Наталья Александрова - Цветок фикуса Страница 45

Из дальнего конца квартиры доносились два голоса: мужчина и женщина о чем-то спорили или ссорились… значит, Настя еще жива! Она еще борется за свою жизнь! Если бы у нее на голове был мешок, она не могла бы издать ни звука…

Надежда бросилась на голоса, Стас, тяжело топая, мчался следом.

– Куда вы? – пропыхтел он, нагоняя Надежду Николаевну. – Пропустите меня вперед, он очень опасен!

Стас оттолкнул Надежду, рванул дверь – они влетели в просторную кухню.

Там никого не было. Два голоса, мужской и женский, продолжали бурно ссориться.

Надежда Николаевна схватилась за сердце.

Она узнала эту ссору. Узнала эти интонации, да и сам текст был ей прекрасно знаком.

И тут же, подтверждая ее догадку, голос диктора произнес:

– Вы слушаете передачу «Театр у микрофона». Сегодня в нашей программе пьеса Шекспира «Укрощение строптивой» в постановке Новосибирского драматического театра…

Рядом с дверью на низеньком столике стоял включенный репродуктор.

– Блин! – завопил Стас, вертясь волчком и оглядывая все углы. – Где же они?

– Во всяком случае, не здесь! – Надежда выключила радио, и в квартире наступила гнетущая тишина.

За следующие две минуты они обежали все комнаты.

В квартире не было ни души.

Встретившись в прихожей, засыпанной осколками разбитого зеркала, Надежда и Стас переглянулись.

– Перехитрил, гад! – выдохнул Стас. – Опять уйдет!

– Самое ужасное, что он успеет убить Настю! – пробормотала Надежда.

До конца рабочего дня оставалось полтора часа.

Настя машинально работала, развешивала конфеты, красиво упаковывала их, улыбалась покупателям.

На душе у нее было неспокойно.

Из головы не выходила та странная женщина, которая зашла сегодня в салон и пыталась предупредить ее об опасности. Она сказала, с Таней Ермаковой случилось несчастье…

Настя вспомнила, что уже недели две не разговаривала с Татьяной, даже не перезванивалась с ней. Надо будет непременно позвонить, убедиться, что у нее все в порядке.

Покупатели, как назло, шли сплошным потоком, не оставляя ни минуты свободной.

Но та женщина говорила также про Лену Серебровскую… Про Лену Настя слышала, с ней действительно случилось что-то ужасное. Неужели в словах этой странной женщины есть доля правды? Да не может быть, просто многие слышали об убийстве Серебровской и выдумывают теперь всякие ужасы…

Хотя откуда та женщина могла знать, что Настя знакома с Татьяной и Леной?

– Настя, – окликнула ее хозяйка, – поступил срочный заказ, детский праздник на улице Римского-Корсакова. Собирайся, поедешь прямо сейчас. Марина тебя заменит.

– Да, но у меня встреча после работы… – начала Настя, но Ангелина Васильевна перебила ее:

– Тебе деньги нужны?

– Нужны, – вздохнула Настя.

Деньги ей были нужны всегда, в этом Ангелина права. А сейчас они были особенно нужны, потому что Дениске выписали дорогущее австрийское лекарство, которое должно укрепить его слабые сосуды…

– Хорошо, Ангелина Васильевна, – проговорила Настя и отправилась в подсобку переодеваться.

Игорь уже дожидался ее в кабине микроавтобуса.

Настя села рядом с ним, откинулась на мягкое сиденье, чтобы отдохнуть хотя бы полчаса, перед тем как снова приступить к работе…

Настя любила детские праздники, поскольку заканчивались они пораньше, чем корпоративные вечеринки, но иногда здоровые, веселые, шумные дети из обеспеченных семей заставляли задумываться о том, чего лишен ее Дениска.

«Ничего, – думала Настя, прикрыв глаза, – может быть, это лекарство поможет, и у нас тоже все будет в порядке…»

Игорь, как все водители, обожал какие-то полублатные песни, и сейчас из динамиков лился хриплый нетрезвый голос, который с надрывной тоской пел о Владимирском централе.

Наконец машина остановилась.

– Ты уверен, что это здесь? – Настя оглядела старый дом, в котором светилось всего несколько окон.

– Адрес этот. – Игорь пожал плечами, сверился с накладной. – Только никто не встречает…

– Я поднимусь в квартиру, уточню, чтобы зря не таскать оборудование, – предложила Настя.

Игорь в ответ проворчал что-то нечленораздельное.

Она вошла в подъезд, удивившись, что тот не закрыт ни на домофон, ни на кодовый замок.

Внутри было темно, только откуда-то с верхних этажей сочился слабый желтоватый свет, едва освещающий ступени лестницы. Настя зябко передернула плечами и начала восхождение.

Как она и опасалась, квартиры в этом доме располагались не по порядку: на первом этаже были вторая и почему-то двенадцатая, на втором – четвертая и седьмая. Поэтому каждый номер приходилось долго разглядывать, чтобы не пропустить квартиру заказчиков. Настя привстала на цыпочки, всматриваясь в очередной номер, когда за спиной у нее послышались шаги.

– Скажите, какая это квартира? – спросила она, медленно поворачиваясь.

Ответа она не услышала – на ее голову обрушился удар, и Настя провалилась в бездонную темноту. В темноту без звуков, без прикосновений.

Через какое-то время из этой темноты проступило первое ощущение.

Лучше бы его не было!

Это была боль.

Болела голова от удара, и еще почему-то болели запястья и щиколотки.

Настя застонала, пошевелилась и приоткрыла глаза.

В первый момент свет показался ей ослепительным, и она снова зажмурилась. Однако прятаться от действительности было не в ее правилах, и, немного выждав, Настя снова открыла глаза.

На этот раз ей удалось разглядеть окружающее.

То есть разглядела-то она не очень много – настольную лампу, полупустую комнату и внимательно наблюдающего за ней молодого мужчину.

Мужчина был бы довольно привлекательным, даже, пожалуй, красивым, и шрам на левой щеке нисколько не портил его. Портило его другое – выражение лица.

Его лицо было самоуверенным, безжалостным и одновременно испуганным. Словно он чего-то боялся и хотел передать этот свой страх другим, как будто это избавило бы от страха его самого.

И еще это лицо показалось Насте смутно знакомым. Кажется, она несколько раз видела этого человека в последние дни, он мелькал среди уличной толпы, пристально смотрел на нее из ресторанного зала… но не только это.

Она видела его когда-то давно, очень давно.

Когда он еще не был таким взрослым, да и она сама была совсем девчонкой.

Настя пошевелилась, попробовала устроиться поудобнее и только тогда поняла, почему болят ее запястья и щиколотки.

Она была туго связана по рукам и ногам толстой бельевой веревкой. Руки, кроме того, были накрепко привязаны к подлокотникам тяжелого старинного кресла.

– Кто… кто вы? – непослушным, охрипшим голосом спросила Настя. – Что вам от меня нужно?

Он ничего не ответил, только внимательно разглядывал ее, словно пытаясь узнать после долгого расставания.

– Вы, наверное, с кем-то меня перепутали… – проговорила девушка. – Я не представляю для вас никакого интереса… у меня нет денег…

– Нет, я тебя ни с кем не перепутал, – отозвался наконец мужчина. Голос его оказался приятным – мягкий бархатистый баритон. Такой голос должен вызывать доверие. – Я тебя узнал, – продолжил он, – и мне кажется, ты тоже меня узнала…

И тут Настя действительно вспомнила, где она раньше видела это лицо.

С тех пор прошло примерно пятнадцать лет. Они, пять девочек, ехали в прокаленном солнцем поезде. За окнами проносились бесконечные выгоревшие степи, скучные сонные полустанки, пропыленные рабочие поселки. Поезд шел долго, бесконечно долго. Девочки болтали, смеялись, пели. Пели они хорошо – ведь они впятером составляли детский вокальный ансамбль «Звездочка». Пять девочек, пять лучей звездочки – Эля Маленко, Таня Ермакова, Лена Серебровская, Маша Чонишвили и она, Настя Рубинина. В составе этого ансамбля они ездили на фестиваль детских самодеятельных ансамблей, который Гостелерадио проводило в крупном сибирском городе. Удачно выступив на фестивале, «Звездочка» возвращалась домой, в Петербург. Сопровождала девочек славная немолодая женщина Варвара Степановна, сотрудница петербургского радио.

Дорога была долгая, но они не скучали.

Особенно после того, как познакомились с двумя мальчиками из соседнего вагона. Мальчики были года на два старше их и ехали тоже в Петербург. Таня Ермакова, кажется, даже успела влюбиться в одного из них… как же его звали? Юра! А второй – Сережа… вот и имена всплыли в памяти…

Пятнадцать лет отмотались назад, как выцветшая пленка кинохроники, и Настя узнала это лицо. Сквозь взрослые, самоуверенные черты проступила мальчишеская растерянность, неуверенный, беспомощный взгляд…

– Сережа! – удивленно проговорила Настя. – Это… это ты?

– Узнала! – проговорил он с тяжелым вздохом. – Этого-то я и боялся! Ну, что поделаешь! Ты сама во всем виновата…

– В чем виновата, Сережа? – удивленно проговорила девушка. – Что ты делаешь? Зачем… зачем ты это делаешь?