Жена Синей Бороды - Ольга Геннадьевна Володарская Страница 50

Экипаж остановился у ворот. Створки медленно разъехались в стороны, показалась ровная дорога, склады, высокое крыльцо фабрики.

- Вот мы и приехали. - Федор сошел на землю, подал Лизе руку, она безропотно оперлась на нее, но на Егорова не взглянула.

Они поднялись на крыльцо, Федор гордо кивал мужикам, обнажавшим перед ним головы, и уверенно шел вперед, вдоль больших шумящих машин, ведя Лизу за руку, как бывалый лоцман хрупкий парусник. Они ходили по цехам, Егоров показывал ей новейшие станки, рассказывал о процессе, подводил к рассевам и демонстрировал продукт, его сюртук и сапоги испачкались в муке, волосы тоже побелели, но он этого не замечал.

- А это литейный цех, в нем мы изготавливаем из чугуна мелкие детали для мельницы. - Федор горделиво ввел Лизу в небольшое жаркое помещение. - Скоро начнем и крупные, например буксы. Пойдем, механическую мастерскую покажу.

- А где твой кабинет? - неожиданно спросила Лиза.

- На последнем этаже.

Они остановились в коридоре. Девушка посмотрела на узкую лестницу, ведущую наверх, на грузовой лифт и сказала:

- Я хочу посмотреть его.

Федор кивнул и открыл дверь лифта.

Через минуту они стояли в просторном кабинете с огромным окном, через которое беспрепятственно врывалось полуденное солнце, и вся комната (мебель, несгораемый шкаф, обои, портрет Алексея Егорова, висящий над большим письменным столом) купалась в ярком свете.

Лиза прошла к окну, присела на подоконник. Вид у нее был измученный: круги под глазами, тусклый взгляд, бледные щеки, но одета она была в свое лучшее платье, аккуратно причесана, и пахло от нее дивно, ванилью и ландышем.

Лиза прижалась затылком к раме и стала смотреть вдаль. Солнце озарило ее лицо - глаза стали прозрачными, ресницы засеребрились, а ветер разворошил волосы, и тонкие локоны у висков выбились из гладкой прически… Как прекрасна она была в этот миг! Такая воздушная, неземная, призрачная женщина.

Федор смотрел на нее через кабинет, не решаясь подойти. Ему казалось, что, если он приблизится, девушка-дымка растает в воздухе, сольется с солнцем, унесется с ветром. Он любовался ею издали и все еще не мог поверить, что сегодня она станет его.

Лиза все смотрела вдаль. С этой высоты окрестности прекрасно просматривались, и видно было, как река огибает холмистые, поросшие кустарником берега, как ветер гнет верхушки берез, как птицы садятся на золоченый церковный крест.

- В этой церкви мы будем венчаться? - бесцветным голосом спросила Лиза.

- Да.

- Какая она старая, обшарпанная.

- Это не важно. - Федор был так счастлив, так бесконечно счастлив, что… - Я построю новую. Для тебя. Она будет белокаменной, с золотым куполом и самыми лучшими колоколами.

Она не сказала ничего. Так и осталась сидеть, неподвижная, погруженная в неведомые ему думы. В коридоре раздались шаги, Федор выглянул в дверь. Из соседнего кабинета вышел главный инженер Протасов и направился к лестнице.

- Протасов, погоди, мне тебе кой-чего сказать надобно.

Инженер остановился, подобострастно улыбнулся и двинулся к хозяину.

Федор все еще держался одной рукой за дверной косяк, когда обернулся и нашел глазами Лизу.

- Что ты делаешь? - выдохнул он, и его сердце ухнуло в пропасть.

Лиза взобралась на подоконник с ногами. Она стояла во весь рост, касаясь макушкой верхней рамы, руки ее, как плети, висели вдоль тела. Ее хрупкий силуэт был весь облит солнцем.

Он сделал шаг. Холодный пот сбежал по его шее за воротник.

Лиза полуобернулась. Лицо ее стало похоже на карнавальную маску, черную с одной стороны и золотую с другой.

Губы ее раскрылись, и Федор прочитал по ним: «НИКОГДА».

Потом она сделала шаг.

Мелькнули ее тонкие руки, позолоченный затылок, вздувшаяся, как парус, нижняя юбка.

Когда Егоров и Протасов подбежали к окну, она уже лежала на каменистой площадке перед складом. Тело ее было неподвижно, голова неестественно вывернута, а вокруг нее, как страшный нимб, растекся круг алой крови.

Глава 14

Прошло семь лет

В пыльном зеркале, висящем на стене, отражался хмурый седоватый человек с неопрятной бородой. Глаза его, дымчато-серые, смотрели исподлобья, брови были сжаты, а широкие полные плечи ссутулены. Выглядел человек на все сорок, хотя ему не было и тридцати.

Федор махнул рукой своему отражению и отошел. Он и раньше догадывался о том, что сильно постарел, но заглянуть в зеркало и присмотреться к себе повнимательнее ему было недосуг. То на мельницу, то в Балаково, то в столицу, либо же просто носишься по городу, решая спешные дела, а дома падаешь в кровать и проваливаешься в привычные кошмары.

На улице было дождливо, обширные серые лужи разлились по площади, и в них мыли свои неповоротливые лапки откормленные его хлебами голуби. Федор сидел на подоконнике в своем кабинете, в здании конторы, красивом, деревянном, построенном в старорусском стиле, и наблюдал, как к лавке подтягивается народец и отоваривается своим фунтом ржаной, темной муки. Это были погорельцы из соседней деревни, Егоров велел выдать им бесплатно хлебца да крупы, чтоб не померли с голоду. Чуть в сторонке, на ступенях общежития, расселись худые, но жилистые, как дворняги, мужики в потрепанных одеждах, они курили и громко бранились. Это были временные грузчики, понаехавшие из деревень в надежде подзаработать немного, вот и ждали, когда подойдет к причалу баржа и их кликнут ее разгрузить.

Егоров задернул штору и пересел в кресло. Как же он устал! Ни дня отдыха за семь лет. С тех пор, как умерла Лиза. Теперь-то он может себе позволить на миг остановиться, посидеть без дела, а тогда…

Три дня он не выходил из своей комнаты, пока Лиза лежала в гробу. Он не ел, не умывался, пожалуй, и не спал, ибо оцепенение, которое его охватывало, когда организм уставал от бодрствования, было настолько коротким, что ничего, кроме мучений, не приносило. За стенами его убежища было шумно, топали десятки ног, гремели сковородки, слышались тонкие голоса молящихся, но Федор был глух к этому шуму, все его органы чувств скорбели вместе с ним. К двери часто подходил Фома, и Егоров грубо отсылал его, как и Соню, и тетку Лену, и специалиста из ритуального бюро, которому поручил подготовку к похоронам. Пусть все от него отстанут! Он хочет