Ольга Степнова - Пляж острых ощущений Страница 48

— Чем он тебя ударил? Что у него в руках было?!

— Элка, я бездарная сволочь, но я не видела… Я только глаза его видела… растерянные, испуганные, несчастные…

— У тебя же элекрошокер!

— Я забыла. Я забыла про этот чертов электрошокер. Я в туалет хотела…

— Бэлка, тебе в больницу не надо?

— Нет. Меньше всего мне надо в больницу. Мне и туалет-то уже не надо… Элка, у него совсем… совсем не злодейские глаза. Он когда увидел вблизи, что я не Юлиана, что поролон у меня на башке, испугался, сказал «Извините!» и… побежал… помчался, туда, через скверик, а за ним вдруг какая-то баба помчалась. Откуда она взялась? Как из-под земли выросла. Элка, он не стал меня добивать! Он сказал: «Извините». Разве убийцы когда-нибудь извиняются перед жертвами? Разве извиняются, Элка?! И потом, глаза…

— Заткнись, — попросила я Бэлку.

— …глаза раненой собаки. Я собак боюсь, не люблю я собак, но… такую, такую я бы пожалела, обогрела, накормила, погладила… Жаль, что этот парень преступник!

— Нет, Бэлка, тебе все-таки надо в больницу! На Красногвардейской есть отличная клиника!

— Элка, разве убийцы извиняются? Элка, если бы он был насильником, я бы ему отдалась. — Бэлка снова пощупала на своей голове поролон.

Я нашарила на траве шляпу-клумбу и надела ее на себя. Нужно будет отдать ее Юлиане, небось, стоит бешеных денег.

К нам подошла Анна. Она плюхнулась на землю рядом с нами и с трудом перевела дух.

— Ушел, — выдохнула она. — Какого-то кренделя на иномарке тормознул и ушел!

— Спасибо, Анна, — сказала я. — Откуда ты тут взялась?

— А-а, — безнадежно махнула рукой Анна, — на работе скука, дома пусто и одиноко. Решила, дай, за Гавичером пойду, он все равно ни на что не годится. В общем… в кустах я сидела, в засаде. Тренированный этот гад оказался. Лучше меня бегает, а у меня разряд… Если бы догнала, не ушел бы, потому что у меня еще и черный пояс по каратэ… Э-эх! — снова махнула она рукой.

— Такие глаза… — пробормотала Бэлка. — Если бы я встретила его в автобусе… Я думала, Элка, что второго Бизона в природе существовать не может!

— О чем это она? — спросила у меня Анна.

— Да травма у нее. Черепно-мозговая, — отмахнулась я.

— А где Гавичер? — Анна огляделась по сторонам.

— Спит, прислонившись к дереву.

— Это он может! — понимающе кивнула Анна. — Нет, все, ухожу работать в турфирму. У них работы невпроворот, начальство не пьет, обеды за счет фирмы и подниматься всего на второй этаж!

— Какие глаза… А главное — что значит «извините»? — бормотала Шарова.

Мы сидели на теплой земле, словно устроили тут невинный, милый девичник. В стороне грохотал салют, в небо то и дело взлетали причудливой формы букеты разноцветных огней. Шарова здорово потратилась на эту шикарную вечеринку. Только проку от этого не было никакого.

Я сняла с головы глупую шляпу и нацепила ее на Бэлку, прикрыв искусственной клумбой жуткий поролон на ее затылке.

Когда Бэлка уже сидела за рулем своего «Мерса», а я занесла ногу над мотоциклом, словно из-под земли возник Михальянц. Он материализовался, соткался из воздуха, как тогда, в «Эге-гее». Похоже, это было его исключительное умение — появляться неожиданно и непонятно откуда.

Михальянц возник рядом со мной, улыбнулся и светским тоном спросил:

— Я так понял, что задуманное вами не удалось?

У меня не было никакого желания с ним общаться, поэтому я натянула шлем, опустила забрало и хотела завести мотоцикл, но он вдруг дотронулся до моей руки и сказал:

— Стойте! Элла, у меня профессиональная фотокамера с функцией увеличения и режимом ночной съемки. — Он указал на болтавшийся у него на плече большой фотоаппарат. — Я не рискнул вмешиваться в ваши дела, но сделал несколько снимков с увеличением того человека, который убегал через дорогу. Если вы скажете мне свой электронный адрес, то я перешлю вам фотографии по электронной почте. Может, они вам чем-то помогут.

Я удивилась, но подняла забрало и продиктовала адрес. Мой ноутбук болтался в квартире Сазона, и при необходимости я могла им воспользоваться.

— Элка, мы едем?! — заорала Шарова.

Она уже очухалось от произошедшего и готова была вжарить под двести по загородной трассе к своему особняку.

— Сейчас! — крикнула я ей и обратилась к красавчику: — Спасибо, Засранец, как там вас по батюшке?.. — Я почти расчувствовалась от его бескорыстного участия к моим проблемам.

— Вы удивительная, смелая, умная, красивая девушка, — вздохнул Михальянц. — Вы, кажется, были замужем за внуком Сазона Сазонова? Шансов рядом с ним у меня не было бы никаких. Но ведь, кажется, он погиб? Как вы думаете, Сазон будет не сильно против, если я приглашу вас побродить по вечернему городу? — Он блестел в темноте своими темными глазами и белел тонким, породистым лицом. Он смутил меня и удивил, этот самый скандальный в городе репортер, самой желтой в мире газеты.

— Вы же вроде бы, того… эге-гей? — рассмеялась я.

— Да нет, напротив! — Он тоже расхохотался. — Я ого-го!! И, кстати, зовут меня Златослав! Но мой папа все равно давал загсу взятку, чтобы меня так записали. А Засранца я придумал в приступе самокритичности. То, чем я зарабатываю на хлеб… ну, вы понимаете.

— Понимаю, — кивнула я. Он отчаянно смущал меня новым имиджем тонкого, влюбленного, порядочного парня. — Понимаю! Только, знаете, я совсем не ощущаю себя вдовой. Мне кажется, что Глеб вот-вот вернется. А мои предчувствия меня никогда не обманывают. Так что побродите по вечернему городу в компании своей фотокамеры!

— Элка!!! — Бэлка клаксоном исполнила истерический марш.

Я завела коня, газанула, рванула с места. Но не проехав и десяти метров, развернулась и, притормозив рядом с Михальянцем, крикнула:

— Златослав! Чтобы сегодняшний вечер не пропал для вас даром, сходите со своей фотокамерой во-он к тому дубу! Там самый известный и дорогой в городе детектив заснул без штанов при задержании опасного преступника! Удачи! Надеюсь, утренний выпуск «Болтушки» будет самым забойным!

Вот теперь я могу уехать.

Михальянц элегически помахал вслед мне рукой.

Разговор с Бизоном получился тяжелым.

Тяжелее разговора у меня в жизни не было.

Я не могла утаить от него то, что произошло, поэтому, крикнув Бэлке на трассе «Созвонимся!», помчалась домой. Я поднялась на второй этаж, открыла дверь нашей комнаты и выложила ему все прямо с порога.

— Элка, — он схватился за голову и сел на диван, — ты идиотка.

— Да, — согласилась я, хотя не в моих правилах было с ним соглашаться в таких вещах.

— Ты понимаешь, что теперь этот урод носа не высунет?! Он затаится, уедет в подполье, растворится, уедет из города, из страны, наконец! А для меня это катастрофа!

— Понимаю, — кивнула я.

— Мне придется отсидеть за него.

— Нет! — крикнула я и заревела.

— Да. — Он встал и одел рубашку.

— Ты куда? — Слезы намочили стекла очков и мне пришлось снять их.

— Ты не должна была это делать втайне от меня! В конце концов, вместо Гавичера и Анны ты должна была позвать меня, чтобы задержать молоточника! Или Сазона!

— Но ты бы не разрешил сделать из Бэлки подсадную утку!!

— Не разрешил бы, — согласился он.

— А Сазон пригнал бы туда целое вооруженное войско! Он спугнул бы молоточника. Шум, гам, перестрелка, тихо не получилось бы!

— Не получилось бы, — он вдруг засмеялся. — Еще бы и их с Мальцевым посадили.

— Если бы Гавичер не напился… — пробормотала я.

— Если бы, да кабы… — Он взял мои очки, протер стекла подолом своей рубашки и нацепил мне их на нос.

— Михальянц пообещал выслать мне увеличенные фотографии преступника, — всхлипнула я.

— К черту Михальянца. К черту его фотографии.

— Что ты собираешься делать?

— Элка, я больше так жить не могу.

Все-таки он это сказал!

— Выход у меня только один, Элка.

— Нет! Я пойду сейчас к Юлиане, я буду ползать перед ней на коленях, я буду лизать ей пятки, я буду умолять ее, уговаривать…

— Я не позволю тебе этого сделать. — Он взял меня за подбородок, заглянул в глаза и сказал:

— Прости, Элка!

И ушел, хлопнув дверью.

Или это сквозняк так ей распорядился?!

Я села на пол и тихонько завыла.

Бизон

Я шел по вечернему городу и пытался впрок насладиться свежим воздухом, теплым вечером и свободой.

Сначала я хотел взять такси, но потом подумал: это глупо — ехать в тюрьму на такси.

И я пошел пешком, меряя шагами улочки, переулки, проспекты.

Мой родной город жил вечерней, привычной, беззаботной, немного распутной жизнью, а я… я шел садиться в тюрьму.

У отделения милиции я присел на скамейку и отдышался. Ребра еще болели, хоть я и пил обезболивающее, и голова болела, и было трудно дышать полной грудью. Может, меня определят не в камеру, а в больницу? Ведь есть же в тюрьме какая-нибудь больница? А пока симпатичные медсестры будут меня лечить — колоть и поить таблетками, что-нибудь прояснится и… настоящего убийцу найдут.