Дарья Донцова - Муха в самолете Страница 45

Немного поколебавшись, Андрей Архипович потряс «нимфу», а когда та разомкнула веки, спросил:

– Мадам, вы кто? И где я?

Тетка села и, собрав в узел перепутанные волосы, ласково сказала:

– Ну ты даешь, муженек, знатно погулял. Жену не признал!

– Чью? – оторопел актер.

– Свою. Нюра я!

Андрей Архипович шлепнулся на подушку и выпалил:

– Сие невероятно, мадам, я холост и, к своему глубокому сожалению, не имею чести знать вас.

– Охо-хо, грехи наши тяжкие, – вздохнула баба, потом она встала, пошарила за иконой, вытащила паспорт и ткнула актеру в нос: – Гляди!

Кутякин раскрыл документ, удостоверился, что он принадлежит ему, полистал странички и ахнул. В нужном месте стоял штамп о его бракосочетании с Анной Сергеевной Ершовой.

– Это как же так? – растерялся Кутякин. – Ну ничего не помню.

– Бывает, – успокоила его Нюра, – давай яишенку пожарю.

Брак, заключенный столь странным, невероятным образом, неожиданно оказался счастливым. Андрей Архипович устроился в клуб руководителем театрального кружка, потом он стал библиотекарем, затем вахтером.

Карьера шла на убыль из-за пьянки. Нюра мужа никогда не упрекала, алкоголиком не величала и, как ни странно, чувствовала себя счастливой. В Веревкине пили все мужики, но Андрей Архипович, в отличие от них, не бил жену, просто тихо укладывался в кровать и мирно засыпал. Зато в трезвые минуты он звал супругу «райской розой», постоянно хвалил ее, целовал задубевшие от работы руки и никогда не забывал вручить ей подарок. Коли не имел денег, то хоть цветов на опушке наберет и принесет в избу. А еще Кутякин не таскался по другим бабам, он во весь голос заявлял:

– Моя Нюрочка женщина исключительной красоты и редкого ума, ну с какой стати мне на другую смотреть, если жена трепетная нимфа!

Местное женское население поголовно завидовало Нюре. Ну и что из того, что Андрей Архипович ничего делать не умеет? Нюра сама лихо заколачивает гвозди, чинит крыльцо и вскапывает огород. Зато вечерами она с супругом на зависть остальным сидит на лавочке, с вязаньем в разбитых пальцах, а Андрей Архипович разыгрывает перед ней пьесы, читает текст за всех героев.

В общем, жила пара счастливо до того момента, как Нюре на работе велели пройти диспансеризацию в районной поликлинике. Домой она не вернулась, у нее нашли опухоль и моментально отвезли в больницу. Встревоженный Андрей Архипович кинулся к жене, как всегда, с букетом.

– Ну не дурак ли, – зашипела ему вслед медсестра, – другой бы догадался умирающей бабе чего вкусного притащить, а этот ромашки припер.

Андрей Архипович услышал злобную речь и вздрогнул. Как «умирающей»? Это ошибка, Нюра же никогда не болела.

В отличие от медсестры, Нюра обрадовалась букету, велела поставить его в банку, потом сказала:

– Бабы, дайте мужу словечко наедине сказать.

Остальные обитательницы палаты тихими тенями выскользнули в коридор. Нюра взяла супруга за руку.

– Уж прости меня, Андрей Архипович, повиниться хочу!

– Да в чем? – изумился супруг.

– Опоили мы тебя тогда с сестрой, – вздохнула Нюра, – полковница нам денег дала. Очень уж ей твою комнату получить хотелось, ну и заплатила всем. Верке, мне и председателю, чтоб расписал тебя со мной по-быстрому. Невменяемый ты был на свадьбе, в самогонку лекарство натолкали, уж не помню, как оно называлось, Верка из города приволокла, ей его полковница дала.

Андрей Архипович только моргал.

– Пока ты после свадьбы месяц без роздыху самогонку пил, – продолжала Нюра, – Нинель все устроила с жильем. Якобы ее сосед к жене прописался. Уж не знаю, сколько и где она взяток раздала, только дело моментом связалось.

Андрей Архипович лишь моргал, оценивая происходящее.

– Я думала, ты убежишь сразу, – шептала Нюра, – а видишь, как вышло, столько лет в любви прожили. Спасибо тебе. Прости, коли чего плохого сделала.

Кутякин ощутил вдруг пинок совести.

– Это ты меня извини, – пробормотал он, – не такой уж я хороший муж, денег не заработал.

– Зато любовь у нас была!

– Так почему «была», – приободрился Кутякин, – я тебя люблю.

– И не осерчал за обман?

– Ерунда какая! Наоборот, к счастью получилось!

Нюра заплакала, муж начал успокаивать ее, в конце концов она вытерла лицо и сказала:

– Иди домой!

Супруг покорно кивнул и направился к двери.

– Андрюша! – окликнула его Нюра.

Кутякин остановился и с удивлением посмотрел на Нюшу, до сих пор она его иначе как Андрей Архипович не величала.

– Что, милая? – спросил он.

– Ты не пей после моей смерти, иначе погибнешь! – совсем тихо попросила Нюра.

– Выбрось глупости из головы.

– Дай честное слово, что последнюю рюмку поднимешь на моих поминках.

– О боже, прекрати!

– Нет, скажи.

Чтобы успокоить жену, Андрей Архипович скороговоркой бормотнул:

– Обещаю.

Но Нюра снова осталась недовольна.

– Поклянись, возьми в руки крестик!

Пришлось Кутякину повиноваться, Нюра с облегчением вздохнула.

– Хорошо, но помни, ты на нательном кресте обещание давал, нарушишь его, господь не простит.

Андрей Архипович только вздохнул и ушел, бросив на прощанье:

– Завтра встретимся.

– Ты на Иру Малову посмотри, – вдруг крикнула Нюра, – хорошая баба, ничего, что у нее дочь! У нас-­то дети не получились, может, чужую воспитаешь.

Андрей опрометью бросился в коридор. Ну и глупости несет Нюрка! Андрею Архиповичу никого, кро­ме жены, не надо. Идя домой, бывший актер изумлялся, только сейчас он понял, что любит Нюру, и только сейчас сообразил, как много она для него сделала.

– Ничего, моя роза, – бормотал Кутякин, бодро шагая через лес, – теперь я исправлюсь, одену тебя, осыплю золотом, шубу куплю! Засучу рукава и за дело, заработаю на манто.

Но, видно, не суждено было Нюре носить шубу, ночью жена Кутякина умерла. С горя Андрей Архипович впал в запой и не помнил ни похорон, ни поминок. Очухался лишь через неделю, открыл глаза и увидел… Нюру.

– Смотри, Андрей, – погрозила супруга пальцем, – попросила я, чтобы тебя пока не наказывали. Только не пей больше, иначе плохо тебе придется!

Кутякин вскочил на ноги и с воплем: «Милая! Моя роза!» – попытался обнять ожившую покойницу.

Нюра печально улыбнулась и начала таять, обомлевший Андрей Архипович увидел, как растворились ноги, потом тело, руки и голова. На месте Нюры остался небольшой сгусток тумана, который тихо подплыл к окну и проник сквозь стекло наружу.

Ошалевший Кутякин схватился за бутылку, понюхал содержимое и вдруг понял: он больше не может пить, душа, как говорится, не принимает!

С тех пор Андрей Архипович ведет трезвый образ жизни, и до недавнего времени ему вполне хватало пенсии. Веревкино тихо умирало, в конце концов в нем остались три семьи и Кутякин. Было принято решение на месте деревни строить коттеджный поселок, коренных жителей переселили в городок Юрск, а вот с Андреем Архиповичем вышла незадача. Собственно говоря, в чем загвоздка, не понял и сам Кутякин. Вроде он оказался не прописан в избе и не имел прав на новую жилплощадь. Отчего так случилось, бывший актер не знал, но он остался единственным обитателем скончавшегося Веревкина. Другой бы пенсионер на его месте поднял бучу, принялся бегать по начальству, орать:

– С ума посходили! Я тут большую часть жизни провел и работал, на трудовую книжку гляньте, да и пенсию мне платят, значит, с документами полный порядок! Застройщики жулики, решили на мне сэкономить.

В конце концов, не добившись правды в кабинетах у начальства, любой бы человек объявил голодовку, разбил палатку у входа в здание правительства Московской области, водрузил рядом плакат, типа: «Чиновники – воры, отняли жилье у ветерана», и добился бы своего. Но Андрей Архипович не был бойцом, все бытовые проблемы ранее решала Нюра, муж только рассуждал на умные темы и давал жене советы. Поэтому сейчас Кутякин живет в избушке рядом с бытовкой строителей, он даже сумел найти некую выгоду в своем нынешнем положении.

– За свет я не плачу, – деловито объяснял Андрей Архипович, – мне рабочие провод бросили, от линии. Вот газа нет, но и на керосинке можно кашу варить, а мыться я в баню хожу, в Овсянкино.

– Какое безобразие, – пришла я в негодование, выслушав его историю, – вас попросту обманули! Вернусь в город и попробую вам помочь, у меня есть друзья среди журналистов!

– Спасибо, конечно, – кивнул Андрей Архипович, – только отсюда уезжать не хочется, здесь могилка Нюры, недалеко, на кладбище в Овсянкине. Это местечко никогда не снесут, там зона для преступниц, женщины срок сидят. Многие овсянкинцы в лагере работают, у них и магазин, и церковь, и клуб есть. Мне б туда перебраться, только никто не пустит, отправят в Юрск, а он запредельно далеко. И как мне с Нюрой тогда видеться? Раз в году только соберусь. Нет, уж лучше тут.

– Что же с вами будет, когда построят поселок? – осторожно спросила я.