Смертельные объятия - Анна Васильевна Дубчак Страница 5

Пусть так. Он готов был даже познакомиться и с такой девушкой. Тем более что и сам хотел уже создать семью. Он мог бы помочь ей с образованием, сам бы пристрастил ее к чтению, водил бы ее в театр или филармонию, все бы для нее сделал, если бы только почувствовал в ней хорошего человека. Если бы увидел в ней добрую и ласковую девушку, а не нахрапистую, решительную девицу, приехавшую в Москву устраивать свою жизнь.

И что больше всего поражало Матвея в этих особах, что все, как одна, уже очень скоро понимая, что он, хоть и красив, но беден, начинали ему грубить, как-то нехорошо, презрительно подшучивать и даже материться! Особенно резко их поведение начинало меняться, когда они видели, на какой машине он приехал на свидание.

Только одна девушка, вернее даже молодая женщина, мать-одиночка с годовалым ребенком (которого она, придя на свидание, оставила у соседки), поначалу показалась ему вполне приличной и душевной. Вот она действительно много читала и даже сама писала стихи. Увлекалась музыкой, говорила, что играет на гитаре и любит готовить.

Да только перед тем, как расстаться, она попросила подвезти ее в супермаркет, где вместо ожидаемых нормальных продуктов она положила в корзину шесть банок пива.

Матвей предложил ей купить смеси, молоко и фрукты для ребенка, мол, деньги есть, он все оплатит, и тогда она схватила с полки бутылку водки…

Конечно, бывали в его жизни и просто случайные связи, но после проведенной с девушкой ночи у него всегда возникало чувство вины и стойкое желание как можно скорее расстаться и больше никогда ее не видеть. Был по молодости опыт и с проститутками, но все они вызывали в нем чувство гадливости, жалости. После каждой такой встречи он всегда проверялся, здоров ли он, не подцепил ли заразу.

В гигиенических, как он сам считал, целях он встречался с одной сорокалетней замужней женщиной, Соней, работавшей в его компании в отделе кадров. Они встречались два года в снятой Матвеем квартирке неподалеку от офиса по средам и пятницам, и ни одна душа об этой связи не знала. В знак благодарности Матвей платил ей, нисколько при этом не смущаясь и не считая ее проституткой, просто зная, что у нее двое детей и пьющий муж. И очень ценил ее за молчание.

Женщина была молчаливая и очень красивая. Ласковая и покладистая. Единственное, что стало напрягать Матвея, так это все чаще появляющиеся на ее нежном теле синяки от кулаков мужа. Он посоветовал ей развестись (что она и сделала) и выкупил для нее и ее детей квартиру, в которой они и встречались. После чего нашел ей работу в другой фирме, помог обустроиться, и они расстались.

Однако время от времени, очень редко, они все же встречались, в гостинице, и Матвей независимо от количества встреч продолжал регулярно переводить ей деньги.

В какой-то момент Матвей понял, что совсем перестал думать о создании семьи, о женщинах — он с головой ушел в бизнес, часто бывал в длительных командировках, работая на износ и находя все новые и новые перспективные проекты. И остановиться уже не мог. Китай — вот где ему виделось будущее для развития его компании.

И вот накануне крупной сделки, когда светил просто грандиозный проект, в который он собирался вложить большие деньги, он вдруг понял, что с ним что-то не так.

Он перестал есть и спать. Домработница Аля, которая работала у него с тех пор, как он въехал в свой новый дом, все приготовленное ею и нетронутое им с его же разрешения, разумеется, уносила домой — Матвей, вернувшись из Москвы, просто лежал, уставившись в потолок, и к еде не притрагивался.

— Не мое это дело, конечно, — говорила, глядя на него озабоченным взглядом, Аля, коренастая черноволосая смуглая девушка, прижав к груди контейнер, набитый отбивными, и мысленно уже находясь дома, за накрытым столом перед телевизором в предвкушении вкусного дармового ужина, — но так нельзя. Вам, Матвей Евгеньевич, кушать надо. Вы вон как много работаете, совсем себя не жалеете, исхудали совсем, кожа да кости остались. Может, вам доктора вызвать? Может, заболели чем?

— Алевтина, идите уже домой, а я как-нибудь сам разберусь, что мне надо, — отвечал с трудом, не видя смысла вообще что-то произносить, Матвей.

Аля готовила хорошо, да и дом содержался в чистоте, но сама она всем своим видом почему-то вызывала в нем чувство отвращения. Его тошнило, когда он видел ее.

Но потом понял, что дело не в Але, ни в чем не повинной домработнице, а в нем самом. Что его тошнит не от нее, а вообще, от всего, что он видит и осязает. От запаха пищи, мыла, свежевыглаженного белья, даже от аромата цветов в саду! И все потому, постепенно начал понимать он, что все эти запахи были результатом каких-то жизненных процессов, в сущности, это и была сама жизнь.

В доме Аля мыла окна, пылесосила, варила суп, поливала цветы, и во всем этом был смысл, и все производимые ею звуки и заполнявшие пространство запахи были результатом каких-то правильных действий, целью которых были порядок и гармония.

А чем занимался он сам? Что полезного делал? Ну да, работал по-крупному с китайскими бизнесменами, зарабатывал и вкладывал деньги в новые проекты, покупал землю, инвестировал в строительство домов, искал возможность заработать еще больше, и, когда получал большую прибыль, вместо того чтобы, как он мечтал раньше, заняться кино, вложить деньги в экранизацию своего любимого с детства фантастического романа, откладывал это на потом и снова летел в Китай, чтобы заключить новую сделку, купить, к примеру, крупную партию электровелосипедов или, чем он давно планировал заняться, жемчуг.

От собственных идей, причем вполне себе жизнеспособных, прибыльных, у него буквально лопалась голова. Мыслей было так много, и все проекты казались ему вполне себе реальными, просто возьми и сделай, но в какой-то момент, захлебнувшись в водовороте дел, событий, поездок, он понял, что потерял главное, что двигало им, — вкус к жизни.

Он не получал удовольствия ни от вкусной еды, напитков, красивой одежды,