Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Страница 5

Сам Боб быстро к группе той охладел — «одни бабы собрались», а Евдокия нашла там подруг и… даже мужа. Серьезных больных, кроме нее, в группе не было. Как съязвил умный Боб, собралась толпа истеричек.

Впрочем, он был не прав. В группу к Лагутину шли не лечиться, к Лагутину шли за помощью в решении жизненно-важных проблем. Простым обывателям представлялось, что психиатр, изучая чужую душу, должен бы научиться манипулировать не только больными, но и здоровыми — вот и пускай передаст мастерство. Ирина хотела наладить отношения с мужем, Майя — облегчить поиск любовников, красавица Ева — сделать карьеру. Евдокия искала только здоровье — хотела конкретного избавления от своего недуга, ломавшего всю ее жизнь. Группа Лагутина несчастных женщин свела.

Ирине было тогда 35, Майе — 30, Еве — 24, а Евдокие всего лишь 16 лет, и все же они подружились: крепко, по-настоящему. Евдокия была застенчива, а подруги — «отвязны», современны и чрезвычайно болтливы. Психиатра Лагутина они заставляли скучать. Заинтересовала его только болезнь Евдокии. Сначала — редкая болезнь, потом — сама Евдокия, в общем-то, тоже редкая, неординарная.

А группа недолго существовала — вскоре распалась. Лагутин понял, что наука не сытно кормит. Он стал чиновником, женился и, быстро сделав карьеру, занял высокий пост. Но и практику Лагутин не бросил: взял лицензию и очень скоро стал модным психоаналитиком — настоящей знаменитостью стал, со всеми атрибутами местной звезды: обзавелся толпой воздыхательниц, не чурался тусовки, охотно интервью раздавал и прочее, прочее…

Такая жизнь несла массу соблазнов, однако перезрелым плейбоем Лагутин себя не считал. Как интеллигент в пятом колене он во всем любил чинность, солидность. Правда, изредка вольности он себе позволял — лишь легкие и невинные, на его мужской вкус. Но внешне все было благопристойно: Лагутин очень любил жену. Настоящей мужской любовью. Он вложил в Евдокию много своей души и любил уже в ней себя. Надежней таких мужских чувств нет никаких, поэтому брак Лагутиных был счастливым и прочным — все о том говорили.

Несмотря на пристрастие к менторству, на дружбу жены со своими бывшими пациентками Лагутин взирал безучастно, не обнаруживая ни отрицания ни одобрения. Но Евдокия прекрасно знала, что бойкую Майку терпеть он не может, рассудительную Ирину считает глупой, а красавицу-Еву — мечтательной фантазеркой, если не врушей.

А какой же ей быть? Артистка, талант, натура тончайшая. Да, Ева склонна приврать, но все эти ее смешные истории о женихах так безобидны. А на этот раз она вообще ничего не придумала.

«Что же мне делать? — глядя как муж уплетает телячьи почки с беконом, спрашивала себя Евдокия. — Ева вполне убедительно объяснила откуда появляются пятна крови: разумеется, их оставляет маньяк. А кто же еще? Но Ленечка скажет, что не было крови, что Ева из тех, кто борется с прозой жизни сочинительством сказок. Скажет, что Ева стремится в центр событий любою ценой».

Осознав, что рассчитывать на помощь мужа не стоит, Евдокия принялась ломать голову чем подруге помочь.

«Не будет мне покоя, — решила она, — если Ева этой ночью одна останется. Придется уговаривать Боба, чтобы он взялся ее охранять, но как ему позвонить? Ленечка глаз с меня не спускает. А, была не была!»

— Ой! — вскрикнула Евдокия. — Ой-ей-ей! Что-то мне плохо!

Лагутин, бросив почки с беконом, с тревогой спросил:

— Что случилось?

— Кажется, меня вырвет! — давясь, сообщила она и беспомощно воззрилась на мужа: — Ленечка, что мне делать?

— Скорей в туалет беги.

— Угу! — Евдокия вскочила и понеслась.

Сломя голову влетев в туалет, она схватила сотовый и на глазах удивленной уборщицы торопливо набрала номер.

Боб откликнулся сразу. Он младшей сестрице обрадовался, но, узнав чего та захотела, воспротивился и разозлился.

— Страшные глупости! — закричал он. — Мало, что эта истеричная Ева крутит тобой, так ты еще хочешь, чтобы и я подписался нянчиться с нею! Нет, не буду! И не проси!

— А что ты скажешь, Боб, если ее этой ночью грохнет маньяк? — всхлипывая, спросила Евдокия и пригрозила: — Я тебе этого не прощу!

Борис рассмеялся:

— Она маньячка сама. У нее глаза сумасшедшие, я еще в группе заметил. Зря твой муж не взялся ее лечить.

— Ленечка говорит, что Ева здорова.

— Он ошибается.

Евдокия сменила тактику.

— Бобик, братик мой дорогой, — спросила она, — ты хочешь со мной поругаться?

Борис не мог терпеть, когда его называли Бобиком — разумеется, он вскипел и нагрубил Евдокии. Она только этого и ждала — мигом зашлась в рыданиях, жалобно приговаривая:

— Я тебя очень люблю, я тебя ласково называю, а ты постоянно орешь на меня. Ты меня напугал. Вот, кажется, приступ от этого начинается. Вот, я икаю уже. Ик! Ик! Ик! — старательно заикала она.

Борис всполошился:

— Не надо, Дуняша, не нервничай, я сделаю все, что ты просишь.

Евдокия прекратила икать и деловито осведомилась:

— Что, прямо сейчас к Еве поедешь?

— Да, брошу все и поеду, — пряча от сестры раздражение, пообещал Борис. — Так и быть, с риском для жизни буду маньячку твою улещать.

— Боб, ты самый лучший! — обрадовалась Евдокия. — Теперь я спокойна!

Она действительно успокоилась: если Борис обещал, значит выполнит — главное вырвать его обещание, а там уж можно не волноваться. Осталось, предупредить Еву.

— Евик, — довольная собой, проворковала она, — больше не надо бояться; к тебе едет Боб.

— Твой Борис? — удивилась Ева. — Зачем он едет ко мне?

— Охранять тебя от маньяка.

— Не смеши, Боба соплей перешибешь. Дуся, какой из него охранник?

Евдокия за брата обиделась:

— Ты не права. Боб немножко худой, но зато очень сильный. Знаешь, какой он накаченный!

— Да ну? Никогда не сказала бы.

— Да-да, он просто высокий и любит одежду просторную, вот и выглядит, словно жердь. Это ты его голого не видала. У Боба очень красивое тело.

Ева немедленно согласилась:

— Что ж, пускай приезжает. Уж лучше с Бобом, чем одной. Не станет же этот маньяк убивать меня при свидетелях, а мужчин он не трогает.

— Вот и чудесно, — обрадовалась Евдокия, — а к утру мы с Леней вернемся, и я сразу к тебе.

— Спасибо, ты настоящий друг, — умилилась Ева, в уме перебирая уже в чем ей встретить Бориса.

«Странно, теперь и я припоминаю, у него действительно красивое тело, — вмиг забыв о маньяке, размышляла она. — И почему я раньше не обращала внимания на брата Дуси? Боб симпатичный и довольно высокий. Короче, будет чем этой ночью заняться…»

А Евдокия, разрешив проблему подруги, хотела вернуться к мужу, но, случайно глянув в окно, она увидала паршивого пса. Голодный, убогий, он прятался в кудрявом самшите под рестораном, жадно вдыхая вкусные запахи и не решась приблизиться к кухне. Опыт прошедших дней псу говорил, что это очень опасно. Пес был расстроен. На его унылой облезлой морде выступили все поражения тяжелой собачьей жизни.

Евдокия поражения эти прочла и прониклась сочувствием. Не задумываясь, она открыла окно и, махнув через подоконник, устремилась к несчастному псу. Пес насторожился и попытался забиться поглубже в кусты, но она оказалась ловчей и преградила ему дорогу. Пес зарычал с вялой угрозой и жалобно заскулил, чем рассмешил Евдокию.

— Ну-ну, дурашка, — ласково прошептала она, погладив его плешивую шерсть своей нежной холеной рукой. — Не трать понапрасну силы. Оголодал. Где же ты раньше был, никудышный? Почему я тебя не видела, не кормила? Некрасивый, да? Никому не нравишься? Прятался, да? Обижали тебя? Людей боишься?

Пес мгновенно пошел на контакт: он вздохнул и лизнул ладонь Евдокии.

«Людей я боюсь, но ты мне мила», — говорили его глаза.

Она все поняла и скомандовала:

— Пошли!

Пес еще раз лизнул ее руку, но идти наотрез отказался: он пятился, отчаянно ввинчиваясь костлявым задом в самшитовые кусты — густые кусты упруго его не пускали.

— Что ж, придется тебя на руках нести, — посетовала Евдокия и, бесстрашно прижав к себе ворчащего пса, помчалась к автостоянке, приговаривая на бегу: — Не бойся, бродяга, там еще гуще растительность. Надежно спрячу тебя, в обиде, бродяга, ты не останешься. Господи, какой же ты легкий! — ужаснулась она и, переполнившись состраданием, чмокнула в лоб паршивого пса.

Просто счастье, что не видел этого психиатр Лагутин — удар бы хватил его. Пес же, ласку учуяв, успокоился и притих. Евдокия определила бедолагу в кусты, что рядом с автостоянкой и, с улыбкой глядя ему в глаза, с нежной строгостью наказала:

— Сиди здесь, не уходи. Я скоро вернусь и тебя накормлю.

Пес ее взгляда не выдержал и смущенно отвел глаза. Но не ушел, остался в кустах. Возвращаясь бегом в ресторан, Евдокия несколько раз на него обернулась и крикнула: