Дарья Донцова - Фейсконтроль на главную роль Страница 51

– Как тебе удобно, но только уже рассказывай, – попросила я.

Водкина закурила сигарету и голосом человека, приученного выступать перед аудиторией, стала излагать факты.

В год большевистского переворота Панкрату Варваркину исполнилось двадцать семь лет.

Он был холостым мужчиной с хорошим годовым доходом, позволявшим не ходить в присутствие, а спокойно жить в Киряевке и заниматься любимым делом. До революции соседи-дворяне считали Панкрата безобидным чудаком и вполне приличным женихом. Род Варваркиных хоть и не владел большим богатством, но никогда не нищал, сейчас бы Панкрата назвали представителем среднего класса. Многие матушки с удовольствием бы отдали за него одну из своих дочерей, но, увы, как ни старались матроны, успеха не добились. Варваркин жил уединенно, гостей не звал, летом занимался сельским хозяйством, а зимой, когда дворянское общество развлекалось на балах, предпочитал сидеть с книгой у камина. Единственным человеком, с которым его связывала дружба, была Софья Скавронская, странная старая дева, живущая отшельницей в своем родовом поместье.

Назвать Софью ведьмой оеружные аристократы не могли – Скавронская регулярно ходила в церковь. Более того, когда жена местного священника чуть не погибла в родах (доктор не сумел помочь женщине), Софья явилась к матушке и извлекла живого младенца. Еще болтали, что она дала некое снадобье супруге самого богатого человека в округе, многодетной Марии Никольской, и та перестала беременеть. Ни у кого не повернулся язык осудить Скавронскую – Мария имела восемнадцать отпрысков, к своим сорока годам несчастная женщина выглядела старухой. Скавронская была представительницей древнего рода, с ее именем связывали легенду о генерале, похороненном в пещере. Софья никогда не считалась парией, и приди ей в голову идея явиться на вечер в любой дом, даму бы приняли с распростертыми объятиями. Но она предпочитала тишину, поддерживала контакт лишь с Варваркиным. Поместья двух бирюков находились недалеко друг от друга, и никто точно не знал, как часто они общаются. Одно время местные сплетницы чесали языками, обсасывали тему возможной женитьбы Софьи и Панкрата, но потом всем стало неинтересно обсуждать «остывшую» новость и парочку оставили в покое. Чудаки, представители хороших семей, вполне обеспеченные и безобидные люди – вот имидж Варваркина и Скавронской до революции.

Когда Ленин с товарищами совершил переворот, многие думали, что кучка вандалов не сумеет удержать власть. Но через некоторое время стало понятно: большевики зацепились крепко, России предстоят тяжелые времена – война, разруха, голод.

И люди побежали из страны, бросая нажитое имущество, прихватив лишь то, что можно удержать в руках. Было ясно: новая власть не намерена дружить с «бывшими», красные собираются вырезать дворянство под корень, свести на нет как древние, так и просто знатные фамилии. Слова коммунистического гимна звучали пророчески-мрачно: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». В начале двадцатых годов исчез из Киряевки и Панкрат Варваркин:

– Значит, он все же уехал! – отметила я.

Майя раздавила в пепельнице окурок.

– И да, и нет.

– Это как? – изумилась я.

– Варваркин распустил слух о своем побеге во Францию, – продолжала Майя, – а сам тайком перебрался в избу Анфисы Матренкиной, своей горничной. Побег был тщательно подготовлен, Фиса приготовила убежище, где Панкрат мог пересидеть, если к ней вдруг придут с обыском. Барин действовал очень осторожно, и ему помогала Софья Скавронская. Пара перетащила к Матренкиной часть книг Панкрата и любимые им вещи.

– Хочешь сказать, что он прятался в избе Матренкиной?

– Ну да, – кивнула Водкина, – много лет.

– Зачем?

– Странный вопрос! Боялся расстрела. Большинство местных помещиков погибло от рук ЧК.

– Но почему он не уехал?

Майя развела руками.

– Не успел. Границы закрыли, паспорт ему не дали. Бежать нелегально он побоялся, надеялся, что ужас рассосется сам по себе. Панкрат не был человеком решительных действий – совсем не Штольц, хотя и Обломовым [Обломов и Штольц – главные герои книги И. Гончарова «Обломов», два полярных представителя российской интеллигенции. Прим. автора.] его назвать трудно. Варваркин – книжный червь, самым страшным для него было остаться без библиотеки, а Анфиса спасла лучшие издания. Увы, унести из усадьбы все не удалось, часть томов осталась в особняке.

– Сколько же он провел взаперти?

Майя опустила голову.

– Скончался в тысяча девятьсот семьдесят втором году.

– Ничего себе! – ахнула я. – И все это время не выходил из дома?

– Ну, после войны он стал показываться, – пояснила Водкина. – Сейчас известно, как сложилась жизнь бывшего барина.

– И никто не заподозрил неладное? – перебила я.

Майя улыбнулась.

– К Панкрату в деревне хорошо относились. Вероятно, шептались по домам, но не выдали. Когда Анфиса родила Ларису (ее принимала Софья), даже тут люди не заболтали языками. Правда, Фиса сплетни предупредила, весной пошла к председателю сельсовета с жалобой, дескать, у нее в доме останавливались на постой военные и изнасиловали ее, просила найди обидчиков. И в магазине она плакала, жаловалась бабам: «Пустила на ночь, а они вон чего учудили! До тридцати двух лет никто замуж не брал, а теперь, получается, я и вовсе никому не нужна. Что мне делать?» Сельчанки успокаивали Анфису, советовали ей родить, и она послушалась. Поэтому появление на свет Ларисы никого не озадачило, девчонку записали Матренкиной, отчество дали по председателю. К Ларисе в Киряевке хорошо относились, девочку никогда не дразнили безотцовщиной.

– Варваркину на момент рождения дочери исполнилось сорок два года!

– И что? Мужчина способен к оплодотворению до ста лет. Анфиса была много моложе Панкрата. Конечно, она рожала первого ребенка уже в зрелом возрасте, но Софья Скавронская постаралась, помогла ей и во время беременности, и при родах. Слушай дальше. В сорок четвертом году к Анфисе в избу попросился беженец, Архип Николаев. Матренкина пригрела дядьку и впоследствии вышла за него замуж.

– Панкрат легализовался! – догадалась я.

– Верно, – согласилась Майя. – Некий Николаев у Матренкиной и правда заночевал, но вот беда, к утру умер. Анфиса живо сообразила, какой шанс послал ей Бог. Они с Ларисой тайком зарыли усопшего в лесу. Его похороны – самое яркое впечатление двенадцатилетней Лары, она до сих пор не способна забыть, как они с мамой копали могилу, а потом на тачке везли тело.

– Да уж! – вздрогнула я. – Подобное из памяти не вытравишь. Варваркин получил настоящий паспорт, начал выходить днем. И что, его не узнали?

Майя поманила официантку и заказала еще чаю.

– Нет, – сказала она после того, как девушка ушла, – Панкрат спрятался у Анфисы, будучи молодым еще человеком, а стал седым, обрюзглым мужчиной, перешагнувшим пятидесятилетний рубеж. Учти еще, что большинство киряевцев ушло на фронт и погибло, женщины состарились, для тех же, кто появился на свет в середине двадцатых и не попал под мобилизацию, Панкрат Варваркин, как Илья Муромец, жил или не жил – непонятно, доисторическая эпоха. Да он особо по деревне и не ходил, с людьми не общался, больше во дворике на лавочке сидел.

– Откуда ты знаешь историю Варваркина?

Водкина вздохнула.

– Софья рассказала. Она меня очень любила, считала роднее Ники. Та к бабушке после смерти матери стала не очень хорошо относиться: Но это неинтересно. Скавронская записку написала и меня к Ларисе отправила, попросила: «Познакомься с Матренкиной, Лара интересный человек. Я вроде как за Ларису ответственна, обещала Панкрату за дочерью его приглядеть и помогала ей. Но сейчас мне уже трудно в Киряевку ездить, поэтому на тебе, Майечка, не только мой огород будет, но и Лариса. Если что – не бросай Матренкину». Вот так мы и познакомились, а потом подружились. Лариса столько всего знает! Ее Панкрат учил, два университетских образования, можно считать, дочери в мозги вложил. Но если тебе с пеленок шепчут: «Тише, тише, о папе никто не должен знать. Подруг не приводи, в школе молчи, книги наши никому не показывай, рта не раскрывай, знаний не демонстрируй, иначе родителей посадят, а тебя в детдом сдадут», – то на всю жизнь комплекс останется. Лариса при всем своем уме и образованности из Киряевки шаг боялась сделать, на почте работала, а когда ей предложили стать начальницей отделения, отказалась. «Не высовывайся» – вот ее девиз.

– Печально, – вздохнула я. – Кажется, большевистский переворот свершился тысячу лет назад, но и в наше время встречаются люди, пострадавшие от него. Вот только я не поняла, зачем ты рассказала мне о судьбе Матренкиной?

– Хм, ты плохо слушала!

– Я была очень внимательна!

– Ладно, повторю. Анфиса и Панкрат тщательно готовили «отъезд» Варваркина. Барину было наплевать на утварь, деньги и дом в целом. А вот с книгами он расстаться не мог, и самые редкие тома перетащили к Матренкиной.