Дарья Донцова - Клетчатая зебра Страница 45

Приведя в порядок нервы, я осторожно продолжила путь и спустя короткое время очутилась… в луже. Холодная вода тут же намочила туфли.

– Ну и безобразие же здесь творится! – затопала я противно чавкающими, явно навсегда испорченными лаковыми тапочками. – Куда я приехала? Эй, Фирсов! Я тебя ненавижу! Гоблин! Дятел!

В лицо повеяло омерзительным запахом, и меня незамедлительно затошнило. Кое-как подавив приступ обратной перистальтики, я прошагала еще пару метров, уперлась ладонью в стену и начала колотить по ней кулаками, призывая на голову Ивана Николаевича все громы и молнии мира. Кстати, не забудьте, что у меня был при себе очень мешающий пакет с уткой, который я держала то правой, то левой рукой, то зубами.

Неожиданно с потолка хлынула вода. Я попыталась прикрыться пакетом, потом подумала, что и так уже промокла снизу, и перестала сопротивляться. От злости я потеряла способность излагать мысли вербально. И тут зажегся свет, я увидела стеклянную дверь, а за ней уютную комнату, стол и мужчину, спокойно читавшего газету.

С воплем: «Покажите мне Фирсова!» – я одним прыжком преодолела расстояние до двери, рывком распахнула ее и заорала:

– Где это чертов Иван Николаевич?

Мужчина моментально отложил прессу, встал, поклонился и чопорно заявил:

– Прошу садиться, результаты теста вполне приемлемы.

Я обвалилась на стул и начала отдуваться.

– Учитывая отсутствие ненормативной лексики, в частности то, что, наступив на кошку, вы назвали ее кошкой, а не как-нибудь иначе, и присовокупив результат водного испытания, могу оценить ваше экстремальное поведение как пятнадцать единиц от нормы. Чтобы иметь стопроцентный результат, необходимо повысить уровень… Погодите, вы Васильева? Дарья?

Мужчина уставился на розовый листочек, который лежал перед ним на столе.

– Верно, – простонала я. – Куда я попала?

– Центр обучения владением собой «Князь» сделает вас психически несокрушимой, – машинально ответил незнакомец. – Произошла ошибка. Я Фирсов, а вы случайно прошли тест для поступающих. Примите мои извинения! У нас сегодня не работает душ, я просил охранника всех предупреждать. Неужели он вам не сказал?

Я чихнула.

– Разве можно так издеваться над человеком? У вас еще никто не скончался от страха?

Фирсов втянул голову в плечи.

– Мы сообщаем абитуриентам: предстоит непростое испытание на ваше правильное поведение в экстремальных условиях. Не наряжайтесь, лучше прийти в спортивном костюме, возьмите с собой запасной комплект одежды. Но вы! Почему поехали к месту въезда в коридор испытаний?

– Меня направил сюда секьюрити, – пояснила я.

– Непременно разберусь, – пообещал Фирсов, – виновного накажут.

– Ерунда, – остановила я Ивана Николаевича, – пустяки. Даже интересно было. У меня плохой результат?

– Обычный, – деликатно ответил Фирсов, вынул из ящика стола кошелек и начал отсчитывать деньги.

– Десять, двадцать, три, четыре, семь… Вот, получите, тридцать два рубля. Вообще-то получилось тридцать один целковый, восемьдесят семь копеек, но я округлил сумму в выгодную для вас сторону.

– За что вы мне платите? – удивилась я. – Это что, продолжение очередного теста? Вы проверяете, каким образом люди реагируют на кретинские ситуации? Заманиваете клиентов в подобие гаража, тушите свет, затем направляете в коридор, где на полу лежит кошка, включаете неожиданно душ и смотрите на поведение абитуриента? А теперь еще и деньги? Кстати, на вас не догадались подать в суд за издевательство над животными? Сильно сомневаюсь, что киска счастлива, когда на нее наступают со всего размаха по сто раз в день!

Иван Николаевич скрестил руки на груди.

– К сожалению, сто абитуриентов в день к нам не приходит. На данном этапе занятия в центре «Князь» посещают тридцать человек. И мы не используем живое существо, кошка – тренажер, грубо говоря, пищащая игрушка. Деньги за утку.

– За утку? – удивленно переспросила я.

Фирсов потер ладони.

– Да. Мне передали коллекционный экземпляр со знакомой. Анна Сергеевна ехала через город Кранск, где ей и вручили посылку. Но дама слегка ошиблась, отдала ее некой Васильевой, а та передала другой Васильевой, первая не нашла вторую, вторая искала первую, в результате тот, кто знал первую, обнаружил вторую и третью.

Я вздрогнула.

– Третьей Васильевой в этой истории не было.

– Это моя сестра, – заулыбался Иван Николаевич. – Она приехала получать посылочку, Анна Сергеевна ее спросила: «Фамилия?» А Олеся и скажи: «Васильева». Тут ей дали пакет для первой Васильевой, а когда явилась вторая, той всучили передачу для третьей. Олесе надо было представиться: «Фирсова», но…

– Огромное спасибо, больше никаких объяснений! – остановила я зануду. – Давайте мою утку, забирайте свою, и расстанемся в хорошем настроении.

– Так вот же она, – указал на купюры Иван Николаевич.

– Кирилл прислал мне тридцать два рубля? – оторопела я. – Но он все время твердил о тушке самой лучшей птицы из его домашней стаи. Нет, я абсолютно не хотела получить утку, для меня ее мясо слишком тяжелое, а члены семьи в отъезде, и они тоже не любят блюда из водоплавающих, но сейчас я забеспокоилась о здоровье приятеля. Согласитесь, весьма странно отправить в Москву столь нелепую сумму!

– Крайне несправедливые слова, – укоризненно забормотал Фирсов. – Я провел исследование рынка, учел степень износа тушки, ее ценность, вес, жирность, составил формулу, исходя из среднеарифметического между ценой магазина и рынка. Целый день посвятил решению этой проблемы. Вам действительно не нужна утка?

Я кивнула.

– Да. Но Ласкин хотел сделать мне приятное. Честно говоря, я устала гоняться за птичкой. Если бы не пакет с вашей посылкой, то я просто попросила бы вас выбросить сгнившую птицу.

– Уф, – выдохнул Фирсов, – очень рад! Я оказался в сложном положении. Пакет, доставленный Олесей, издавал очень неприятное амбрэ. Сначала я развернул передачу, сообразил, что произошла ошибка, стал названивать Анне Сергеевне. Выбросить испорченную тушку мне показалось неправильным, ведь кто-то ее ждет! Я положил труп в холодильник и пошел спать, утром решил покормить кота. Распахнул холодильник, оттуда пахнуло ароматом. Смотрю, мой Мурлыка упал в обморок. Вот я и выбросил утицу от греха подальше, спустил в мусоропровод и распереживался, как возместить вам…

– Понятно, – перебила я Фирсова, – рубли – это компенсация. Но вы абсолютно не обязаны тратиться. Птичка потеряла человеческий вид задолго до того, как попала в ваши руки.

– Но выбросил ее я! – возразил Фирсов. – И про утку нельзя сказать, что она когда-либо имела человеческий вид.

– Думаю, это мне следует вас наградить за избавление от протухшей утки, – улыбнулась я.

– Считаете эту цену неприемлемой? – насторожился Иван Николаевич. – Я ее не с потолка взял, сходил в пару супермаркетов, сбегал на крестьянский базар, купил брошюру «Ценообразование на рынке птицы», посоветовался с приятелем-бухгалтером и с адвокатом. Юрист сказала мне: «Олеся явилась первопричиной путаницы, следовательно, ответственность несет она. Но раз сестра не желает брать вину на себя, то ты, как ближайший родственник, можешь выплатить компенсацию пострадавшей стороне. Злого умысла не было и…»

– Ясно! После всех расчетов получилось тридцать два рубля, – опять перебила я Фирсова.

– Тридцать один восемьдесят пять, – уточнил Иван Николаевич. – Однако финансовый консультант сказал: в подобном случае при наличном расчете следует округлить сумму в вашу пользу. Пожалуйста, напишите расписку.

Я покорно спрятала купюры в бумажник и принялась царапать ручкой по бумаге. С таким кадром, как Фирсов, лучше не спорить.

– Отлично! – обрадовался Иван Николаевич, пряча полученный автограф. – Спасибо, что привезли мне пакет.

– Проверьте целостность содержимого, – попросила я.

Иван Николаевич прижал к груди сверток.

– Вам нужен документ о сдаче посылки в руки хозяина?

Я пожала плечами.

– Конечно, нет. Просто хочу убедиться, все ли в порядке.

– Я счастлив! – слишком страстно для зануды откликнулся Фирсов. – Поймите меня правильно, там экземпляр для коллекции, вещь дорогая моему сердцу, уже любимая… Хочу развернуть ее в одиночестве, насладиться без чужих глаз. Извините за откровенность!

Я встала.

– До свидания.

Фирсов, продолжая нежно обнимать пакет, вскочил.

– Всего хорошего. Кстати, пятнадцать процентов психической стабильности – замечательный результат. Не хотите у нас пару месяцев позаниматься?

– Спасибо, времени нет, – отказалась я от предложения. – Где моя машина?

– Сейчас провожу вас к автомобилю, – засуетился Иван Николаевич и пошел к двери, по-прежнему не выпуская из рук посылку.

Я потрусила за Фирсовым. Похоже, преподавателю очень хочется остаться наедине с ночным горшком, вон как Иван Николаевич бежит вперед, думаю, он мечтает поскорее избавиться от «курьерши».