Джинн из консервной банки - Дарья Александровна Калинина Страница 47

– Павел Степанович! – непритворно обрадовался Арсений. – Заходите, дорогой вы наш!

Старик сделал пару неуверенных шагов. За ним по пятам вошел один из помощников Арсения. То ли шел к Арсению, то ли привел Павла Степановича.

Оглядевшись, старый учитель с удивлением задержал взгляд на косматом мужчине, даже хотел что-то сказать, но передумал и повернулся к Арсению, который как раз в этот момент придвигал ему самый лучший и удобный стул и вообще вел себя как гостеприимный хозяин.

– Да, да, – растерянно сказал старик. – Спасибо за приглашение. Но я не совсем понимаю, зачем меня сюда привели. Я уже рассказал все, что знал.

– Так мы же за это время поймали убийцу Михаила и Тамары!

– Что вы говорите? – изумился Павел Степанович. – Как быстро обернулись! Молодцы! Поздравляю вас. Но при чем тут я?

– Мы хотим, чтобы вы тоже присутствовали при его разоблачении. Вы столько помогали нам, уж такую малость мы для вас можем сделать.

Павел Степанович присел на предложенный ему стул, но вид у него по-прежнему был слегка недоумевающий. Кажется, он предпочел бы обойтись без такой чести. И время от времени ерзал на стуле, косясь в сторону косматого.

Арсений заметил, что старому учителю доставляет дискомфорт вся эта ситуация. Он что-то шепнул одному из своих подчиненных, и косматого мужика вывели из кабинета.

Как только он ушел, Павел Степанович вздохнул заметно свободней.

Арсений тоже повеселел и продолжил рассказывать дальше.

– Итак, – произнес он, – ситуация для Михаила и Веры складывалась поистине катастрофическая. Им нужно было демонстрировать ребенка, а ребенка у них отныне не было. И замена никак не находилась. Тем летом они объездили многие детские дома, присматривая для себя подходящую малышку. Наконец им улыбнулась удача. Они нашли очень похожую внешне девочку, круглую сироту, которая к тому же страдала потерей памяти и не помнила своих настоящих родителей. Это был шанс, который Михаил с Верой не могли упустить. Неизвестно, сколько они заплатили заведующей детского дома, чтобы сиротка Агнешка стала бы их дочкой Полиной, наверное очень много, но дело того стоило. Теперь у них имелась новая доченька, вот только не слишком похожая на предыдущую. От чужих глаз ребенка отправили к Тамаре, где девочка провела целых четыре года. За это время знакомые Михаила и Веры основательно подзабыли, как выглядит ребенок. И когда Полина вернулась в отчий дом, все они дружно признали девочку, и ни у кого даже не зародилось сомнений, что это какой-то совсем другой ребенок. И хотя новая Полина была очень тихой и незаметной, когда прежняя была энергичной и даже шумной, изменения в характере поведения девочки все списали на ее затяжную болезнь и долгое выздоровление.

– Ловко! – отреагировал кто-то из полицейских. – То есть они подменили одного ребенка на другого, чтобы продолжать получать выплаты, которые причитались девчонке?

– Совершенно верно. Также они учли свои прежние ошибки, допущенные ими в воспитании первой девочки. И новую воспитанницу с первого же дня взяли в ежовые рукавицы. Никакого баловства, никакого поощрения, никаких похвал, улыбок или поцелуев, только жесткая муштра, учеба и помощь по дому. Боюсь, что они несколько увлеклись и переусердствовали. А возможно, понимая, что перед ними чужая девочка, они просто вымещали на ней то раздражение, которое накопилось в них с годами. И все же они заботились о ее здоровье, понимая, на ком основывается их материальное благополучие. И все было бы ничего, новая девочка оказалась кроткой и миролюбивой, но был один момент. Потерей памяти она отнюдь не страдала! И прекрасно помнила свою прежнюю семью, родных и места, где они жили. И когда до Михаила с Верой дошла эта информация, его едва не хватил инфаркт. Вера также была в панике. Их приемная дочь нашла свою родную семью. Она общается с ними. Бывает у них в гостях. И то, что об этом узнают те, кто надзирал за жизнью девочки, «родители» даже не сомневались. Вопрос был только в том, как скоро они об этом узнают. И что предпримут, когда узнают. В том, что с процентами по счетам можно будет проститься, Михаил даже не сомневался. Да с ними и так пришлось бы проститься. В завещании Леонарда оговаривалось, что пользоваться процентами Михаил с Тамарой могут лишь до двадцатилетия дочери. А Полине уже исполнилось девятнадцать. Еще год – и конец сытой и безбедной жизни для Михаила, Веры и Тамары. И все! Дальше они должны были отойти в сторонку и молча наблюдать, как их дочурка весело транжирит свои денежки, доступа к которым у них отныне не будет. В своем желании воспитать вторую дочку лучше, нежели это у них получилось с первой, они слишком перегнули палку. И Полина к своим приемным родителям не питала ни малейших теплых чувств. Да еще память так не вовремя вернулась к ней, и девочка знала, что Михаил с Верой ей чужие. Чужие недобрые люди, которые много лет подряд весьма сурово обращались с ней. Нет, надеяться на снисхождение дочери было нечего. Вера сразу сказала, что она не желает оставаться и ждать у моря погоды. Собрала вещи и улетела в теплые края, где собирается жить на те средства, которые успела припрятать за годы своего «материнства». С ней мы пообщались, назад женщина не собирается, она полностью вышла из игры. Но у Михаила оставался еще один припрятанный в рукаве козырь, которым он надеялся воспользоваться.

– И что за козырь?

– Дело в том, что сам Леонард был человеком в жизни повидавшим многое. Он не питал иллюзий насчет надежности того или иного банка или даже всей банковской структуры в целом. Переживший не один дефолт и вместе со всей страной крах прежней системы, он прекрасно понимал: свои накопления глупо доверять только лишь банкам. Всегда нужно иметь заначку, которую можно распотрошить в случае, если все банки в стране разорятся в одночасье. Такая заначка имелась у него в масштабах, соответствующих размаху его личности. Где-то в стенах своего особняка он соорудил тайник, в котором хранилась его казна. Деньги на счетах в банке, открытых на имя его дочери, были ничем по сравнению с тем богатством, которое хранилось там. Все это также должно было достаться девочке в день, когда той исполнилось бы двадцать лет. И Михаил считал это несправедливым.

– Но что он мог предпринять? Или он знал, где находится тайник?

– В том-то и дело, что точно он еще не знал, но догадывался.

– Еще не знал? То есть мог узнать?

– Каждый год