Елена Колина - Наивны наши тайны Страница 48

Так вот, если с центральной улицы у моста повернуть налево и пройти сто метров — как будто попадешь в другой мир. То есть, если живешь в Петербурге, кажется, что это другой мир, а если в городке, то очень даже не другой, а самый обычный мир: окоселые домишки (Катя так и сказала — окоселые, а не покосившиеся), грязь вековая, заборы поломанные, окна заколоченные. В их с мамой домике было самое красивое окно — там висела кружевная занавеска с незаметной дыркой в левом углу и стоял горшочек с геранью.

— А моя мама была святая, — без нажима сказала Катя, как говорят о самых обычных вещах.

Мама работала в музее, занималась... Катя забыла, как точно называлась ее тема, что-то про историю городка и собора. Отпуск мама проводила в монастыре, помогала косить, за цветами ухаживала.

Заунывная хлюпающая, чпок-чпок, грязь осенью, жаркий запах горелых семечек летом, мама все это любила. Но что же делать, если она была святая, а Катя — нет, не святая.

Нормальная, как все, не хуже, к примеру, Мариши... Как все это можно было любить? Кате хотелось жить где-нибудь в другом месте — в Москве, в Париже, во Владимире — все-таки районный центр — все равно где. А в городок приезжать на каникулы. В городке Юрьеве-Польском Катя чувствовала себя в точности тем старым мастером, что поместил вымышленного слона в центр барельефа. Мастер никогда не видел слона, а она никогда не видела ничего, кроме своего родного городка, и не хотела, чтобы жизнь была для нее частично настоящей, частично вымышленной, как слон: с взаправдашним хоботом, но мохнатый.

Мама умерла, Катя закончила школу — это произошло почти одновременно.

А рядом с домиком с геранью на окне стоял еще один такой же (впрочем, почему стоял, от того, что Катя уехала, он никуда не делся). На домике была вывеска «Институт менеджмента».

— Я не хотела учиться в институте менеджмента в соседнем окоселом домишке, разве это преступление? — горячо проговорила Катя.

При слове «преступление» по всем, кто находился в гостиной, пробежала неприятная дрожь.

— Теперь ты сможешь учиться где хочешь, — успокаивающе ответил Игорь.

И Таня кивнула, мол, да, сможешь, где хочешь...

И Кирочка улыбнулась Кате, и даже Мариша посматривала на нее с жалостью — наверное, представляла, какие там, в Юрьеве-Польском, ужасные магазины.

Катя некрасиво сморщилась и вытерла кулаком глаза. И вдруг стало заметно, что она еще даже не девушка, а ребенок, и, может быть, поэтому у нее все еще по-ребячьи неизящная фигура и большие ноги. Словом, пока она не самая симпатичная на свете, но вырастет и обязательно станет лучше.

— Я... мама мне все рассказала. Она вообще мне все рассказывала про себя, у нас с ней никаких секретов не было...

— Ну, что еще? — зло спросила Лариса. — У Кирилла есть еще одна дочь, внучка, соавтор? Или Кирилл на самом деле женщина?.. Говори уже, сил никаких нет!..

— Моя мама была святая, — повторила Катя.

Молодость мамы была веселая. Училась в Ленинграде — поступила в Институт культуры как медалистка (ленинградцы говорили «Кулек», а она всегда полностью — Институт культуры), и у них была такая славная компания, все из разных институтов и все ленинградцы, только она одна иногородняя. И вот, когда подошло распределение, друзья решили ей помочь.

Отправились в ЗАГС всей компанией — мама и пятеро мальчиков. У кого-то из мальчиков в ЗАГСе работала подружка. Мальчики сложили паспорта в кучу, перетасовали их, как карты, и мама держала их веером. Подружка — работница ЗАГСа вытянула чей-то паспорт, как

карту, — и за того мама и вышла замуж. Формально, для прописки, понимаете? Ей поставили штамп в паспорте: «Зарегистрирован брак с гражданином Ракитиным Кириллом Борисовичем». Так мама оказалась замужем.

— Я что-то такое припоминаю, — неуверенно произнес Игорь. — Это была просто шутка...

Игорь действительно вспомнил. Его паспорт тоже был среди паспортов, сложенных веером, словно карты. Они тогда договорились — никто не будет знать, чей паспорт вытянут и унесут, а потом принесут и снова сложат в стопку. Это Кирилл придумал. Не ставить штамп в паспорт, якобы просто по забывчивости, — это тоже придумал Кирилл. Сказал что-то вроде того, что он, гражданин Ракитин, считает, что любое человеколюбие имеет свои пределы.

— А саму девушку я уже не помню, — сказал Игорь и тут же тактично добавил: — Она была очень славная...

— Я же говорю, Кирилл так меня любил, что ему было все равно, на ком жениться, — вдруг горячо сказала Таня, — все эти формальности не для тех, чьи души живут в саду неземной любви...

Катя пожала плечами.

...Но мама все равно потом уехала домой, в ЮрьевПольской. Полюбила в Питере одного человека, а человек этот был женат. И она уехала домой, и там, в городке, Катя родилась. А в метрике у Кати написано: «Отец — Ракитин К Б.» Ребенка записывают, не спрашивая мать, — по штампу о браке.

— Но мы даже адреса его не знали. А когда мама умерла, я подумала, может, он мне поможет...

Катя не собиралась никого обманывать. Она нашла питерский адрес по справке, написала письмо и уже перестала ждать, когда пришел ответ. Кирилл писал, что да, он помнит эту историю, это была шутка. Но она может приехать, он что-нибудь для нее придумает. Прислал адрес. У нее есть конверт, она может показать.

— Девочка тянется к культуре, — горячо сказала Аврора. — Кто твой любимый художник?

— Шишкин?.. — неуверенно протянула Катя. — Мишки там всякие...

— Ты у меня быстро полюбишь все, что нужно! Я тебе покажу! — грозно пообещала Аврора особым голосом. Она подозревала, что Катя видела «Мишек в лесу» только на конфетах.

Катя не собиралась обманывать, хитрить, интриговать и притворяться дочерью, и претендовать на наследство она не собиралась. Просто... когда она все поняла, решила немного помолчать, посмотреть, что будет. Она же ничего плохого не сделала, верно? Могла бы и сейчас промолчать, но побоялась — мама бы ее заругала.

— Повезло мне, что твоя мама была святая, — усмехнулась Лариса, разглядывая Катю, впервые без опасения найти в ее лице черты мужа.

Как следует разглядев Катю, она решила, что девушка не вызывает симпатии, даже не будучи дочерью Кирилла. Странная какая-то — будто разуверилась, что ктото о ней позаботится, и решила тихонечко заботиться о себе сама. Казалось бы, нужно пожалеть, а Лариса почему-то не могла преодолеть свое раздражение. Ей было немного стыдно, и от этого она еще больше раздражалась.

— А зачем Кирилл это сделал? — спросила Аврора и сама себе ответила: — Думаю, из благородства, хотел помочь...

— Ему было интересно протянуть свой паспорт. Выпадет или нет — как рулетка. И сразу такой большой секрет — он женат, а никто не знает... — уверенно ответила Лариса.

Она устало прикрыла глаза. Вот уж воистину человексекрет! За столько лет не рассказал, не признался! А может быть, просто не придал значения, забыл? Разве тогда, почти двадцать лет назад, кто-нибудь мог подумать о будущих детях, каком-то наследстве, о словах «миллион долларов», «нотариус», «завещание» — все это было как пьеса из иностранной жизни.

Игорь улыбался — чем-то эта история была ему приятна. Кир Крутой, тщательно продумывающий каждый свой шаг, давно уже заслонил Кирилла Ракитина, у которого была обычная непредусмотрительная юность, было мальчишеское бахвальство, когда ничего нет слаще, чем вместе со всеми сделать глупость. Тогда, в двадцать лет, эта история с паспортами не казалась глупостью, а наоборот, поступком, — помочь, спасти...

А теперь эта нелепая, неизвестно откуда возникшая «законная дочь» почему-то уравняла его с Кириллом — вот так, не он один совершал нелепые поступки. И не он один расплачивается за свои поступки, Кирилл тоже сполна расплатился — его смерти сопутствует что-то, очень напоминающее иронический детектив...

— Кстати, дорогая Аврора, а как же мокрое пятно на полу? И не меня ли вы случайно подозревали?.. — любезно поинтересовался Игорь, и все засмеялись. Чувствовали они себя сейчас как дети, которым неожиданно удалось избежать наказания.

— Я... нет... собственно, да, немного подозревала... — призналась Аврора.

— Благодарю, — раскланялся Игорь.

— Но не только вас, то есть не совсем... у меня для всех были разные стройные версии, спросите у Риты... А кстати, где же она? Наверное, предчувствовала мой позор, вот и сбежала...

Риты действительно давно уже не было с ними, с тех пор, как она по-школьному отпросилась у Авроры в момент кульминации расследования.

Риты не было наверху, Риты не было в гостиной, Риты не было в доме — нигде.

Обнаружил ее Игорь. Он заглянул на маленькую веранду на первом этаже. Веранда была в стороне, ею редко пользовались. Игорь заглянул туда просто для очистки совести, чтобы сказать, что он тщательно обошел весь дом.