спокойно разглядывал мать.

– Ну а Людка с Танькой где?

– Не знаю, – почти в отключке прошептала Раиса, – отказалась от материнства.

– Даже волчица заботится о щенках, – тихо процедил Николай, – ладно мы с Милкой большие совсем, а Танюшке-то небось тогда и годика не исполнилось.

– Восемь месяцев, – ответила Рая, окончательно превратившись в зомби.

– Что ж младенца-то не пожалела?

– Ненавижу, – простонала Шабанова, – ненавижу!..

Колька усмехнулся:

– Добро. Только насмотрелся я в колонии на родственников. Все детям прощали, зло забывали, на последние деньги селедку покупали, на то она и материнская любовь.

– Не мать я тебе, – через силу выдавила женщина.

– Вот это верно, – охотно согласился парень, – только я все равно не могу поступить с тобой так, как вера предписывает, – око за око, зуб за зуб. Ты, наверно, молиться бросила, посты не держишь?

Рая только мотала головой. Больше всего хотелось бежать из комнаты куда глаза глядят. Исчез даже страх, что соседи узнают о ее уголовном прошлом. Но неведомая сила камнем придавила бедную бабу, и Шабанова чувствовала, что сейчас потеряет сознание, свалится кулем на пол.

Колька, словно поняв ее состояние, налил из чайника воды и подал стакан.

– Пей.

Рая покорно хлебнула тепловатую жидкость.

– Теперь слушай, – велел мучитель, – никому нельзя безнаказанно совершать предательство. Ты же проделала это дважды. Сначала отшвырнула родную кровь, потом отреклась от веры. Любому другому человеку за подобное выйдет смертный приговор, но я в отличие от тебя родство помню. Кровь – не вода, живи себе дальше.

Рая почувствовала, как в голове словно лопнула банка, наполненная жидкостью. Теплая жижа потекла по затылку, заструилась вдоль позвоночника, добралась до ног.

– Жить будешь, – как из тумана донеслось до ее слуха, – только ни здоровой, ни счастливой не станешь, а если роптать начнешь, так знай, – расплата это за предательство.

Больше Раиса не помнила ничего. Пришла в себя на диване. В комнате стояла тишина, лишь легкий запах дыма да окурок в блюдце напоминали, что случившееся отнюдь не дурной сон.

С того самого дня Шабанова заболела. На женщину свалился целый букет болячек. Аллергия, перешедшая в астму, превратила еще довольно молодую бабу в инвалида. Да еще Петр Решетников, за которого она выскочила замуж, начал безумно ее раздражать: шумный, говорливый, обожающий гостей мужик. Раисе порой хотелось швырнуть ему в голову кастрюлю, когда супруг появлялся на пороге в компании всякий раз новых приятелей. Сдерживалась она с превеликим трудом, понимая, что, прогнав мужа, останется без гроша. Решетников, классный краснодеревщик, отлично зарабатывал, Раиса же получала копейки, сидя лифтером в соседнем кооперативном доме. На другую службу не хватало здоровья. Наверное, от постоянного недовольства жизнью у Шабановой открылась в придачу и язва. Словом, ничто ее не радует.